Эйлин, Эллочка, Элька

Вскоре появился второй лимон. Он с энтузиазмом присоединился к маханию палочкой. Радуг стало две. Потом меня куда-то повели, я пыталась упираться, но второй что-то проговорил, глаза закрылись сами собой.

Очнулась я в палате. Надо мной неприятно ухмылялся мужик со смутно знакомой рожей.

— Очнулись? Чудненько. Ну, у вас тут и букетец! А скажите-ка мне, уважаемая…

И он вопросительно приподнял бровь.

— Эйлин.

— Уважаемая Эйлин. Что последнее вы помните о волшебном мире?

Блин, не говорить же ему, что, собственно, ничего, так как я не Эйлин и в этом волшебном мире отродясь не бывала. Книги книгами, а в реальности всё может быть совсем иначе.

— Практически ничего. Помню только, как в последний месяц вспоминала заклинания по конспектам, — Целитель ухмыльнулся противно-радостно.

— Чудесненько! А как в школе учились помните? Папу, маму, сына?

— Нет.

— Прекрасно! Частичная потеря долговременной памяти! Артур, ты фиксируешь?

— Да.

Я повернула голову туда, откуда слышался ещё один голос. В углу, подпирая стену плечом и надиктовывая что-то висевшему в воздухе листку с пером, стоял недавний спаситель моего сына.

— Северус! Как мой сын? Что с ним? — Паника начала подниматься удушливой волной.

— С мальчиком всё хорошо. Был сильный магический выброс. Попьет пару дней зелья, и будет в норме. Если бы он был физически развит на свой возраст, приступа удалось бы избежать. Но вот его физическое состояние оставляет желать лучшего, хотя, если посмотреть с другой стороны, на вас было накручено столько всякой пакости, странно, что вы до сих пор живы и вообще обращаете внимание на сына.

Я чуть успокоилась было, но тут же напряглась снова.

— А что на мне было накручено?

— О! — Оживился целитель, и его лицо просияло. — На вас висел такой интересный сглаз!

Ненавижу медицинский юмор. Его понимают только сами медики, на других людей он наводит жуть. Если коротко, оказалось, что на меня был наложен хитрый сглаз, благодаря которому я должна была совершать спонтанные необдуманные поступки, постепенно тупеть и концентрироваться на одной навязчивой идее. Про магию постепенно забывать. Второй пакостью оказалось отрезание от рода. Непонятно, кто это сделал, кто-то из родителей, или последствие того же сглаза, могла отречься сама. Но в связи с этим я теряла магию и здоровье. По прикидкам эскулапов мне оставалось лет 7 от силы. Потом полная атрофия магических каналов и скорая смерть. Брр. Из хорошего: сглаз сняли, но штука с отсечением оказалась сложнее. Там должно быть отменено какое-то условие, а так как мы не знаем его, то пока не можем исправить. Но купировать зельями отток магии возможно. И в меня влили более чем достаточно. С памятью, конечно, шикарно вышло. Теперь не нужно ничего придумывать, всё зафиксировано в медкарте. Уже через несколько часов нас с Северусом должны были выписать. Ведьма принесла счёт. Лечение влетело нам в копеечку. Ушли все золотые монеты, которые оказались галеонами, и ещё несколько сиклей. Но зато в него уже входили зелья, которые Северусу выдадут пить на дому, чтобы его нервная система и мышечный каркас соответствовали возрасту. Целитель Сметвик попросил координаты для аппарации. Я смутно припомнила, что это нечто вроде телепортации. Назвала город улицу и дом, но предупредила, что мы живём среди обычных людей, не волшебников. Целитель только рукой махнул. Я, спохватившись, рассказала о нашем побеге из больницы. На что целитель пообещал вызвать некую загадочную бригаду Обливиаторов, которые всё поправят. Я, не вникая, уж больно много информации, кивнула.

Возвращение домой превратилось в целую эпопею. Но мы, с горем пополам, доехали автобусом до вокзала, а оттуда по привычному маршруту до Лутона. Северус устал и дремал в автобусе. Домой плелись оба на чистом упрямстве. Я и думать забыла, что нас там поджидает его папаша.

Тот сидел на скамейке у крыльца, злой и поддатый. С порога попытался качнуть права, но я, пригвоздив его взглядом к месту, кинула:

— Заткнись, ребенок устал! Проходи на кухню, поговорим, — распахнула дверь и прошла в дом.

Пока умывала и укладывала Северуса, слышала какое-то шебуршание на кухне. Послушался. Ну, что ж, поговорим. Есть у меня парочка сюрпризов из занимательной чёрной тетрадочки Эйлин. Ох, непростая была ведьмочка!

