Архэ

За процессией наблюдали из окна второго этажа – было на что посмотреть. Первым выступали мистики, которых, разумеется, по праву теурга-уно возглавлял Эрл, за ними, в полном облачении, следовал отец Анатолий, который ради столь торжественного мероприятия распустил свои длинные пшеничные волосы; за священнослужителем и мистиками плыли на небольшой высоте на антигравах два гроба, а следом, за гробами, шли сперва родные, а за ними сочувствующие.

– Апофигей, – констатировал Скрипач.

– Я бы сказал чуть иначе, но материться как-то не очень хочется, – кивнул Ит.

– Ну, знаешь, матом-то каждый может, а ты попробуй без мата сказать, что ты сейчас обо всем этом думаешь.

– Не могу, – признался Ит. – О, смотри, там еще и цветы есть, оказывается.

Процессия приблизилась к большому грузовому катеру, на котором планировали отбыть в святилище, и двое мистиков помоложе принялись оделять каждого церемониальным букетом – родным были положены цветы белые, остальным темно-красные.

– Розы, что ли? – с сомнением произнес Скрипач. – Ит, ты не планируешь потом вокруг дома немножко роз посадить? Надо будет Берте сказать, чтобы несколько черенков прихватила. Ну или потом сами с могил заберем.

Ответом ему была затрещина, от которой Скрипач едва успел увернуться.

– Циннии, – железным голосом произнес Ит. – Никаких чертовых роз. Только циннии. Фиолетовые, красные, желтые, оранжевые, ты понял? Как раньше. И ни одной чертовой розы, если это были розы. А, еще могу гицеры посадить.

– Спасибо, что не хосты, – хмыкнул Скрипач. – Так, закончили ботанические изыскания. Смотри, они, кажется, ехать собираются.

Действительно, оба гроба уже погрузили в катер, и теперь стали запускать народ – сперва родных, потом сопровождение, потом сели служители. Дверь катера поехала, закрываясь, и катер стал медленно подниматься. Потом он неспешно двинулся прочь, и через небольшое время растаял в прозрачном летнем утреннем воздухе.

– Пошли, дернем чего-нибудь, и начнем столы к поминкам готовить, – предложил Скрипач.

– С первым согласен, а вот на счет столов – не рано ли будет? – задумался Ит. – Еда приедет только в шесть, у нас весь день впереди. Успеем ещё.

– Тогда ну их к шуту, эти столы, – пожал плечами Скрипач. – Тогда просто дерябнем. Кстати, ты заметил, что мой гроб был красивее, чем твой? Узор такой… древесный, завитушки…

– Рыжий, перестань, пожалуйста, – очень вежливо попросил Ит. – Учти, дважды я просить не буду.

– Ладно, ладно, понял, – отмахнулся Скрипач. – Знаешь, а Берег нас все-таки разбаловал.

– Это еще почему? – не понял Ит.

– Да потому что там любую выпивку или еду можно было когда угодно заказать у трансфигураторов, и моментально получить, а тут придется справляться самостоятельно…

3. Парадигма Торка

Гостиную, она же столовая, обставили с поминальным шиком – в дорогущем заказе помимо еды имелись и традиционные скатерти, и одноразовая, но высокого качества, посуда, и сигареты какого-то особого сорта (явно Кир постарался, не иначе, никто другой такую позицию в заказ бы не добавил), и даже нашелся бонус, состоявший из четырех цветочных композиций, и особых свечей ручной работы. Очень мило, конечно, но и композиции, и свечи, и большая часть посуды тут же отправились в блок на переработку, а поминальный шик организовали сами: расставили на новые скатерти еду, как придется, добавили ту, что заказали вчера, и сели есть. Про «похороны» говорить пока что избегали, и, вероятно, это было правильным решением – зачем лишний раз трепать себе нервы, тем более что есть множество гораздо более насущных и важных тем.

– …Да, верно, я была с ним в тот момент, когда вы, сами того, видимо, не зная, вошли в первую итерацию, – Берта отпила вина, и поставила бокал рядом с тарелкой. Она выглядела спокойно, даже, кажется, излишне спокойной. – Мы были на Анлионе, в университете. Пришел ваш вызов. Он, ничего не объясняя, почти силком потащил меня на корабль, сказав, что всё расскажет по дороге, мы экстренным порядком сели на «Ветер», и ушли с планеты. Сделали два прохода через Ойтмана, потом – пошли уже через Вицама-Оттое. Я всё еще ничего не понимала, а он всё еще ничего не говорил. И мы пришли…

Берта замолчала. Снова взяла бокал, залпом выпила то, что в нем оставалось.

