Грубая обработка

В глубине комнаты увлеченно беседовали Линн Келлог и Кевин Нейлор. Никто не обратил внимания на его приход.

Его собственный кабинет представлял собой отгороженный угол комнаты направо от входа. Он мог бы поспорить, что Миллингтон окажется за его столом, и выиграл бы.

– Размер подходит, Грэхем?

Миллингтон покраснел, ударился коленом, пытаясь встать, пожонглировал трубкой зазвонившего телефона, но справился с ней только с третьей попытки.

– Это вас, сэр, – протянул он трубку Резнику.

– Полагаю, что так.

– Да, сэр.

Резник взял трубку, не делая попыток начинать разговор. Миллингтон замешкался у двери.

– Дайте мне пять минут, Грэхем, потом доложите.

– Да, сэр.

Миллингтон подтянулся, кивнул и закрыл за собой дверь кабинета.

– Алло, – сказал Резник в трубку, отодвинув в сторону часть бумаг, чтобы освободить себе место на уголке стола. – Инспектор-детектив Резник.

– Том Паркер, Чарли.

– Доброе утро, сэр.

Том Паркер был главным инспектором-детективом, чей кабинет находился на центральном участке. Каждое утро он звонил Резнику и обсуждал с ним происшествия на его территории.

– Думал, что вы взяли отгул.

– На час, сэр. По личным делам.

– Дом?

– Да, сэр.

– Черт подери, Чарли, никогда не найдешь то, что хочешь, а если и найдешь, то потом никак не можешь избавиться!

«Слава Богу, – подумал Резник. – Он не будет развивать эту тему».

– Вы помните тот большой всплеск взломов год назад, Чарли? Ранней весной, так?

– Март, сэр.

Это было второго марта. Резник прекрасно помнил, как накануне отправился в клуб послушать Реда Родни, джазового трубача, который работал с Чарли Паркером. В свои шестьдесят лет, через три месяца после операции полости рта, Родни играл длинные, жизнерадостные фразы, рассыпая серии звуков. Последним номером он сыграл быстрые пассажи из пьесы Паркера вместе с британским альтом-саксофоном без всяких репетиций, и это было превосходно.

Когда Резник пришел следующим утром к себе в участок, эти мелодии продолжали звучать в его голове. Там его встретил Патель с кружкой чая и новостями об ограблении. А затем пять ограблений подряд! Во всех случаях богатые дома. Неработающая сигнализация, похищены деньги, драгоценности и ценные бумаги, кредитные карточки. Как следствие, трудности со страховкой.

– Происшествие в Эдвалтоне, Чарли. Сообщили сегодня утром. Тот же метод. Думаю, вам стоило бы съездить туда. Может быть, это даст нам шанс проверить правильность ваших подозрений.

Резник сказал, что он направится туда сразу же после того, как сержант введет его в курс дел.

«Быстрее, быстрее, – думал Грэхем Миллингтон, поглядывая на своего начальника через стекло. – Не тяни ты резину. У некоторых из нас впереди целый день работы. Мы с молодым Дивайном должны поговорить с китайцем относительно опрокинутого пятигаллонового контейнера с растительным маслом и случайно зажженной спички. Недурной пожарчик».

Поэтому, когда Резник открыл дверь своего кабинета, Миллингтон быстро спустил ноги со стола и вытянулся.

– 3 —

Хотя Ежи Грабянский родился в Англии, этот факт никогда не давал ему оснований чувствовать себя истинным англичанином. Его семьей были те, кто, без всяких колебаний захватив пальто и палку копченой колбасы и бросив все остальное, покинули Польшу в 1939-м. Они шли пешком, бежали, ехали на велосипедах (его бабушка и старшая сестра садились по очереди на раму впереди отца), прятались под брезентом угольных барж и вновь шагали. И у них была на то очень веская причина – шагать и шагать.

Первого сентября того года Гитлер вторгся в Польшу с трех сторон. Семнадцатого сентября Россия вошла с четвертой. К двадцать восьмому пала Варшава, а на следующий день Германия и Россия сели делить страну между собой.

Грабянские покинули Лодзь, где большинство горожан работали на текстильных фабриках, и направились на запад. Они прошли через Чехословакию, Австрию и Швейцарию и перешли границу Франции в Шо-де-Фон по мосту через реку Дуб. Но не все. Проснувшись в то последнее утро, они обнаружили, что сестра Ежи Кристина не свернулась, как обычно, калачиком под пальто своей бабушки и не собирается прогнать сон, потирая кулачками свои глаза.

