Дракон Нерождённый

Райла тоже вернула скрамасакс на место.

– Что теперь?

Настало прохладное утро, и в небесах появилось нечто белое, продолговатое. Оно спускалось; узнавался киль, доски днища, два ряда вёсел по бортам. Совершенно невероятной красоты корабль приземлилась посреди двора: молочно-белая древесина мягко светилась, парус был выткан словно из тончайшей паутины; носовая фигура изгибалась лебединой шеей.

– Надо же, – протянул Майрон восхищённо.

– Она летает, – метко указала Райла, стоявшая рядом.

– Это Лебяжья Ладья, Райла. Одно из пятисот Сокровищ Исхелема.

– А. Значит, где-то есть ещё пять сотен таких?

– Нет. Архимагистр[6] Исхелем был лучшим создателем волшебных вещей в истории Валемара. Он жил при Джассаре… создал за свою жизнь пятьсот совершенно невероятных предметов, и спрятал их внутри пятьсот первого, – в потустороннем измерении, Сокровищнице. Большинство заклинаний, чтобы призвать их, утеряны, а те, что сохранились, оберегаются могучими волшебниками. Лебяжью Ладью уже тысячи лет никто не вызывал…

Х-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

– Прежде всего, – пророкотал голем, – вы должны надеть эти кольца.

Майрон пригляделся к раскрытой бронзовой ладони, всмотрелся в чары, наполнявшие пару неброских артефактов.

– Какое изящное нагромождение защитных чар. Надевай, Райла, эти кольца защищают почти от всего, без них мы можем не осилить путешествие.

– Ух!

Х-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

– Время. – Голем высоко подпрыгнул и оказался на борту. – Поторопитесь.

Майрон обернулся.

– Оби, не забывай, что я тебе говорил.

– Помню. – Юноша грустно улыбался, глядя снизу-вверх. – Я всё помню, учитель.

Седовласый вновь испытал порыв обнять его, и вновь остановился. Не столь мягкими были их отношения прежде, чтобы объятья вышли естественными.

Лаухальганда выкатился из дома и вдруг оказался на руках у Райлы, которая чуть не уронила ножны с мечом.

– Мря-я-я-я!

– А я тебя помню! – воскликнула та.

– Мря! Мря! Мр-р-ря!

– Ты тоже симпатяга.

Майрон и Обадайя переглянулись. Седовласый помог охотнице перебраться через высокий борт и взглянул вниз, на ученика.

– Может быть, когда мы встретимся в следующий раз…

– О том, что будет, и будет ли вообще, ведает лишь Господь-Кузнец, учитель.

– Ни прибавить, ни убавить.

Лебяжья Ладья мягко оторвалась от земли и начала подъём, непрестанно ускоряясь. Раздувался против ветра парус, сами собой гребли вёсла. Корабль летел навстречу заре, которая ещё не успела перевалиться через Драконий Хребет и озарить Вестеррайх. Осень была в разгаре.

Рассудком Майрон стремился к ответам на вопросы, но сердце привело его на корму, и заставило долго прощаться с домом. Райла же достигла всего, чего желала и в её душе царствовало умиротворение.

Ладья поднималась выше облаков, выше небесной синевы. Когда восхождение завершилось, трое увидели изгиб мировой сферы вдали, увидели, где заканчивался день и начиналась ночь, увидели континент, давший миру второе имя; моря, океаны. Выше них теперь были только луна и солнце, только звёзды, только холодная пустота. Корабль плыл по поверхности мирового океана магии, преодолевая часы за минуты, а дни за часы. С огромной скоростью он шёл на восток.

Голем из Беркагоста замер возле носовой фигуры и всю дорогу смотрел вперёд. Майрон бродил по палубе, от борта к бору, узнавал живую карту Валемара, и впитывал грандиозное зрелище. Райла же быстро утомилась, – кольцо защищало её от смерти, но не прибавляло сил, так что охотница улеглась на белые доски и покрытый инеем Лаухальганда пристроился рядом, фырча.

Глава 2

День 12 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, о. Юлга, г. Маркун.

Один из самых больших остовов Аримеады, Юлга, имел на своём теле уродливую опухоль, – мрачный древний город Маркун. Правили тем городом воры, возведшие жадность в ранг религии. Всё самое мерзкое и запретное можно было найти в этой клоаке мира, были бы деньги и связи.