– Мы пришли на кластерную станцию Бардов, где мне было объявлено, что начинается некое новое время, и что я для этого нового времени могу сослужить достойную службу. Сперва я подумала, что он говорит о каком-то новом проекте, или о наших работах, но речь шла вовсе не о них, как выяснилось, отнюдь не о них.

…После «похорон» все вернулись изрядно вымотанными и уставшими, причем с часовой задержкой, около семи вечера. Сперва жадно накинулись на еду, но потом, где-то через час, слегка насытившись и расслабившись, принялись за разговоры и объяснения. Фэб предложил «начать с начала», чтобы было понятнее, но с начала не получилось, пришлось сперва дать присутствующим краткий отчет о периоде их жизни за время расставания. Поохали, поахали, и перешли уже непосредственно к сути дела.

Начать решила Берта, что, собственно, оказалось правильно, как потом все поняли.

– Гений, оказывается, довольно скрытен, хотя мы вроде бы не замечали за ним подобного, – в голосе Берты звучала горечь. – Пока росли дети, пока мы вкалывали в разных проектах, Ри, оказывается, много о чем задумывался кроме рабочих моментов… в отличие от нас, простодушных… задумывался, и пришел к некоторым выводам. И еще до всего происшедшего предпринял, оказывается, некоторые действия.

– А мы ничего не знали, – вставил Кир.

– Верно. Мы ничего не знали. Даже Джессика, кажется, и та не знала всего, но, сдается мне, начал он это всё отчасти и из-за нее тоже, – Берта поискала на столе глазами сигареты, вытащила из пачки тонкую золотистую палочку. – А зажигалка есть?

– Постучи по ней ногтем, – посоветовал мистик из молодых. – Сама загорится. Это новая модель, лет десять как делать начали. Вкусно, но дорого.

– Ага, спасибо. Так вот, – Берта затянулась. – Не подумайте, никакого пафоса не было и в помине, Ри был почти такой же, каким был всегда, он говорил спокойно, говорил разумно, и говорил он правильные и логичные вещи. Которые оспорить не представлялось возможным. Вот только чем дальше мы с ним на эти темы беседовали, тем сильнее меня каждый раз мороз пробирал, уже даже не до костей, а до глубины души, наверное.

– А что именно он говорил? – нахмурился Скрипач.

– В первую очередь – о том, что мне лучше всего было понятно. О математических моделях, о вселенной, о наших работах – да обо всём. Вот только чувствовалось в его рассуждениях нечто такое… словно он понял что-то, но то ли стесняется, то ли боится об этом сказать. И самым главным было то, что он упорно отмалчивался о том, что же он понял после того, как получил от вас сигнал. О чем вы говорили с ним, Ит, и чья это вообще была идея?

– Это была его идея. Изначально – его. Если мы натыкаемся во время работы на нечто, способное каким бы то ни было образом либо полностью опровергнуть, либо полностью подтвердить наши теории, если ситуация перестает быть штатной, или – если происходит что-то экстраординарное, мы подаем такой сигнал и бежим. Бертик, я несколько лет нет-нет, да и задумывался об этом, и лишь не так давно стал понимать, что вся эта канитель с сигналами была им создана исключительно в связи с теорией линз, и…

– И с моим родным миром под названием Сод, – добавила Эри. Она тоже взяла сигареты, повертела пачку в руках. – Берта права. Это он предвидел. Но… он не предвидел меня.

– Да, вот это верно, – согласился Фэб. – Потом он, конечно, разобрался.

– Не слишком ли сложный план получается? – справедливо спросил Эрл.

– На самом деле не слишком, особенно с учетом того, кто является его автором, – пожала плечами Берта. – Думаю, на первых этапах план был проще, много проще, вот только в процессе его реализации он многократно усложнился. Изначально господин Торк планировал запустить вот этих двух белых мышей в лабиринт, – она указала на Ита и Скрипача, – а именно – в линзовое построение, но вмешалась Эри, и закрытая система из шести физических линз превратилась во фрактал, причем назвать эту модель физической я не могу. Изменилась сама структура связки между объектами, да и порядок самих объектов изменился тоже. Этого он не учел. Потом…