Эйлин, Эллочка, Элька

Мой собеседник хмыкнул, а затем более открыто улыбнулся половиной лица. Глаза тоже смеялись.

— Эйлин, а давайте на ты? — вдруг предложил он.

— А давай! Как мне тебя называть?

— Шура. Так меня все сотрудники зовут, ну, или СанСеич. Это они так моё имя-отчество со словом сэнсэй скаламбурили, — и он снова улыбнулся. И улыбка у него была очень искренней и заразительной, вдруг преобразив лицо из хмурого в открытое и даже интересное.

— Тогда зови меня Элей, — решилась я. За долгое время мне вдруг страшно захотелось быть собой. Всего час я буду жить со своим именем. И говорить на русском.

— Хорошо, Эля. А расскажи-ка мне поподробнее, что именно в твоей жизни происходит, и почему ж тебя с родины на чужбину потянуло?

И вот как ему объяснить про то, что всё совсем наоборот, и я хочу вернуться домой? И чужбина здесь, а не там, в далёкой, незнакомой России-магической? И тут решилась, гори сарай, гори и хата!

— СанСеич, а не мог бы ты зачаровать, чтобы нас никто не подслушал, и пообещать мне, что подробностей этого разговора никто не узнает?

После замысловатого наговора на русском, что характерно, палочку он не вынимал, и клятвы о неразглашении, я начала:

— СанСеич, ты в переселение душ веришь?..

Спустя час моего повествования, во время которого Шура становился то серьёзным, то недоверчиво прищуривался и сыпал вопросами, он выдал: надо выпить. Тут я была согласна, надо. Мы договорились встретиться после работы, так мне уже пора было бежать, и я отправилась обратно в Мунго, а он, заказав кофе покрепче, остался в заведении.

Нотт целый час проторчал под ресторанчиком, наблюдая занимательную беседу Эйлин с незнакомцем. А дискуссия разворачивалась нешуточная. Они даже есть забывали, о чем-то ожесточенно споря. Но, что порадовало Нотта, никакой романтикой тут и не пахло.

«Скорее всего, коллега», — успокоился он и отправился восвояси.

А Александр Сергеевич после занимательного разговора заказал кофе, пожалев, что в этом заведении нет алкоголя, и напряженно думал над полученной информацией, решая, что же ему делать дальше. Он расплатился, вышел на крыльцо и с наслаждением закурил. После второй сигареты повернул к незаметному с дороги переулку и переместился. У него на сегодня была назначена ещё одна встреча — с Марией. А потом он обязательно вернётся сюда за Элей. И коньяк возьмёт с собой, армянский. Слишком многое она не успела рассказать. Он был уверен, что историю, кажущуюся на первый взгляд бредовой, она не придумала. Слишком русской была эта англичанка. Слишком легко и привычно он ругалась и вставляла словосочетания, поговорки. Упоминала Чёрта, а не Мерлина. И было в ней что-то, словно она сбросила с себя тяжёлую и неудобную униформу на время этого разговора. А затем снова в неё влезла, когда наступило время возвращаться на работу.

Встреча с Марией тоже принесла много неожиданностей. Как оказалось, после первого письма её ситуация улучшилась. Они поговорили: о нём, о ней, о детях и их судьбе и об Эйлин, с которой Мария уже познакомилась. Как оказалось, к изменившейся в лучшую сторону ситуации женщины приложил руку не только братишка, но и Эля. Мария ему понравилась. Симпатичная, хоть жизнью битая, но не озлобленная. И он с удовольствием пригласил её на свидание через несколько дней. А сегодня его ждал интригующий вечер в компании русской англичанки, армянского коньяка и бельгийского шоколада.

После работы меня ждал знатный сюрприз. На выходе из больницы меня ожидали двое. Чарльз, неизменно прекрасный и с букетом роз, и Шурик, очень подозреваю, что с обещанным коньяком. Пришлось знакомить. Штирлиц из меня так себе. Но, кажется, справилась. Шурик представился «коллегой по переписке», и чего мне стоило удержать лицо, известно только Богу. Хотя стоит привыкнуть говорить «Мерлину». Нотт вызвался проводить меня домой, хотя смысл провожать человека, который перемещается портключом? Я витиевато, у папаши выучилась, извинилась перед ним за то, что не смогу провести вечер в его компании, аргументировав это уже обещанной встречей с Александром Сергеевичем. И, взяв колдуна за руку, активировала портключ. Глупо было бы заседать в ресторане, если есть целое поместье с кучей гостиных, каминных и ещё чёрт-знает-каких помещений. Не знаю, как Нотт отнёсся к моему побегу, но чувствую — не одобрил. И предстоит мне нелёгкий разговор. Но это будет завтра. Проводила Шурика в ту самую комнату с камином, в которой состоялся наш разговор с Ноттом. Тут был стол, камин и два кресла. А у Шуры таки оказался очень хороший коньяк и несколько плиток великолепного бельгийского шоколада. Попросила эльфа быстро сообразить нам ужин, а ещё нарезать сырка и лимончика. От предвкушения коньяка с лимоном аж слюна выделилась. Оставила гостя ненадолго и отправилась переодеваться. Устала. Натянула брюки и домашнюю рубашку, обула мягкие домашние туфли и распустила волосы. За день от шпилек ныла голова. Поцеловала Северуса и повела знакомить с гостем. Сын был не очень доволен. Он недавно научился кружить кубики по комнате и теперь сосредоточенно левитацией строил высокую башню, от чего я его и отвлекла. Мы спустились по лестнице, и я представила мужчин друг другу:

