Жюльетта. Том II

Однажды утром Дюран вызвали трое верховных инквизиторов Республики и, взяв с нее обещание хранить тайну, сообщили ей, что им нужна помощь в уничтожении очень многочисленной партии, образовавшейся в городе.

– К сожалению, дела зашли так далеко, – сказали ей, – что о законных средствах говорить не приходится, яд – единственное, что нам осталось применить. Как вам известно, вы три года пользовались нашей снисходительностью, мы позволяли вам в мире и спокойствии наслаждаться плодами своих преступлений, и сегодня в знак благодарности вы должны помочь нам наказать наших противников самым жестоким образом. Сумеете ли вы распространить чуму в городе и в то же время уберечь от нее лиц, которых мы вам укажем?

– Нет, – отвечала Дюран, хотя была в состоянии сделать это: она обладала всеми секретами, необходимыми для этого, но она испугалась.

– Очень хорошо, – сказали инквизиторы, открыли перед ней дверь и отпустили ее.

Еще больше испугал Дюран тот факт, что они даже не предупредили ее о том, чтобы она держала язык за зубами.

– Мы пропали, – сказала она, вернувшись домой, и рассказала обо всем, и первой моей мыслью было отправить ее назад к инквизиторам.

– Это ничего не изменит, – ответила она. – Если бы даже я выполнила их задание, они все равно расправились бы со мной. Нет, единственное для меня спасение – уехать из этого города как можно скорее, ибо если они узнают или заподозрят, что мы виделись с тобой, у тебя также будут неприятности.

Бедняжка наскоро собрала вещи и поцеловала меня.

– Прощай, Жюльетта, прощай, любовь моя. Скорее всего, мы больше не увидимся.

Не прошло и двух часов после ухода моей подруги, как на пороге появились полицейские с предписанием об аресте. Меня препроводили во Дворец Правосудия и поместили в дальнюю изолированную комнату на последнем этаже. Комната была разделена на две части черной ширмой. Через минуту вошли два инквизитора, и полицейские удалились.

– Встань, – сказал мне один из них, – и отвечай честно и прямо. Ты знаешь женщину по имени Дюран?

– Да.

– Ты вместе с ней совершала преступления?

– Нет.

– Ты когда-нибудь слышала, что она плохо отзывалась о правительстве Венеции?

– Никогда.

Потом заговорил второй, и голос его был зловещим:

– Ты хочешь обмануть нас, Жюльетта, или говоришь меньше, чем знаешь, но в любом случае ты виновна. – Он сделал короткую паузу и отодвинул черную занавеску. За ней я увидела подвешенное к потолку изуродованное тело женщины и в ужасе отвела глаза. – Это твоя сообщница; вот так Республика наказывает жуликов и отравителей. Если в течение двадцати четырех часов ты не покинешь нашу территорию, завтра с тобой будет то же самое.

У меня закружилась голова, и я потеряла сознание. Когда я очнулась, рядом со мной была незнакомая женщина, полицейские также были в комнате, и они вытащили меня в коридор.

– Теперь отправляйтесь домой, – предупредил меня начальник сбиров, – и сделайте то, что вам ведено. Не пытайтесь помешать судебному приставу, который конфискует ваши деньги, помещенные в венецианские банки, всю мебель и драгоценности. Остальное можете забрать с собой; если до рассвета вы не покинете город, вас ждет смерть.

– Я все исполню, господин; я сделаю все, что вы говорите; у меня нет желания дольше оставаться в городе, где наказывают честных людей, отказавшихся творить зло.

– Тихо, мадам, тихо; благодарите судьбу, что никто больше не слышит этих слов, иначе вы не ушли бы отсюда живой.

– Благодарю вас, добрый человек, – сказала я тюремщику, опуская в его ладонь сто цехинов. – Я воспользуюсь вашим советом и завтра буду далеко от этих негостеприимных болотистых мест.

Сборы мои длились лишь несколько минут. Лила и Розальба высказали желание остаться в Венеции, где они прилично зарабатывали; я простилась с ними, взяв с собой только одну женщину, которая была со мной с первого дня моего брака и о которой до сих пор я вам не рассказывала, потому что она не играла никакой роли в моих приключениях. Получив разрешение оставить себе бумажник и все наличные деньги, я отправилась в путь, имея около восьмисот тысяч франков, все остальное присвоила себе Республика; но у меня оставались еще вклады в римских банках, с которых я получала доход пять миллионов в год, и это меня утешало. В ту же ночь я доехала до Падуи, еще через неделю была в Лионе, где сделала привал на несколько дней. В продолжение этого путешествия на север я обходилась без плотских утех, и вынужденный пост разжег во мне неодолимое желание сношаться; чтобы его удовлетворить, я, не раздумывая, отправилась прямиком в дом известной сводни, где провела два дня подряд и получила все необходимое.

Рассудив, что возвращение в Париж ничем не грозит мне, поскольку министра, от которого я сбежала, уже не было в живых, – я решила ехать туда, как только получила от Нуарсея ответ на мое письмо, известившее его о моем предстоящем приезде. Обрадованный возможностью вновь увидеть меня, этот надежный и верный друг заверил, что он будет ждать свою Жюльетту с нетерпением и что очень гордится успехами своей выдающейся воспитанницы. Другое письмо я отправила аббату Шаберу с просьбой привезти в Париж мою дочь и назвала гостиницу, в которой намеревалась остановиться.. Туда мы, все трое, приехали почти одновременно. Марианне шел седьмой год. Не было на свете прелестней ребенка, чем она, но Природа безмолвствовала в моей душе, распутство заглушило ее голос. Так бывает всегда: сжав человеческое сердце мертвой хваткой, оно не оставляет в нем места другим чувствам, а если, несмотря ни на что, туда проникает что-нибудь доброе, оно скоро превращается в свою противоположность. Я должна признаться, что обнимая Марианну, я не испытала абсолютно никакого волнения, кроме позыва похоти.

– Это прекрасный объект для воспитания, – шепнула я Шаберу. – Как мне хочется предостеречь это создание от ошибок, которые вынудили меня бежать из Парижа, от тех, которые привели Дюран к гибели. Я внушу ей необходимость быть стойкой в пороке, и она никогда не сойдет с этога пути, а если когда-нибудь в ее сердце закрадется добродетель, пусть она найдет в девочке злодейство, настолько глубоко укоренившееся, что не посмеет атаковать его.