Дракон Нерождённый

– Подкрепить силы, добрая госпожа. Мне-бы чего-нибудь… без мяса.

– Болеешь, милый?

– Нет, просто… я дал обет.

Светлые брови приподнялись, интереса во взгляде женщины стало больше.

– Пилигрим?

– Да. – Он не любил лгать, но в этот раз и не пришлось, – в некотором роде Обадайя был настоящим пилигримом.

– У нас есть ещё рагу на постном масле, – овощное. Ты продрог поди, на улице слякоть, принесу тебе грога.

– Не стоит…

– Сиди, милый, сиди, – она ушла, по дороге давая указания другим разносчицам, передала кому-то поднос, зашла за барную стойку.

Оби ждал, а заодно и замечал, что у многих посетителей были разноцветные руки. Вероятно, блуждая, он вернулся во владения цеха красильщиков. Доносились обрывки разговоров: купцов заботило подорожание хлеба; охранники вспоминали, сколько раз им пришлось отбиваться от тварей ночи, пока вели торговый поезд; моряки описывали кровавую размолвку и войну, что началась промеж королей Стигги и Эриге за Седым морем. И совершенно всех заботила весть о вспышке катормарского мора на востоке Вестеррайха.

– Вот, милый пилигрим, ешь, набирайся сил.

Перед ним появилась миска, источавшая аппетитный аромат, пара ломтей хлеба и кружка с чем-то горячим. Женщина улыбнулась ласково, облизнула губы и ушла.

К еде он приступил, только помолясь, а когда очистил миску, ещё долго сидел с кружкой в руках, – слушал.

Дверь распахнулась и в таверну вошёл человек при мече, сопровождаемый холодным ветром. Поверх стальной кирасы было надето гербовое сюрко с голубой рыбой-мечом рода Орли. Солдат стал в полной тишине, сурово огляделся, прочистил горло.

– Вы знаете указ лорда: в ночи по улицам не шататься, чудовища забредают в предместья! Через полчаса патрули вернутся в караулки и лучше бы вам всем к тому времени сидеть по домам! Допивайте и проваливайте!

Послышалось недовольное ворчание, но клиенты, тем не менее, засобирались. Высокая женщина оказалась рядом и положила руку Оби на плечо.

– У тебя есть, где переночевать, милый пилигрим?

– Нет, госпожа. Я хотел бы заплатить за пищу и за лавку.

– О, все лавки заняты, но есть одна комнатка, где сможешь отдохнуть, милый.

Оби взглянул на её ауру, мерно вздымавшуюся грудь, трепещущие ноздри, заметил маслянистый блеск в глазах и принял решение.

– Ваша доброта – Божий дар. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.

– Позабочусь, милый, позабочусь, – волнительно проворковала она.

Посетители быстро расходились, другие расстилали поверх лавок тонкие одеяла и готовились ко сну; закрывались ставни, гремели засовы на дверях.

– Иди вон через тот коридор до конца, милый, в комнате есть кровать, умывальные принадлежности, всё что нужно для усталого путника.

Так он и поступил. В большой, уютной комнате нашлось всё обещанное. Обадайя обмылся как следует и натёр зубы целебным порошком, убрал ношеное в сумку. Когда дверь отворилась, он как раз собирался надеть свежую сорочку.

Она приблизилась без слов, прижалась, кожа и волосы женщины были влажными и пахли мылом, ладони двигались по его торсу, ощупывая каждую мышцу, глаза блестели.

– Какой же ты красивый… какой же, – она попыталась поцеловать, однако, он чуть отвернул голову и горячие губы ткнулись в щёку, – гладкий… Личико ангела, тело воина… боже, боже мой, я теряю голову…

Обадайя положил руку ей на темя и властно надавил, женщина охотно опустилась на колени, её сладострастное дыхание грело пупок, пальцы плохо слушались от вожделения и разобраться с поясом она не успела.

– Ломмелия, нам следует помолиться о твоей душе и о страстях, терзающих её.

Лучезарное касание опустилось на его макушку, строки молитв зазвучали будто сами собой, наполняя спальню светом. Юноша вёл священный речитатив и следил, как из тела женщины выбиралось маленькое уродливое существо, бесплотное, незримое для глаз смертных. Мерзость беззвучно корчилась, а когда прозвучало заветное «аминь», растаяло без следа. Малое воплощение похоти, демон ишкегаль, был изгнан в Пекло.

