Дракон Нерождённый

– Ты Чу’Ла?

Ответ пришёл прямо в разум Дектро:

«Я-мы Чу’Ла. Я-мы Шепчущий. В собственной плоти. Впервые за многие тысячи солнечных хороводов, капитан. Я-мы живая воля Господ, готовящая мир к их возвращению. Говорите, капитан, вы проделали долгий путь, заслужив это право».

Существо стояло на воде как на тверди, длинные пальцы с перепонками, похожими на мыльную плёнку, чуть шевелились, пасть приоткрывалась и закрывалась, глаза пытались разъесть душу человека.

– Мне поручено…

«Мне-нам известно, капитан. Ваш достославный господин испытывает сомнения и выражает недовольство мной-нами. Ведь я-мы так много просим, но платим лишь обещаниями. Он всё ещё думает как смертный, по привычке считает дни, подгоняемый осознанием конечности своего бытия. Зря. Его ждёт вечность. Отправляйтесь назад и передайте достославному Солодору Сванну, что великие шестерни механизма наконец-то начали движение».

– Его вряд ли удовлетворит такой ответ.

Даже перед лицом чего-то столь отвратительного и сильного Дектро не забывал дерзить. Первая волна страха быстро ослабла, а непробиваемая воля осталась с ним.

«Мурена» широко распахнула пасть, дёрнулась на длинной шее, сверкнули прозрачные зубы.

«Капитан, прямо сейчас каган ведёт огромную армию на восток. Вы знаете, зачем?»

– Вы ему приказали.

«О, нет. Каган идёт возвращать землю, украденную у его предков сотни поколений назад. Землю, которую теперь называют Доминионом Человека. Он жаждет её, как жаждали его пращуры, и у него есть сила, чтобы вернуть дом народу шхаур’харрахов, которых вы зовёте псоглавами. Знаете, откуда она взялась, эта сила?»

– Вы ему её дали.

«О, нет. Эту силу его народ копил в Мерместусе, краю, который вы зовёте Дикой землёй, чтобы потом, ныне, единым ударом смести ненавистных врагов. Но у них ничего не получилось бы без благословения лесных богов кез-гхеруб, Рогатых Владык. Это они приютили изгнанных псоглавов, дали защиту и позволили родиться великой силе. Дабы потом, ныне, эта сила сломала печать, не пускающую их в Лонтиль. Ибо Лонтиль – дом кез-гхеруб, отнятый эльфийскими завоевателями».

Длинный прозрачный палец указал в потолок пещеры.

«Небо разделяет алый шрам. Он растёт, но его дело ещё не завершено. Как только воплотятся мечты шхаур’харрахов и кез-гхеруб, воплотится и мечта Господ. Ибо она у этих союзных сторон едина, – вернуть себе дом, несправедливо отнятый завоевателями. И тогда звёзды падут с небес, и из глубин восстанем мы, и затрясётся Валемар, и Солодор Сванн получит обещанное. Все моря и океаны мира станут его. Я-мы завоюем для Господ сушу и всех, кто на ней, а моря отойдут новому богу пучин. Таков был уговор, и он нерушим. Плывите обратно, капитан, и передайте это заверение Королю Пиратов. Я-мы, Шепчущий, проследим, чтобы ваш путь был гладким и безопасным…»

Существо медленно опустилось под воду и растворилось в ней без следа.

Пролог 2. Во чреве Дикой земли

Гариб сидел на корточках и тянул руки к костру. Сальные завшивевшие лохмы и борода делали его похожим на бездомного бродягу; поза и чёрный сюртук скрадывали особенности фигуры. Казалось, некромант пытался согреться, но на самом деле он душил огонь. Веки были опущены и трепетали, зрачки метались из стороны в сторону, губы нашёптывали долгий речитатив.

Костёр находился в центре оккультного круга, вырезанного ножом по расчищенной земле. В некоторых сегментах чертежа валялись ритуально убитые звери: пара белок, пичуг, заяц и целый барсук, – скромное подношение духам посмертия. Гариб очень надеялся, что этого хватит, ибо нуждался в волшебном жезле немедленно.

Волей злобной языческой богини Гариб уже некоторое время обитал в Дикоземье, – краю смерти, доме чудовищ. Вокруг простирался бескрайний древний лес, мечтавший поглотить человека, но пока что Гариб дышал. Он неустанно возносил хвалу богу-шакалу за это, ибо в мире живых у него ещё остались дела. А кроме того Гариб благодарил верного спутника и помощника, Молха. Проклятая старуха забросила в Дикоземье их обоих, и, не будь Молха рядом, некромант давно уж преставился бы.

