Страница 1 из 25

Все дьяволы здесь

Пенни Луиза

Луиза Пенни

Все дьяволы здесь

Louise Pe

ALL THE DEVILS ARE HERE

Перевод с английского Григория Крылова

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Ильи Кучмы

Иллюстрация на обложке Екатерины Бороздиной

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

Посвящается Хоуп Деллон,

прекрасному редактору

и еще более прекрасному другу.

Доброта существует

Глава первая

– Ад пуст, Арман, – сказал Стивен Горовиц.

– Ты это уже говорил. И что, все дьяволы здесь? – спросил Арман Гамаш.

– Ну, может, не прямо здесь, – сказал Стивен, раскинув руки.

Под «прямо здесь» подразумевался сад Музея Родена в Париже, где Арман и его крестный отец наслаждались несколькими спокойными минутами. Из-за стен до них доносился гул дорожного движения, шум и суета большого города.

Но «прямо здесь» царил покой. Глубокий покой, который приходит не только с тишиной, но еще и с дружескими отношениями.

С ощущением безопасности. В этом саду. В обществе друг друга.

Арман передал своему крестному tartelette au citron[1] и мимоходом огляделся по сторонам. Был теплый и приятный сентябрьский день. От деревьев, статуй, людей тянулись тени. Удлинялись к вечеру. Вытягивались.

Свет побеждал.

Детишки носились вокруг, смеялись и бегали по длинной лужайке перед дворцом. Молодые родители наблюдали за ними с деревянных скамей, ставших серыми от времени. Когда-нибудь поседеют и сами молодые родители. Но сейчас они расслабленно сидели на скамьях, радуясь тому, что у них есть дети, и особенно – тому, что в этом безопасном месте они могут на несколько минут отдохнуть от детей.

Трудно было себе представить менее вероятное место для появления дьяволов.

Но с другой стороны, подумал Арман Гамаш, где еще можно найти тьму, если не рядом со светом? Разве уничтожение сада не станет величайшим торжеством для зла?

Это случилось бы уже не в первый раз.

– Ты помнишь… – начал Стивен, и Арман повернулся к старику, точно зная, что тот собирается сказать, – как ты решил сделать предложение Рейн-Мари? – Стивен похлопал по скамейке, на которой они сидели. – Здесь, перед этим?

Арман посмотрел туда, куда указывала рука Стивена, и улыбнулся.

То была старая история. Стивен вспоминал ее при каждом удобном случае и, конечно, всякий раз, когда крестный и крестник совершали сюда паломничество.

Это было их любимое место в Париже.

Сад на территории Музея Родена.

Разве можно было найти место лучше этого, чтобы сделать предложение Рейн-Мари? Он купил кольцо. Отрепетировал слова. Шесть месяцев откладывал деньги на это путешествие из своей жалкой зарплаты скромного агента Квебекской полиции.

Он хотел привести женщину, которую любил больше всего на свете, в место, которое любил больше всего на свете. Чтобы попросить ее прожить с ним всю жизнь.

Его бюджета не хватило бы на отель, поэтому им пришлось бы остановиться в хостеле. Но он знал, что Рейн-Мари не будет возражать.

Они были влюблены и находились в Париже. А вскоре их ждала помолвка.

И тут Стивен в очередной раз пришел на помощь, предложив молодой паре свою великолепную квартиру в Седьмом округе Парижа.

Арман не в первый раз останавливался там.

Он практически вырос в этом роскошном здании эпохи османизации[2] с окнами от пола до потолка, выходящими на отель «Лютеция». В этой огромной квартире были паркетные полы, мраморные камины и высокие-высокие потолки, отчего все комнаты казались светлыми и просторными.

Эта квартира с ее закутками и закоулками была настоящим раем для любознательного ребенка. Арман ни минуты не сомневался в том, что гардероб с ложными ящиками сделали специально для того, чтобы туда мог спрятаться маленький мальчик. Там были и другие сокровища, с которыми можно было играть, когда Стивен не смотрел.

И мебель, весьма подходящая для того, чтобы запрыгивать на нее.

Пока она не ломалась.

Стивен коллекционировал предметы искусства, и каждый день он выбирал какую-нибудь картину и рассказывал крестнику об этом художнике. О Сезанне. О Риопеле и Лемьё. О Кеножуак Ашевак.

С одним исключением.

Это была крохотная акварелька, висевшая на уровне глаз девятилетнего ребенка. Стивен никогда не говорил о ней, главным образом потому, что тут, мол, и говорить не о чем, – так он однажды сказал Арману. Акварель эта, в отличие от других картин, не принадлежала к числу шедевров. Но в ней было что-то необыкновенное.

После дня блужданий по великому городу они возвращались домой в изнеможении, и, пока Стивен готовил в тесной кухне chocolat chaud[3], юный Арман рассматривал картины.

И каждый раз Стивен неизбежно находил мальчика перед маленькой акварелью – Арман всматривался в пространство, заключенное в рамку, словно в окно. Разглядывал тихую деревеньку в долине.

«Эта поделка ничего не стоит», – как-то раз сказал ему Стивен.

Стоила она чего-то или нет, акварель была фаворитом юного Армана. Эта картинка влекла его при каждом посещении крестного. Он сердцем чувствовал: то, что приносит такое умиротворение, стоит многого.

Арман подозревал, что его крестный придерживается того же мнения. Иначе он бы никогда не повесил ее среди всех других шедевров, находящихся здесь.

Стивен впервые привез девятилетнего Армана в Париж всего несколько месяцев спустя после того, как его родители погибли в автокатастрофе. Они вместе гуляли по городу. Гуляли молча, чтобы маленький мальчик мог предаваться своим мыслям.

Со временем Арман начал поднимать голову и замечать то, что находилось вокруг. Широкие бульвары, мосты. Собор Парижской Богоматери, Эйфелеву башню, Сену. Кафе с вынесенными на улицу столиками, за которыми сидели парижане, попивая кофе, пиво или вино.

На каждом перекрестке Стивен брал его за руку. Держал крепко. Пока они безопасно не переходили на другую сторону.

И постепенно юный Арман понял, что он в безопасности и всегда будет в безопасности рядом с этим человеком. И что он перейдет на другую сторону.

И медленно, очень медленно он стал возвращаться к жизни.

Здесь. В Париже.

Однажды утром его крестный сказал:

«Сегодня, garçon[4], мы идем в мое самое любимое место во всем Париже. А потом полакомимся мороженым в отеле „Лютеция“».

Они прогулялись по бульвару Распай и свернули налево на улицу Варенн с ее магазинами и ресторанами. Арман задерживался у витрин, разглядывал пирожные и печенья, pains aux raisins[5].

У одной из таких витрин они остановились, и Стивен купил им по tartelette au citron и вручил бумажный пакетик Арману.

Наконец они пришли к воротам в стене. Заплатив за вход, вошли внутрь.

Арман, чьи мысли были только о вкуснятине в пакете, едва замечал окружающее, воспринимая его как некий долг, который необходимо выполнить перед вознаграждением.

Он открыл пакетик и заглянул внутрь.

Стивен положил руку на плечо мальчика и сказал:

«Терпение. Терпение. С терпением приходит возможность выбора, а с нею приходит сила».

Лимонная тарталетка (фр.).

Османизация – градостроительные работы, проводившиеся в Париже в период Второй империи (третья четверть XIX века) по поручению Наполеона III под руководством барона Османа (префекта департамента Сена) и во многом определившие современный облик города.

Горячий шоколад (фр.).

Здесь: мальчик (фр.).

Булочки с изюмом (фр.).