Возвращение воина

Дерлина отрывисто отдала команду, и мы ударили в центр нападавших. Это был единственно возможный способ прорвать засаду. Впереди, на холмах, призывно маячили костры Квотерволса.

Все, что последовало за этим, было почти точным воспроизведением сцены, которую я увидела по дороге в Галану, когда изображала рыночную ведьму. Тогда, в очень ярком и убедительном видении, мне было показано, что моя судьба трагически пересекается с судьбой деревенского парня по имени Нэт. Юный Нэт предал меня и Пипа, но это предательство вовсе не обязательно должно было повлечь за собой его гибель. Он был так юн, а его бедная мать так дрожала над ним!

Но печальную судьбу Нэта разделили в ту ночь многие парни, которые встретились на моем пути.

Рваная рана, оставленная вражеской стрелой, хотя и была неопасной, но причиняла жгучую боль. Преодолевая ее, я рассмотрела плотную шеренгу копьеносцев, которая стремительно приближалась. Вокруг меня непрерывно слышались стоны умирающих солдат. Меня пытались окружить, и я, забыв о ране, начала неистово рубить и колоть нападавших. Меня то и дело старались схватить и стянуть с лошади. Из темноты выпрыгивали лица. Я взмахивала мечом, и вражеские головы катились на землю.

Но каждый раз, нанося смертельный удар, я чуть-чуть медлила, потому что мне казалось, будто передо мной лицо юного Нэта и именно его голова покатится с плеч в следующее мгновение. Несколько раз я чудом избежала смерти.

Опомнившись, я пришпорила старую боевую лошадь, она радостно заржала и стрелой метнулась прямо в центр шеренги копьеносцев. Шеренга дрогнула и сломалась.

Почувствовав вкус свободы, я не сдержала крика радости, и моя лошадь помчалась еще быстрее.

Вот тогда и наступил тот момент, которого я больше всего боялась.

Внезапно передо мной возникла фигура молодого солдата, который пытался проткнуть меня копьем. Мне показалось, что изображение врага застыло во времени и пространстве, поэтому я смогла отчетливо рассмотреть его лицо. Он был высок и болезненно тонок, его доспехи болтались на нем.

Это был Нэт. У него уже отросли небольшие усы. На меня смотрели почти безумные, побелевшие от страха глаза. Я ясно услышала, как он клянет на чем свет стоит свою мать.

Вслед за этим произошел как будто пространственно-временной сдвиг, и я закричала Нэту, чтобы он убирался с дороги. Но Нэт продолжал двигаться вперед — его копье неумолимо было нацелено прямо мне в сердце. Выбора не оставалось — один из нас должен был погибнуть. Так распорядилась судьба.

Я не сдавалась и предприняла последнюю попытку изменить ход событий, повернув свою лошадь. Но она уже прыгнула. Лошадь неумолимо несла меня на копье Нэта.

Почти инстинктивным движением я взметнула меч, чтобы сразить врага. Но в последнее мгновение я сумела почти невероятным усилием воли повернуть оружие, ударив Нэта плашмя по голове.

Удар был так силен, что Нэт замертво рухнул на землю.

А я помчалась дальше — на тот холм, где ждал Квотерволс.

Дерлина оказалась свидетельницей происшедшего. Позже она сказала мне, что я была дурой и могла ни за грош расстаться с жизнью. А после того, как я поделилась с ней воспоминаниями о видении, она презрительно усмехнулась и изрекла, что у юного Нэта нет никаких шансов выжить, даже если я его не прикончила. В этом случае я только отсрочила то, что так или иначе должно произойти по воле судьбы. Нэт все равно погибнет, если только не догадается вовремя дезертировать, чтобы опять прилепиться к мамочкиной юбке.

Дерлина была права.

Тем не менее я почувствовала, что ночью буду спать немного спокойнее.

Дело в том, что на войне необходимо научиться в полной мере ценить значение даже микроскопических нравственных побед.

В противном случае постепенно, капля за каплей, теряется человеческая сущность.

Несмотря на все наши усилия и жертвы, понесенные за время восстания, вскоре всем стало ясно, что запас почти ничем не подкрепленного энтузиазма приближается к концу. Новари полностью сохранила свое могущество. Силы диктатора Като медленно, но верно перемалывали наши относительно малочисленные силы. Близилось время, когда враги используют надвигающийся снежный фронт, чтобы покончить с нами.

Однако не все было потеряно. Если уж на то пошло, у меня имелись собственные планы, связанные со штормом.

Когда в последний раз мы с Эмили побывали в храме, мороз разрисовал землю узорами, воздух стал по-зимнему прохладен, и я смогла различить негромкие звуки, которые ветер извлекает из струн гигантской лиры, сооруженной врагами на вершине одного из холмов. На Эмили был голубой плащ с поднятым капюшоном. Пришло время защищаться от холода.

Когда мы приблизились к храму, нас уже поджидали: Дерлина, Пальмирас, Квотерволс, десять-двенадцать старших офицеров, сержантов, заклинатели.

Наступивший в этот момент закат был мрачен. Вся восточная сторона неба горела зловещим заревом. Низко над горизонтом, почти у основания окрашенного в кроваво-красный, фиолетовый и желтый цвета купола, клубились, бурлили, неистово перемешивались, вспучивались огромные черные штормовые тучи. Никому из собравшихся не требовалось прибегать к помощи магии, чтобы догадаться, что эта метель обрушится на нас со всей своей ураганной яростью к концу дня.

Каждый из присутствующих четко представлял себе, что ему предстоит сделать, поэтому вскоре в Галане все пришло в движение, готовясь к решающей битве.

Нам предстояло ударить первыми, незадолго до того, как начнется шторм.

Маленькая группа, собравшаяся в храме Маранонии, намеревалась в последний раз попросить у нее благосклонности и помощи.

Эмили стояла рядом, крепко сжимая мою руку, пока Пальмирас совершал жертвоприношение. Она вздрогнула и отвернулась, когда заклинатель зарезал ягненка.

Пальмирас внес окровавленный нож в священное пламя, после чего приблизился к статуе Маранонии. Затем вскинул руки и обратился к богине от имени собравшихся в храме.

— О великая Маранония, — произнес Главный Заклинатель. — Мы стоим перед тобой, послушные твои чада, смиренно ожидая, что ты будешь ласкова с нами, как мать с любимыми детьми.