Только через несколько часов тщательных поисков они нашли ее плавающей вниз лицом около западного берега озера Невшатель. Одна ее рука судорожно сжала сломанное весло, брошенное кем-то в воду. Они вытащили ее на берег и стучали по худенькой, еще неоформившейся груди, без устали нажимали на нее. Результатом было лишь то, что она становилась еще более холодной и твердой. Сломанное весло они употребили в качестве лопаты, которой выкопали неглубокую могилу, ставшую ее последним убежищем. Ей было всего одиннадцать лет.

Отец снял с шейки Кристины нитку деревянных бус и хранил ее у себя на груди, пока не потерял однажды темной ночью, когда прыгал с парашютом над Ла-Маншем. Это было в 1944-м.

Во Франции семья раскололась: одни остались в той части страны, что вскоре стала называться «вишистской», другие перебрались в Англию, где обосновались поблизости от польского правительства в изгнании генерала Сикорского: в Баттерси, Клапхаме, Коммоне, Ламбете. Отец Ежи, имевший специальность штурмана, вступил в военно-воздушные силы Франции. А когда пала Франция, он до конца войны совершал бомбовые налеты на Германию в составе Королевских ВВС Великобритании. Он не был человеком, легко сворачивающим с избранного пути, и купание в ледяной воде Ла-Манша только укрепило его решимость сражаться до конца.

Он поклялся вывести свою семью из Польши, и это ему удалось. Он дал зарок помочь нанести поражение нацистам и сделал это. В душе он принял решение возместить смерть Кристины другим ребенком, но напряжение последних пяти лет превратило его жену в старуху. Она умерла тридцати семи лет отроду, выглядя пятидесятисемилетней: однажды прилегла в спальне летнего дома между Клапхамом и Балхамом и просто перестала дышать. Когда родные подошли к ней, то увидели, что ее рука вцепилась в тумбочку точно так, как рука ее дочери держалась за сломанное весло. И была уже почти такой же холодной.

Ее похоронили под косым дождем и пронизывающим ветром на маленьком обнесенном оградой кладбище, откуда была видна больница Святого Георга. Возвращаясь оттуда домой, отец Ежи заблудился в лабиринте улиц и, образно говоря, наткнулся на медицинскую сестру, возвращавшуюся с дежурства. Она взглянула на его лицо и поняла, что он находится в шоке. Сестра настояла, чтобы отец прошел с ней до комнаты, которую она снимала на этой улице. Вероятно, потому, что она была в форме, он согласился. Он сидел в маленькой комнате, пропахшей камфорой, и пил чашку за чашкой крепкий сладкий чай.

Эта сестра стала впоследствии мамой Ежи?

Ежи!

Сколько уже лет его никто не называет иначе чем Джерри? Много!

Он подошел к окну и посмотрел вниз на стоянку машин у гостиницы, на колледж и дома, на лужайки для игры в мяч, теннисные корты, участок вытоптанной травы и край кладбища на холме – мраморные плиты, каменные скульптуры, могилы. И среди них – могила его отца. Он должен будет пойти туда позднее, когда начнет смеркаться, и незадолго до того, как прозвенит колокольчик, извещающий о закрытии кладбища. Ему хватит времени, чтобы прочесть надпись. Может быть, ему следует захватить с собой цветы?

Он знал, что ребятишки перелезают через кладбищенскую ограду и крадут их, а потом заворачивают в старые газеты и продают, переходя от дома к дому.

В холодильнике гостиничного номера стояли бутылка пива, банка пепси-колы без сахара, коробка чая, маленькая баночка растворимого кофе и пакеты молока. Над холодильником висела репродукция «Подсолнухов» Ван Гога, которые упорно не желали распускаться. Он взял часы с туалетного стола и надел на руку: Грайс опаздывал уже на двадцать минут.

В памяти Резника ярко сохранились два случая, касающиеся Джеффа Харрисона. Один произошел во время спортивных соревнований на площадке графства. «Ноттс» играли против «Манчестер Сити». «Сити» для выигрыша не хватало трех очков. К обычной группе болельщиков в три – пять тысяч добавилось по крайней мере еще столько же приехавших из Манчестера. Прибыл не только специальный поезд, приехали также колонны автобусов, как через горы, так и по дороге «М-1». «Ноттс» мало что получала от своего выигрыша. Для нее все дело было в престиже. А «Манчестер» в случае выигрыша выходил на первое место. Его болельщики начали праздновать еще до начала этой встречи. Знамена, флаги, лица, выкрашенные в небесно-голубой и серый цвета. Громадное количество хрипящих клоунов, криками поддерживающих свою команду.