Страница 12 из 18
– Да, я уже знаю, что ты хочешь мне сказать. Ты хочешь своими словами отправить меня в нокаут и уничтожить, поэтому я скажу сразу – ты была права. Ты это хотела услышать?
Оля подошла к плите и взяла чайник с еще горячим чаем, налила немного себе в чашку и села рядом с ней:
– Иногда я бы очень хотела ошибаться, но не получается. – И она добавила в чай немного молока, а затем стала его пить.
София не смотрела на нее:
– Нам всем хочется, чтобы был кто-то, кто сказал бы нам, что делать, а мы бы потом поступали с точностью до наоборот, но…
– Но?
– Нам всегда радостно, когда кто-то интересуется нами.
Оля кивнула и сделала еще один глоток. Затем она взяла тост и намазала на него масло, стараясь не разломить. Наконец, когда дело было сделано, она положила сверху немного черничного варенья.
София хмуро посмотрела на нее:
– А у меня всегда ломается.
– Потому что ты готовишь точно так же, как играешь…
София озадаченно на нее посмотрела.
Оля ей улыбнулась:
– Подавляя всех и вся. – И она откусила кусочек бутерброда.
– Да уж точно, тосты – это тебе не третий концерт Рахманинова.
Они рассмеялись и продолжили разговаривать, время от времени запивая разговор чаем.
– В общем, я с тобой не согласна.
– Я и не сомневалась.
– Мне нужно было встретиться с Виктором вчера вечером, чтобы понять некоторые вещи, которые в противном случае ускользнули бы от меня.
– Хорошо.
Некоторое время они молчали.
– Ты тоже хочешь сказать мне что-то еще?
София улыбнулась:
– Да, конечно, но я не уверена, что ты захочешь это услышать.
Софии нравились их с Олей отношения – они были очень близки, но в то же время держали дистанцию, относясь друг к другу с невероятным уважением, большой любовью и, возможно, даже с небольшим страхом, который и мог все испортить. И поэтому они играли в словесные игры там, где можно было выразиться более просто.
– Вчера я поняла, что хочу любви. Я скучаю по тому, чтобы быть красивой для кого-то, и от этого в самом деле становиться красивой. Я скучаю по смеху и… – София посмотрела на Олю, немного беспокоясь о том, какую реакцию это вызовет. – Я скучаю по сексу.
Она увидела, что ее попытка взорвать неизвестную ей бомбу ни к чему не привела. Словно если бы у гранаты сорвали чеку и отправили ее далеко и глубоко в море, а она, взорвавшись, отправила на поверхность всего лишь жалкий пузырь, который лопнул с тихим бульком.
Оля вздохнула:
– Я не вижу во всем этом ничего плохого, все это более, чем естественно. Ты красивая женщина, молодая, веселая, любопытная, радостная… Большинство мужчин сходят по тебе с ума и хотят тебя, а что уж говорить о тех, кто видел, как ты играешь!
– Почему?
– Поскольку видеть твою игру на фортепиано возбуждает еще сильнее – ты касаешься клавиш, будто ласкаешь музыку, будто занимаешься любовью. И это говорит тебе женщина.
– Да, думаю, мужчина выразился бы по-другому. Ты действительно так меня видишь?
Оля улыбнулась:
– Я преуменьшила. Ты не рассказала мне только одного, после твоей внимательной рефлексии по поводу вчерашнего вечера…
– Подожди… – София остановила ее. – Прежде чем ты мне скажешь то, что хочешь, я хочу тебе кое-что рассказать. Вчера вечером мы ездили ужинать в прекрасное место на острове Русский.
– Там очень красиво.
– Да. Виктор выложился по полной. И только подумай, он подарил мне оригинальную партитуру девятилетнего Моцарта. Я даже представить не могу, сколько она стоит. Минимум три тысячи евро.
– Это шесть его зарплат, не говоря уже о том, сколько он потратил на ужин. Вы заказывали много вина?
– Да, самых разных, и все отличного качества.
– Он как будто весь год играл только ради тебя.