Я взяла палочку, сняла обувь и тихо двинулась на кухню. Из-за двери высунула кончик палочки и, ориентируясь по тени, шепотом произнесла: «КонфУндо!» Судя по грохоту, попала. Вылетела из-за двери, увидела мотающего головой муженька и, наставив на него палочку, пробормотала: «Инкарцеро!» Ничего не произошло. Я попробовала снова. Затем чуть увеличила амплитуду движения палочкой, и из неё вылетели верёвки, спеленавшие моего благоверного. Тот уже пришёл в себя, я всё-таки не профессиональная колдунья, и заклятия мои рассеиваются быстро, и смачно меня материл. Душевно так, но однообразно.

— Тихо! Фонтан заткни, мурло!

От неожиданности тот и вправду заткнулся. Только зыркнул и выплюнул:

— Ведьма поганая!

— Да уж, не лучше тебя, — улыбнулась я. — Чего припёрся, алкаш?

— Ты украла мои деньги! Ты подала на развод! — Зенки с полопавшимися капиллярами вылазили из орбит, а губы кривились в зверином оскале. Так пёс поднимает верхнюю губу, злобно рыча.

— Ну, во-первых, не мои, а наши! Ты забываешь про совместно нажитое, милый мой. А во-вторых, да, подала. Более того, я подала на лишение тебя, алкоголика, родительских прав. И в третьих, ты мне сейчас сам, мирно, подпишешь согласие на развод, отказ от сына и всех имущественных претензий.

От моей наглости он даже зенки пучить перестал, а потом расхохотался.

— Ничего я не подпишу, пока деньги не вернёшь, сука! Ты мне ещё и доплатишь, чтобы я щенка не забрал, ведьма!

Ну, точно пёс, и сына своего щенком считает.

— Я не буду тебе угрожать, Тобиас, но ты так упорно зовёшь меня ведьмой. Ох, зря ты не боишься.

Я оставила муженька на кухне, а сама поднялась в спальню за документами. Адвокат всё подготовил для соглашения, мы не исключали возможности договориться мирно. Вот и договоримся. Спустилась обратно, наложила на мужа Фините, и пока он не успел подорваться, а его одеревеневшие конечности не вернули подвижность, скомандовала: «Империо!»

В тетради Эйлин фигурировало это интереснейшее заклятие с пометкой, что его используют для подавления воли, дабы заставить существо выполнить то или иное действие. Действует и на людей. На Тоби подействовало, его взгляд стал стеклянным.

— Ты сейчас подпишешь все бумаги, вернёшься домой и больше никогда не будешь искать ни меня, ни сына.

Взгляд стал осмысленным, муж подошел к столу, расписался на всех страницах договора, развернулся и вышел за дверь. Я проводила его на крыльцо и взглядом следовала за мужской фигурой, пока та не скрылась за поворотом. Затем, не веря, что всё закончилось, вернулась к столу и внимательно изучила бумаги. Неужели я теперь свободна? Я больше не Эйлин Снейп?

И в этот момент голова у меня резко закружилась, и я потеряла сознание.

Комментарий к Глава 5

А неприятности только начинаются. К сожалению, у нас не Мери Сью, и шишек будет вдоволь.

========== Лирическое отступление ==========

В старинном каменном особняке, поросшем плющом, в одной из комнат западного крыла, в котором в последние пять лет бывают только домовые эльфы, внезапно загорелся свет. Голубоватое свечение исходило от стены. На ней расположился гобелен с огромным ветвистым деревом, которое пестрило именами и портретами различных волшебников и волшебниц. Ветви отличались толщиной, длиной, количеством имён и лиц, а также цветом. Здесь были коричневые, красные, серые, но большинство — чёрные. Вдруг одна из серых покорёженных ветвей с чёрно-белым портретом угрюмой и некрасивой девушки стала светлеть, обрастать листвой, изображение обрело цвет, стало старше и симпатичнее, и от него протянулась тонкая зелёная веточка. Расцвёл невиданный цветок, в центре которого стремительно раскручивалась воронка. Вот она остановилась, и в чаше цветка проявился портрет черноволосого, черноглазого мальчика с крупным носом, что, впрочем, объединяло его с большинством изображений на ветвях древа. Под портретами проявились надписи: Эйлин Элеонора Принц и Северус Тобиас Снейп. Один из домовиков, в чьи обязанности входило следить за гобеленом, подскочил, аппарировал в комнату и, узрев происходящее, бросился будить хозяина. Это была слишком срочная новость, чтобы ждать утра. Спустя несколько минут Абрахас Принц стоял у гобелена, недоверчиво уставившись на проявившуюся подпись. Этого не могло быть, но это происходило. Его отсечённая от рода дочь снова присутствовала на древе, сменив второе имя. И у него есть внук. Принц резко развернулся, взметнулись полы красного бархатного халата; он стремительно спускался в подвал в зельеварню — варить зелье поиска на крови.