Страница 18 из 23
– Ты же все понял, Аспен, – равнодушно сказал Дориан. – Я скоро умру. Я не знал, как сказать тебе об этом, да и стоило ли.
– Стоило ли?! – перебил Аспен так громко, что Дориан поморщился.
– В любом случае, – продолжил он, – отношения лишь все усложнят. Думаю, теперь ты понимаешь.
У Аспена отнялся язык, он ушам своим не верил. Хотелось тупо переспросить «что ты сказал», только бы услышать другой ответ, другое объяснение. Но Дориан видел Аспена насквозь, и его взгляд смягчился, в нем отразилось все то родное и привычное – сожаление, досада, смирение.
– В общем, это не из-за Альмы, просто так будет лучше.
Это же какая-то чушь, полный бред, – хотел возразить Аспен, одновременно вспоминая о своих просьбах следить за Скалларк и сопротивляясь боли от чувства стыда, вонзившегося в него зазубренным ножом.
Дориан вошел в лифт, но, прежде чем двери закрылись, Аспен спросил:
– Кто-то еще об этом знает?
«Кая знает?» – спрашивали его серые глаза, которые еще сильнее покраснели и, казалось, блестели в тусклом свете ламп.
Дориан покачал головой:
– Нет, только ты, – а затем двери лифта закрылись, а Аспен так и стоял целую вечность в коридоре, чувствуя себя полным дураком.
Глава VI
Причина и следствие
– Что ты делаешь? – полюбопытствовал Ной, склоняясь над моим плечом. Я захлопнула ежедневник и обернулась.
– Чего тебе? – Надеюсь, он ничего не видел.
– Интересуюсь, что ты пишешь, – пожал плечами Ной, но к своему пудингу не вернулся. Он удерживал крохотное блюдце на ладони, смакуя ложку за ложкой, и прохаживался по кухне. – Если ты боялась, что я могу прочесть написанное, почему сидишь на кухне, провоцируя меня, а не в своей комнате?
Я оценила Ноя взглядом. Подозреваю, он уже знает о том, что у меня в записной книжке, просто хочет, чтобы я заговорила первой. Не смущаясь от пристального внимания к собственной персоне, он уселся за стол и привычно подтянул ногу к груди.
– Я была голодна, – наконец сказала я, больше ничего не придумав. Почему-то не хотелось идти у него на поводу и сдаваться. Ной как-то странно улыбнулся, явно подумав о чем-то нехорошем, и спросил:
– Не боишься потолстеть?
Потолстеть?
– Я калории вмиг сгоню, спасибо за беспокойство.
Согласившись со мной, Ной убрал волосы с глаз и еще ближе пододвинул блюдо с пудингом.
– Так что ты пишешь?
– Это личное, если ты понимаешь, что это такое.
– Очень понимаю.
Я прищурилась, не в силах разгадать его. Пристально наблюдая за каждым его движением, я спросила:
– А ты что, не знаешь, о чем я пишу?
Он посмотрел на меня как на недалекого человека, рассудительным голосом заметив:
– Стал бы я спрашивать, зная ответ?
Полная сомнений, я провела ладонью по обложке и медленно сказала:
– Я составляю список желаний.
– Список желаний? – Ной искренне удивился, подняв брови. «Брови у него красивые», – мелькнула мысль.
– Да, список желаний, – подтвердила я, уже жалея, что сдалась и ответила на его вопрос. С нарастающим сердцебиением я ждала дальнейших комментариев и уже мысленно готовилась к словесной перепалке, но Ной отодвинул от себя тарелку, провел ладонями по футболке от груди к животу и с энтузиазмом протянул руку:
– Можно взглянуть?
Мое сердце сделало кувырок в груди и на мгновение перестало биться. Я знала, что Ной мог схватить блокнот со стола, но он не сделал этого. Затяжная секунда моей нерешительности оборвалась, как обрывается натянутая струна, и я, подчиняясь неведомому чувству, тревожно загудевшему в венах, вручила ему блокнот.
В следующую минуту меня занимало вовсе не выражение лица Ноя: высокомерный изгиб губ, проницательные глаза, вопрос во взгляде. Только краешком сознания я понимала, что он заглядывает в сокровенные уголки моей души. Я вдруг почувствовала что-то странное и незнакомое, какое-то волнение, беспокойство иного рода.