София рассмеялась:
– Да, но в самый важный момент он сделал ошибку. Я вспомнила один замечательный фильм с Де Ниро и Мерил Стрип – «Влюбленные» – тот эпизод, где они идут к нему домой, начинают страстно целоваться, перебираясь на кровать, но потом она вырывается, извиняется и хочет уйти домой. Она влюблена, но чувствует себя виноватой… – И София замолкла.
В этот момент Оле захотелось узнать обо всем, расспросить ее, что же все-таки случилось. Была ли она у него дома? И да, целовались ли они? Чем занимались еще? Но она понимала, что сейчас не время, поэтому продолжила молчать. Она знала Софию и понимала, что та сама решит, что ей рассказать и в особенности когда.
София извинилась:
– В общем, прости, я не знаю, зачем я тебя перебила. Что ты хотела мне сказать?
– Ты права, что желаешь все то, о чем только что мне рассказала. И, честно говоря, ты могла бы легко получить все это и не тратя время на поиски мужчины, потому что он у тебя уже есть. София, может быть, ты этого не помнишь, но ты замужем.
София рассмеялась:
– Ну конечно! Вот чего ты хочешь! Ну хорошо хоть ты мне сказала, а то я все не могла вспомнить, весь вечер вчера думала за ужином: а не замужем ли я?
Оля покачала головой:
– Я ни разу не спрашивала тебя о том, что тогда произошло. Ты не хотела мне рассказывать, и я не настаивала. Я знала только, что с твоим мужем произошел несчастный случай, а потом была операция. Но я так и не поняла, почему ты сбежала.
– Это правда, мне не хотелось думать об этом. Дело в том, что ты всегда ценила меня такой, какая я есть, но правда в том, что мой скверный характер все-таки проявляется в некоторых вещах.
– Я знаю. – Оля сделала глоток чая.
София продолжила:
– Например, авария… Это была моя вина. Был вечер, и Андреа поехал за пиццей. Он был на мотоцикле. Я только что вернулась с уроков. Он позвонил мне и сказал, что купил пиццу с помидорами черри и моцареллой. Но я ясно дала ему понять, что хотела только с помидорами и все. Я разозлилась. Я сказала ему, что он никогда не слушает меня, что он всегда делал по-своему.
– Но это же всего лишь пицца.
– Да, действительно. Я знаю. – София допила чай и поставила чашку на стол. – Он пытался пошутить по этому поводу, но я была непреклонна. Мы поссорились, и я бросила трубку.
– Как тяжело…
– Андреа в ярости вернулся в пиццерию. Было темно, он гнал как сумасшедший, чтобы поскорее приехать, и не заметил, как внизу под горкой разворачивалась машина. За рулем сидела пожилая женщина, которая, увидев, как он несется на нее, впала в ступор, остановилась посреди дороги, а он не успел свернуть. Это было ужасно. И все, что нужно было, это сказать: «Ты права, я уберу моцареллу…»
Оля молчала.
– Его парализовало из-за меня. Из-за меня. Из-за пиццы, такой ерундовины. Я посвятила себя Андреа полностью, потому что чувствовала себя виноватой, мне было плохо, а он страдал. Я решила, что я должна исполнить свою клятву – никогда больше не играть концертов…
– Я хорошо это помню, и мне очень жаль. Тебя не хватало всему миру музыки. Никто из нас не мог тебя переубедить.
Оля взяла тост и намазала его маслом.
– Потом я встретила Танкреди…
Оля откусила кусочек, в этот раз не положив варенья.
– Человека, который удивил меня с самого начала. Это меня раздражало, но в то же время нравилось, причем очень. И за это я его ненавидела. Но потом я поняла, что он нравится мне по-настоящему, и из-за этого я почувствовала себя еще более виноватой перед Андреа. Я не хотела сдаваться. Мне казалось, что я предаю его, даже просто думая о Танкреди.
Пока София продолжала свой рассказ, она поняла, что впервые за такой долгий период времени она может полностью признаться в том, что произошло. Она чувствовала себя легко, словно плотина, которая слишком долго сдерживала поток воды и внезапно дала ему свободу.
– Но почему же тогда ты от всего сбежала?
– Потому что однажды Андреа сказал мне, что в Интернете он нашел профессора Мишуну Торкаму, который экспериментировал с новым методом лечения стволовыми клетками, он изучал способы и, похоже, мог творить чудеса. Но стоило это очень дорого.