— Александр Сергеевич, это мой сын, Северус Тобиас Принц. Северус, это Александр Сергеевич, он знаменитый магозоолог и директор заповедника волшебных животных в другом магическом государстве.

Мужчины внимательно смотрели друг на друга. СанСеич — с интересом и лёгкой улыбкой, Северус — хмуро, но с любопытством. Он не очень любил новых людей, но тут целый директор волшебного заповедника! Затем Шурик протянул сыну руку, и тот пожал её как взрослый. Лёд треснул. Мы сели, сын забрался ко мне на колени и предсказуемо засыпал гостя вопросами. Какие животные живут в заповеднике, и есть ли там море? А может ли Птица Рух поднять собаку? А корову? А домовые эльфы у него есть? Как нет? Почему? Кто такие домовые, и чем они отличаются от эльфов? Шурик отвечал односложно, но с улыбкой. Когда сын чуть выдохся, я успела вклиниться:

— Север, хватит, Александр Сергеевич ещё не ужинал. Иди, достраивай башню, я через часик приду, посмотрю, что ты построил.

Сын состроил жалостливую мордашку, понял, что не проканает, и со вздохом поплёлся по лестнице наверх. Хотя надолго его не хватило, и на последние ступеньки он уже взлетал.

— Где ты так научился общаться с детьми? — Этот вопрос волновал меня практически весь разговор, в который я не вмешивалась.

— Экскурсии, — односложно ответил он. — У нас раз в месяц программные школьные экскурсии, ещё бывают заказные от частных лиц. Я привык.

Никогда бы не подумала, что в заповедник волшебников могут водить как в зоопарк. Хотя почему нет? В Хогвартсе вон, были уроки ухода за волшебными существами. Почему не проводить в рамках подобных уроков ознакомительные вылазки в места обитания живности? Теперь понятно, почему сынуля не утомил гостя. Толпа школьников похуже одного егозы-четырёхлетки.

— Сын на тебя похож, — сказал Шурик.

— И на муженька бывшего, чтоб ему всю жизнь икалось, — ответила я. И предложила — Давай за знакомство?

Гость хмыкнул и набулькал нам в бокалы на два пальца. Мы пригубили, закусили — он сыром, я лимоном. Вкусно…

— Не врёшь, слишком много в тебе от моих соотечественников. Но от этого как-то, брр, аж мурашки. Невероятно это всё переселение душ!

— Невероятно, Шура, поднимать с помощью палки предметы в воздух, грязь испарять и раны заращивать, — ответила я. — Ты колдун, Шура, как для тебя вообще может существовать понятие невероятно? Вот у тебя в заповеднике условно-несуществующие животные есть?

— Есть. Кот Чеширский, в горах живут Йети, только они невидимые. Жар-птица есть.

— Вот, я тоже такое несуществующее животное. Чем мой случай удивительнее остальных? Твои животные, почему они в заповеднике?

— Их уничтожат, — голос Шуры стал глухим и злым. — На ингредиенты разберут, или сами вымрут из-за херовой экологии. Им осталось не так много места на земле. А Лукоморье огромное. Там есть разные климатические зоны, и пределов у него нет. Чем больше волшебных зверей будет в Лукоморье обитать, тем дальше оно расширится, и больше новых видов мы сможем туда подселить или вывести. Мой друг, Ньют, из ваших, англичан. Очень мужик толковый. Тоже спасает, как может, животных. Он их в своём чемодане носил. Сил вбухал немеряно, создал огромный пространственный карман и спасал. Как мог. А потом мы познакомились, он увидел Лукоморье и выпустил их. Всех! Теперь они могут бегать, летать, вить гнёзда, и они свободны! И с нас ничего не взял, не потребовал взамен, кроме возможности навещать. Вот так вот.