Я продолжала гипнотически смотреть на Ноя, пристально изучать его: губы едва шевелились, беззвучно читая написанное, голубые глаза скользили по строчкам. И на меня снизошло озарение: Ной Харрингтон, мой ненормальный, странный сосед по дому, – первый парень, который меня по-настоящему заинтересовал.
От этой мысли я буквально взлетела со стула. Ной вздрогнул и отшатнулся, затем невозмутимо глянул на меня:
– Что такое, в чем дело?
– Мне нужно написать реферат по ВПТ. И историю болезни.
– Стой, – поспешность, с которой Ной поднялся на ноги, почему-то испугала меня. Уж сейчас он все скажет, все разложит по полочкам и начнет копаться, копаться, копаться в моих мыслях… – Ты была голодна…
Но я не позволила ему закончить; выдернув из его руки блокнот, я поспешила покинуть кухню и едва не споткнулась о коварные ступени, ведущие на второй этаж. Но даже это не заставило меня отвлечься от размышлений. Я сошла с ума? Я не должна замечать Ноя, не в том смысле. Но мы же не родственники. Нет. Я другая. У меня планы. У меня… всякие дела. Но ведь он… Нет. Но ведь Ной и я никак не связаны. И он обо мне заботится…
Полная сумятица в мыслях была вплоть до самой ночи. Лежа в постели и глядя в потолок, я пыталась избавиться от навязчивых идей, которые чем сильнее я гнала их, тем отчаяннее давили.
Мое сознание было наполнено смутными образами, картинки сменялись одна за другой: мама, Джорджи, пожар, отец нажимает мне на спину ладонью, заставляя все ниже опускаться над полом во время отжиманий. И тут я подчиняюсь и проваливаюсь сквозь дощатый пол, оказываюсь в клетке Стивена Роджерса и смотрю на ржавые прутья, кричу, отскакиваю назад и падаю на спину на кровать. И все заново – я вновь в клетке, затем вздрагиваю на постели, открываю глаза и повсюду вижу Ноя Харрингтона.
После его появления меня словно с головы до пят накрыло липкой массой, я не могла сдвинуться с места, а может, и не хотела. Внезапно стало спокойно, дыхание застыло в легких и вырвалось из горла нехотя, медленно. Казалось, Ной накрыл мои глаза ладонью, запел на ухо колыбельную, усыпил.
Когда я проснулась, то к своему удивлению обнаружила себя в своей постели в футболке и шортах, хотя точно помнила, что в один двадцать два ночи сидела за столом и работала над рефератом. Я спустила ноги на пол, коснулась пушистого ковра и вздрогнула.
В комнате было прохладно, но по моему телу разлился жар, потому что я знала, как оказалась в постели. Не раз и даже не два Ной среди ночи входил в мою спальню, обнаруживал меня в отключке за столом и укладывал спать. Я просила не делать этого, не шататься по моей комнате без спроса, на что он безапелляционным тоном заявлял: «Знаешь ведь, что спать за столом вредно для позвонков, да еще и со светом…»
Меня всегда сердило такое беспардонное нарушение личных границ, но в этот раз я ощутила что-то еще, кроме раздражения. Осмотрев комнату, я оценила ее с точки зрения постороннего человека: идеальная чистота, минимум личных вещей, лишь на столе из светлого дерева пухлый кактус по имени Бен и фотография в серебристой рамке, где изображены я, Джорджи и мама с папой. На этой фотографии я улыбаюсь так сильно, что на щеках видны ямочки.
Внезапно я подумала о том, что Ной знал, как выглядит моя комната, даже знал цвет моего покрывала. Это тоже что-то значит. Решив спросить об этом при удобном случае, я умылась и, одевшись, спустилась к завтраку.
Ной стоял на привычном месте – у стола, что-то готовя из теста. Я уставилась на его спину в черной футболке, подчеркивающей талию. Светлые волосы на затылке уже были вымазаны чем-то темно-красным, но я почему-то даже никак не прокомментировала это, продолжая молча наблюдать. В голову вдруг полезли всякие глупости, в том числе и о том, что он входил в мою комнату, вытаскивал меня из-за стола и укладывал на кровать.
Прочь, прочь, прочь… – я тряхнула головой, едва удержавшись от того, чтобы не стукнуть себя по лбу ладонью в попытке прогнать мысли. Нужно вести себя как обычно, будто ничего не происходит, решила я, но тут же снова поразилась такой формулировке. Ведь на самом-то деле ничего и не происходит…