Но в каждой темноте есть особенно чёрное местечко, и для Маркуна им был район Паутина Теней. Из самого её сердца росла высокая башня, от которой расходились по небу цепи. Все знали, что хозяев башни стоило бояться, ведь они никогда не воровали и не грабили, – они убивали.

Орден моккахинов, убийц, таящихся в темноте, пришёл с материка, из жарких пустынных земель. Он прочно обосновался среди воровской братии, а его госпожа стала одной из клептархов, – хозяев Маркуна.

В тот час она была внутри своей башни, стояла посреди приёмной залы, а перед ней согнул выю коленопреклонённый мужчина. Оба они были страшны, но каждый на свой манер.

Её звали Зиру, и страшнее женщины мир не видел. Худая как скелет, с кривой шеей и треугольным лицом, кожа на котором была столь сильно натянута, что вместо чувств показывала уродливые гримасы. Отвращало в ней всё, начиная с провалившегося носа, и заканчивая бесцветной соломой волос. Но особенно ужасными были глаза: огромные, не моргающие, с радужками, изменявшими форму и цвет в странном, гипнотическом танце. Тот, кто смотрел в эти глаза, мог очутиться внутри собственных кошмаров и никогда больше не выбраться.

Мужчина, стоявший на коленях подле её ног, пугал не столько обличьем, сколько предвестием зла, которое растекалось от него словно вонь от разлагающегося трупа. Он был одет сплошь во всё чёрное, с тяжёлым плащом на плечах; по темени от уха до уха шёл серебряный ободок, с которого на левую половину лица ниспадала вуаль. Правая половина выглядела худой, измождённой, на бледной коже не росло ни единого волоска, а глаз был снулый как у мёртвой рыбы.

– Мой великий отец, – голос Зиру походил на скрежет металла по стеклу, – приходил во снах, предвещая твоё появление, Эгидиус Малодушный. Встань!

Колдун повиновался неловко, медленно, потому что его левая нога, также, как и левая рука давно отсохли и почти не двигались.

– Расскажите мне, прекраснейшая госпожа, – прошелестел бесплотный голос.

– Мой великий отец сказал, что не может вернуться в мир живых, пока для него нет достойной оболочки.

– Достойной оболочки, – повторил Эгидиус шёпотом.

– Он сказал, что ему нужно тело, лишённое собственной души и разума, достаточно сильное, чтобы стать сосудом его духа и колоссальной магической мощи.

– Что-то ещё?

Её натянутый рот перекосило, – Зиру улыбалась.

– Тело должно быть мужским и родственным.

Снулый глаз медленно моргнул.

– Родственным… что это значит? Может быть, имеются в виду… общие гены?

– Не знаю, я не волшебница и не учёная, – только уста моего великого отца в мире живых.

– Простите, прекраснейшая…

– Из всех слуг, – скрежетала женщина, – он избрал нас двоих. Меня, как дочь, и тебя, – как верного и непреклонного! Думай, Эгидиус! Если он решил, что сказанного достаточно, значит, так и есть!

Малодушный поник, провалился внутрь себя. Не живой и не мёртвый, стоял он так сгустком черноты посреди мрачного помещения. Зиру вернулась на трон и стала ждать. Ей было интересно, что скрывалось под вуалью, настолько интересно, что внизу живота родилось волнение и ужасная женщина сжала тощими бёдрами свою ладонь.

Прошло время, прежде чем колдун отмер.

– Я подумал, прекраснейшая госпожа.

– И?

– Однажды ваш великий отец сказал, что имеет всего одного прямого потомка. Других детей он не нажил, значит, искать их бессмысленно. Также, как и других его родственников. Тайну своего происхождения Второй Учитель не доверял никому.

– И? – повторила Зиру.

– Даже если бы мы нашли кого-то родного по крови, это оказалось бы бессмысленно. Нужно тело без души и разума… чистое, а ещё достаточно сильное… почти невозможно.

– Сосредоточься на «почти», – приказала ужасная женщина.

6

Высшая степень посвящения волшебника, уступающая только Абсалону; во времена расцвета магии, архимагистров были сотни, теперь не осталось ни одного официально известного.