Страница 7 из 160
— Помимо интереса к загадочным событиям я обладаю инстинктом самосохранения. Отрастил в Дакии в юности, — отрезал Мустафин. — Тебе тоже было бы полезно им обзавестись, если хочешь дожить до конца обучения.
— Вы вызвали меня сюда за этим? Серьезно?
Мустафин наградил меня долгим взглядом, значения которого я понять не мог. Но чувствовал, что от куратора буквально несло недоверием. Все, эта ниточка к Темной Аспиде была для меня потеряна. После рандеву с Фрейдом Мустафин перестал видеть во мне возможного помощника. Потому что догадывался — свобода не далась мне бесплатно.
— Я хочу убедиться, что ты, Соколов, правильно понимаешь сложившиеся обстоятельства. Даже если Долгоруков стал твоей феей крестной, это не отменяет твоей ответственности за нарушение дисциплины.
— Накосячил — отвечу, — пожал плечами я. — Отпираться не стану.
— Похвальное рвение. И хотя дело замяли, а наспех состряпанная легенда успокоит юные умы, ты должен понимать, что Аудиториум случившегося не забыл. И я не забыл. Это ясно?
Я кивнул.
— Конечно.
— Поэтому я глаз с тебя не спущу. Буду совать нос в каждое дело, которым ты озаботишься. Выясню все о дружках, с которыми общаешься. Сделаю…
— Савва Ильич, уверяю вас, лучше не стоит.
Не знаю, откуда во мне проснулась эта дерзкая уверенность, но сейчас я отчего-то знал, что Мустафин блефовал. Не было у него влияния. Не было возможностей перебить приказы самого ректора.
И по глазам куратора я понял, что он осознал — блеф не прокатил.
Я вздохнул и уставился на Мустафина.
— Савва Ильич, уверяю вас, что отныне у меня гораздо больше причин вести себя образцово, чем вы полагаете. Я не могу рассказать подробностей, но, скажем так, его высокопревосходительство сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться. И теперь я обязан соблюдать интересы Аудиториума.
Куратор разочарованно вздохнул.
— Так и думал. Жаль. Значит, они нацепили на тебя ошейник.
— Или так или смерть.
— Тоже верно.
— Но это не значит, что я потерял интерес к ряду… тайн, — улыбнулся я.
— И думать об этом забудь.
Я улыбнулся еще шире. Сам не понимал, что на меня нашло. Но ощущения были такими, словно я нашел недостающий кусочек мозаики, и картинка начала складываться. Чувство пришло раньше, чем мысль, но я уже знал, как следовало поступить.
— Все, что я буду делать, я сделаю в интересах защиты Аудиториума, — сказал я. — Понимайте как хотите.
Мустафин покачал головой и взял в руки документ, что лежал сверху.
— Я больше не стану обсуждать это с тобой. Однако раз легенда кажется твоим покровителям достаточно крепкой, кто я такой, чтобы препятствовать ее реализации? — Он неприятно улыбнулся одними губами, а темные глаза оставались пронизывающе холодными. — Ознакомьтесь с приказом в отношении вас, ваше сиятельство.
Я молча принял протянутый документ и пробежался глазами по строкам.
— За грубейшее нарушение дисциплины…. Кража артефакта из Лабораториума… Дисциплинарное взыскание… Неделя в карцере? — вытаращив глаза, воскликнул я.
Куратор пожал плечами.
— Имею право. Все по уставу. И все указывает на то, что зачинщиком и главным исполнителем сей забавы были вы, Михаил Николаевич, — холодно ответил он. — Поэтому ближайшую. Неделю вы проведете в строжайшей аскезе в одиночной комнате без ментальной связи, развлечений и встреч. Надеюсь, это поспособствует скорейшему обретению вами здравого смысла.
— А что с учебой?
— Ваши проблемы, как нагонять пропущенную программу. Карцер на то и карцер.
Мелковато же ты пакостил Аудиториуму за мой счет, морда кураторская.
Я положил документ на стол.
— И когда приказ вступает в силу?
— С момента вашего ознакомления оным, — ответил Мустафин и поднял трубку старинного телефона. Набрав несколько цифр, он сказал лишь два слова, не сводя с меня глаз. — Забирайте узника.