Хозяйка таверны стояла на коленях, пряча лицо в ладонях, а плечи её тряслись от плача. Оби тоже опустился, обнял её.

– Уйми слёзы, дитя.

– Не трогай меня, я грязная, грязная!

– Грязь, – не кровь, её можно смыть. Хоть бы и слезами. Покаяние обережёт тебя впредь.

Он исповедовал её, потом уложил в кровать.

– Когда супруг вернётся из плавания, ты расскажешь ему обо всех своих прелюбодеяниях, – велел Оби голосом, не подразумевавшим ослушание. – И, если Господь-Кузнец будет милостив, получишь прощение. Он любящий и понимающий, у него большое сердце.

– Да, – ответила хозяйка таверны, крепко сжимая руку юноши, – он очень хороший.

– А теперь спи.

Укрыв её, Оби отправился в общий зал. Лучезарное касание оставило его, усталость навалилась, и юноша улёгся спать прямо на стойке бара.

Он покинул таверну до рассвета, совсем не выспавшийся и опять голодный. В сумке было достаточно припасов, но волшебник решил позавтракать, когда доберётся до торгаста. Впредь следовало избегать людных мест, пожалуй. Страждущие души слишком сильно притягивали его внимание, требовали заботы и сил, но людей было много, а он один, и всем помочь никак… От этой мысли юноша горько в себе разочаровался. Он поспешил к церкви, надеясь, что двери будут открыты.

Солнце ещё не взошло, предместья тонули в промозглом тумане, поглощавшем звуки и свет. Он шагал, ведя пальцами по стенам домов, не спешил, чтобы не споткнуться, а потому ступал тихо и не привлёк внимания, когда оказался близ церкви. Там, под закрытыми дверьми собрались люди с застеклёнными лампами. Их голоса звучали приглушённо, Оби навострил уши.

– … ломать?

– Да, ломайте!

– Ломать двери храма?

– Сыне, Господь не наделил меня благодетелью терпеливости особо щедро и повторять одно и то же по кругу я не могу! Вот документ с печатью и подписью Преосвященнейшего Владыки епископа Далона, который велит разобраться в делах прихода сего! Ты читать умеешь, дурень?

– Да, святой отец…

– Вот и читай. Не дело, когда церковь заперта, а священник исчез, кто будет окормлять паству? Может быть, ты, сержант?

– Н-нет, святой отец!

– Тогда ломайте двери!

Обадайя приблизился, оставаясь незамеченным пока что. Стало легче разглядеть пятерых в доспехах и фигуру в монашеском плаще. Один из солдат размахнулся топором, обрушил удар на створки, размахнулся ещё раз. Он рубил с огромной силой, так что очень скоро искалеченные двери распахнулись и служилый ввалился внутрь церкви.

– Господи! – прозвучал крик.

Епископский гонец поспешил внутрь и криков стало больше, остальные солдаты вошли следом, двое тут же вернулись растерянные. Оби замер, прислушиваясь, крики не смолкали, но вот среди голосов прорезался ужасный нечеловеческий вопль, перешедший в вой. Под сводами храма зазвучала брань, визги, и наружу выскочило нечто. Оно заревело, отшвырнуло одного из солдат, повалило другого, и бросилось наутёк. Обадайя бросился в погоню, не столько зная, сколько чувствуя, что так надо.

Он гнался за существом по тёмным улицам предместий, ориентируясь на вопли и зажигавшийся в окнах свет, тихо молился о направлении с Небес. Пожалуй, именно благодаря молитве юноша таки догнал существо на судоверфи. Оно бегало во мраке среди туш кораблей, щетинившихся рёбрами шпангоутов, пока не забралось в один недостроенный фрегат.

Обадайя, видевший это благодаря чарам Енотовых Глаз, пошёл следом. Его сапоги взбивали пыль и древесную стружку, из левой ладони проросла белая веточка с золотыми листьями и жёлудем на конце, – волшебная палочка. Сердце билось гулко, шумела кровь, юноша двигался в дальний конец трюма к куче непонятно чего, свернувшегося на полу и… плакавшего. Встав рядом, он склонился и осторожно опустил руку.

Грязная, разодранная сутана висела лентами на измождённом человеке. Он вздрогнул, почувствовав касание, но ласковый голос Оби успокоил бы и льва. То был старый мужчина с разодранным в кровь лицом и совершенно безумными глазами. Искусанные губы непрестанно шевелились, текли слёзы и слюни, под ногтями гнили кусочки кожи, а волосы были почти полностью выдраны.