Заклинание подошло к концу, костёр погас, зверодухи ушли вместе с дымом. Глаза волшебника открылись, в них ещё несколько мгновений жило фосфорное свечение. Пальцы Гариба, бледные до синевы, ухватили жезл и поднесли к лицу.

По сути то была лишь крепкая палка, ошкуренная, покрытая оккультной резьбой и заговорённая. Настоящий жезл, серебряный, искусно украшенный и зачарованный, Гариб спрятал очень далеко и давно, когда путешествовал по Вестеррайху. Такой артефакт мог привлечь псов Господних и проложить хозяину дорожку на костёр. Этот же… ну по крайней мере, то была осина, – самое волшебное дерево. Жезл имел два локтя длины, не слишком кривой, уже подсушенный, с резными символами, прокрашенными запёкшейся кровью и золой от жжёных костей. Гариб перенёс в древесину заклинание Разверзатель Плоти, потом Заргдацу. Некроманту явственно полегчало.

Такие как он умели хранить внутри себя готовые плетения, однако, чем больше их было, тем тяжелее приходилось волшебнику. Доселе Гариб хранил в черепе двенадцать, и чувствовал себя нехорошо. Почти каждое из них являлось частичкой посмертия, которая убивала хозяина словно медленный яд. Вот был бы он личём, смог бы держать в себе многие десятки заклинаний безо всякого вредя.

Подумав немного, Гариб рискнул и перенёс в жезл ещё и Бесплотное Копьё, на том пока ограничился. Если перенапрячь эту несчастную палку, она превратится в гнилую труху и придётся начинать всё заново. Тем временем, с тремя заклинаниями в жезле и девятью в теле некромант был и вооружён, и вполне жив. Могильный холод уходил из мышц, дыхание стало глубже, заурчал желудок.

Он развёл новый костёр в сторонке, достал ритуальный нож и разделал всех животных. Зверодухи ушли, но плоть-то осталась. Гариб тщательно вырезал все кости, даже самые мелкие и отложил их, мясо испёк на углях и насытился.

Это было очень опасно, – разводить огонь; простые-то звери боялись его, но чудовища скорее стремились на запах дыма. Жажда человечины легко подавляла страх перед «алым цветком». Первое время они с Молхом опасались выдавать себя, жили от схватки до схватки, получали раны, боялись ночи… По крайней мере, Гариб всё это переживал, а что чувствовал Молх оставалось тайной. Некромант не знал, сколько времени длилось их изгнание, неделю, две, месяц? Сколько бы ни было, это время пошло обоим на пользу, они немного обвыкли.

Огонь горел в ямке, окружённый ветками, стоянка была обустроена среди замшелых валунов и деревьев, которые преграждали свету путь вовне. Прислушиваясь к каждому шороху, Гариб вытягивал из костей влагу, делая сухими и ломкими. Затем некромант стал перетирать их парой плоских камней, он нуждался в костной муке.

Послышались тихие шаги, волшебник взялся за жезл, замер. К свету вышел Молх.

– Значит, ты не умер пока меня не было. Похвально. – Его голос походил на рык огромного хищника

Молх был высок и костляв, словно приморенный голодом. Он сильно напоминал человека, но только напоминал: большой голый череп, выпуклые глаза и массивные челюсти заставляли задуматься, а покрытая красно-розовой сыпью кожа вызывала отвращение. Тело Молх обматывал длинными отрезами ткани, формируя накидку и юбку. Некогда эта ткань была красной, но выцвела до розоватой белизны и всегда оставалась сырой. На поясе болтался большой бурдюк. Ходил босиком.

– А ты, слава Зенребу, не заблудился в трёх соснах. Отрадно.

Молх пожал костлявыми плечами, поднёс человеку грубое лукошко ягод и небольшую флягу.

– Я вернулся с добычей, – пробасил он, – с большой.

Послышался треск веток, сквозь кусты к стоянке вышел медведь. Зверь ступал неуверенно, дёргаясь и шатаясь, то и дело взрыкивал, пытался убежать. Он был до смерти перепуган.

– Подойдёт?

– Более чем! – обрадовался Гариб, вставая с ножом в руке.