Страница 2 из 5
«Приветствую, Тихон! – пробормотал Женька, продолжая стоять столбом. – я принес тебе еду…»
От такой откровенной заботы вся моя раздраженность волшебным образом растворилась, и я приветливо отступил на шаг, приглашая гостя войти. Он неловко втиснулся в тесное пространство комнаты и поставил у ног свою ношу. Даже в привычной для себя обстановке Женька продолжал держаться скованно и напряженно, но я больше не делал попыток ободрить его, потому что устал тратить время на это бесполезное занятие. Я поднял пакеты и принялся раскладывать принесенные продукты по полкам.
«Ты не собираешься ужинать? – донеслось до меня»
«Некогда, – невежливо буркнул я, расправляясь с покупками. – я занят»
Дергачев настороженно обернулся к моему рабочему столу, заставленному разными склянками и тревожно поинтересовался: «Снова занялся исследованиями?»
В его голосе звучало нескрываемое опасение, а его всегда огромные глаза стали от ужаса еще огромнее. Я весело засмеялся, наблюдая эти метаморфозы:
«Не волнуйся, приятель, в этот раз ты не участвуешь в моих разработках. Я и сам не участвую. До окончательных выводов еще очень далеко, так что расслабься и спасибо за продукты!»
Однако своими речами я нисколько не успокоил своего соседа, а только еще больше вогнал в смятенную панику. Дергачев в волнении всплеснул руками и принялся нарезать круги по тесной комнатушке, то и дело бросая на меня гневные взгляды.
«Как ты не понимаешь, – вдруг разговорился он. – твои опыты приносят беду! Вспомни, чем закончились твои прошлые исследования? Да и вообще, зачем ты все это делаешь, Тихон? Неужели нельзя просто заниматься чем-нибудь менее опасным?!»
В словах Дергачева был здравый смысл, однако в том и заключалась моя проблема: я не прислушивался к здравому смыслу, меня гнала одержимость экспериментами, мне был важен результат. Я как мог убедил друга в абсолютной безопасности проводимых мной исследований, предельно просто объяснив, что по отдельности препараты не представляют никакой угрозы, а прежде чем их превратить в единый состав, я должен протестировать каждый из них, чем сейчас и занимаюсь. Дергачев ничего не ответил на мою лекцию, вместо этого предложил приготовить поесть. Я посчитал это добрым знаком, указывающим на доходчивость моих объяснений и охотно кивнул. Женька протиснулся к печке и принялся колдовать над чем то, что должно было вскоре стать нашим ужином. Пока он возился с продуктами, я решил возобновить работу, поскольку мог не опасаться долгих бесед со стороны своего гостя. Некоторое время мы действительно в полной тишине занимались каждый своим делом, изредка разбавляя уютное молчание непечатными фразами, вызванными неосторожными действиями с химическими приборами и огненной печкой. Когда ужин был почти готов, Женька что-то пробормотал мне, видимо приглашая к столу. Я осторожно опустил очередную склянку, что держал в руках и едва успел присесть, как внезапный порыв морского ветра разорвал неплотную занавеску и разбил окно. Осколки стекла градом обрушились на мой рабочий стол, опрокидывая пробирки и смешивая изучаемые мной химические составляющие. Я в смятении наблюдал за катастрофой, мысленно прикидывая, чем может обернуться для нас грубое вмешательство внешних сил. Все, что сейчас громоздилось на столе представляло собой смесь из стекла и разноцветной лужи, медленно растекающейся по поверхности. Я на всякий случай вытолкнул прочь из дома замершего Женьку и набросив на стол какую-то тряпку, выскочил сам. Какое-то время мы с моим гостем напряженно ожидали какой-нибудь химической реакции в виде атомного взрыва или на худой конец, возгорания, поскольку некоторые препараты были при определенном сочетании действительно взрывоопасны. Однако ничего не происходило и мы, прождав какое-то время на пронизывающем ветру, вернулись в хижину. Я в самом начале преградил доступ кислорода к компонентам и видимо поэтому сейчас мы смогли наблюдать весьма вяленькую картину гибели моих многодневных трудов. Я осторожно смел все в плотный непроницаемый пакет и тщательно завязав его, поставил к порогу.
«Не бойся, Женька! – ободряюще произнес я, подталкивая его к накрытому столу. – так иногда случается. Но по крайней мере, твое желание исполнилось, и создание препарата теперь откладывается на неопределенный срок.»
Я искренне хотел, чтобы в моем голосе не слишком отчетливо слышалось сожаление, однако проницательный Женька все же уловил оттенки и улыбнулся:
«Не жалей, Тихон,» – сказал он нейтрально. – сделаешь еще. Садись, остынет все…»
Мы в полном молчании уселись за стол и принялись за еду. При всех своих достоинствах, Дергачев еще и потрясающе готовил, и я не удержался от вопроса:
«Скажи друг Женька, где ты научился гастрономическим премудростям? Ни в одном ресторане так не готовят!»
Дергачев довольно улыбнулся и пробормотал, невежливо запихивая в рот очередной кусок:
«Знаешь, чем кормили нас в интернате? Жиденьким супом из мороженой картошки, а на праздники угощали каменными булками с запеченными в них тараканами. Я тогда поклялся себе, что при первой же возможности приготовлю себе нормальную еду и сожру ее в одно лицо. Моя жена готовила не слишком вкусно, и однажды я достал какую-то книжку с рецептами и сделал нам пасту болоньезе. Мне очень понравилось название блюда, хотя я весьма отдаленно представлял себе, что вообще должно получиться в итоге. Я очень старался, и когда мы сели с ней за стол, жена объявила, что раз я такой умелец, отныне в семье готовить буду я. Я отточил мастерство, ни на минуту не забывая о супе и тараканах. Наверно, поэтому сейчас неплохо готовлю!»
С гордостью подвел итог Женька, чем вызвал мой одобрительный хмык. Меня никогда не волновали подобные проблемы, поэтому я, выслушав очередную страшилку из Женькиного детства, дружески произнес: «Здорово, Женя! Моя Настя вообще ничего не готовила, а если и пыталась добраться до моего сердца через желудок, я выбирал из двух зол меньшее и указывал ей другой путь.»
Дергачев засмеялся и вдруг потерянно оборвал себя и надолго замолчал, привычно уставившись перед собой.
Я не стал продолжать эту тему и закончив ужин, вернулся к разоренному рабочему столу. Пока Дергачев прибирал остатки ужина, наступила глубокая ночь. Я предложил ему остаться переночевать у меня, не особенно надеясь на его согласие, но к моему удивлению, Женька равнодушно кивнул и домыв посуду, присел возле печки, видимо намереваясь спать там.
«Ложись на диван, Женя, – пробормотал я, не отрываясь от записей, – я все равно не усну, так что он мне не понадобиться.»
Зная о привычках бывшего бродяги, я был уверен, что он не послушает моего совета и ожидаемо уляжется на полу, однако, когда я наконец поднял голову от тетрадки, то с удивлением увидел, как сладко сопит мой гость, заняв собой весь предложенный ему диван.
К рассвету меня сморило тоже и когда я открыл глаза, то обнаружил пустую комнату и аккуратно заправленную постель. Мой вчерашний гость ушел по-английски, оставив после себя образцовый порядок. Я потянулся, распрямляя затекшие конечности и отправился к морю, вдохнуть свежий утренний воздух, о котором часто вспоминал в загазованной Москве. Не успел я сделать и пары шагов, как мое одиночество было разбавлено все тем же неизменным гостем, взволнованно спешащим ко мне по краю берега.
«Приветствую, Женя! – улыбнулся я и тут же нахмурился, заметив, как взъерошен мой сосед. – в чем дело?»
«Тихон, мои строители не пришли. – объявил он и остановился, переводя дыхание. – уже полдень, а их все нет. Не мог бы ты набрать им, мой телефон полностью разряжен!»
Узнав причину Женькиных волнений, я искренне засмеялся. Мой добрый друг всех мерял своими мерками и соответственно требовал невозможного от бригады, которая вовремя приходила на стройку только пару раз, да и то после долгих разборок и полускандалов с угрозами расчета. Но я не стал разочаровывать Дергачева в трудовом народе, а послушно набрал нерадивым работягам. Послушав гудки, которые как-то странно оборвались, я пожал плечами и примирительно произнес: