Страница 3 из 36
– Наверное, посчитали… Кто их знает, что они там посчитали. Да и правильно: кем надо быть – покойника тревожить! Это ж решиться надо…
– Решиться, не решиться… твоя правда: мало хорошего лезть ночью в могильную яму. Глубокая. Спрыгнуть туда ничего не стоит, да там и останешься, как лиса в западне.
– С чего бы? – спросила жена. – Я еще днем заметила – у могильщика там лестница. Наверняка с собой унес.
– Сейчас погляжу… – Борд пошарил рукой в могиле и удивленно поднял голову: – Глянь-ка… лесенка на месте. Совсем спятили. О чем люди думают, ума не приложу.
– Растяпы, – согласилась жена. – Но знаешь что? Разницы нет, даже и с лестницей… Тот, в гробу, так просто свое не отдаст.
– Это, конечно, да… и я так думаю. Только давай-ка для спокойствия лестницу уберем.
– Лучше ничего не трогать, – возразила жена. – Могильщик утром придет, сразу увидит: кто-то тут был.
Они растерянно вглядывались в черный зев могилы. Что теперь делать? Надо бы идти домой, но что-то их удерживало. А что именно – ни он, ни она вслух произнести не решались.
– Да… лестницу лучше оставить, – медленно произнес Борд Бордссон после долгой паузы. – Только бы знать, что генерал сам с ворами управится.
– Спустись и проверь, что у него за власть.
Борд точно ждал этих слов. Не успел он нащупать ногой каменный пол склепа, услышал, как заскрипела лестница, и через минуту жена стояла рядом с ним.
– Ага… и ты здесь, – только и сказал он.
– Испугалась. Тебе тут небось жутко с генералом, а мне там одной-то еще жутче.
– Не так уж он страшен. Ты небось думала: у-у-у-у… высунулась из гроба костлявая ручища – и конец мне.
– Нет… – Жена перекрестилась. – Похоже, он нам зла не желает. Знает, что мы не за перстнем его пришли. А вот если начнем гроб открывать, тогда другое дело.
Борд Бордссон вздрогнул, провел рукой по крышке гроба и почти сразу наткнулся на большой шуруп с головкой в виде креста. Потом нащупал еще несколько.
– Будто специально для грабителей сделано… – проворчал он и начал откручивать шуруп.
– Ой! – шепотом крикнула жена. – Там что-то шевелится!
– Ничего там не шевелится… Тихо, как в могиле.
– А где же? В могиле и есть… не думает же он, что мы собираемся украсть его любимое кольцо… А вот если крышку поднимешь, тогда не знаю, чего и ждать.
– Подниму, если поможешь, – буркнул Борд.
Они подняли крышку. Тут уже было не до разговоров. Борд стянул перстень с полуразложившегося пальца. Рука генерала с глухим стуком упала на дно гроба. Они торопливо положили крышку на гроб, выскользнули из склепа и бросились бежать, взявшись за руки, как дети, пока не перелезли через кладбищенскую ограду.
– Он, наверное, сам того хотел, – сказала жена. – Сообразил, должно быть, негоже мертвецу прятать такое сокровище. Вот и отдал добровольно.
Муж внезапно захохотал:
– Добровольно! А что он мог сделать?
– Я и не знала, что ты такой храбрец. Мало кто полезет ночью в могилу, да в какую! Самого генерала!
– А что мы плохого сделали? У живого я бы и далера не взял, а зачем кольцо мертвецу? Червей пугать?
Их распирало от гордости и счастья. Подумать только – никому даже в голову такое не пришло, они оказались самыми умными. Как только представится возможность, Борд поедет в Норвегию и продаст перстень. За такое кольцо дадут столько, что можно уже никогда в жизни о деньгах не беспокоиться.
Внезапно жена остановилась:
– Смотри-ка! Для рассвета вроде рановато. Что это там, на востоке?
– Какой рассвет… Пожар. Где-то в Ольсбю… Господи, не дай…
Его прервал отчаянный крик жены:
– Это же у нас! У нас горит! Мелломстуга горит. Я так и знала… Генерал поджег!
В понедельник утром могильщик прибежал в Хедебю. «Что-то не так, – сказал он. – Я сразу заметил, что-то не так».
И каменщик тоже… каменщик тоже сказал – что-то не так.
Пошли смотреть. Крышка на гробе генерала лежит криво. Герб на крышке, орденские звезды и ленты на месте.
А золотой перстень-печатка, подарок короля, исчез.
Я думаю о короле Карле Двенадцатом и стараюсь понять, почему его так любили и так боялись.
Мне рассказывали: незадолго до гибели он зашел в церковь в Карлстаде. Посреди службы.
Прискакал в город на коне, один, без свиты, будто знал, что идет служба. Никто его не ждал. Оставил коня у ворот, прогрохотал каблуками по паперти и вошел в церковь.
Пастор уже начал проповедь. Король остановился у дверей, чтобы не мешать, и стал слушать. Даже свободного места не поискал – прислонился спиной к косяку и так и стоял.
Он вовсе не старался привлечь к себе внимание, но кто-то его узнал. Наверное, какой-нибудь старый солдат. Потерял в походе руку или ногу, и его отправили на отдых. Еще до Полтавы. Старый солдат присмотрелся и решил, что этот незнакомец в тени, с зачесанными назад волосами и орлиным носом, не может быть не кем иным, кроме как их королем. И в ту же секунду встал по стойке «смирно».
Соседи посмотрели на него с удивлением, и тогда он громко прошептал: «Король в церкви!» И весь ряд поднялся. Поднялся весь ряд! А за ним встали все прихожане. Встали, как встают, когда с кафедры звучит истинное слово самого Господа.
Старые и молодые, богатые и бедные, больные и здоровые – встали все.
Этот случай произошел, как уже сказано, в самом конце правления короля Карла, когда военная удача окончательно ему изменила. В этой церкви, наверное, не было ни единого человека, кто не потерял бы в бесконечных походах своих близких или окончательно не обнищал бы от армейских поборов. А если бы даже и нашелся кто-то, кто умудрился провести свой семейный корабль сквозь бесчисленные рифы военного времени, то и ему не мешало бы вспомнить, до какой нищеты довел страну этот король. Как много завоеваний потеряно, как много врагов нажито. Страну перестали уважать соседи.
И все же, все же… Достаточно было прошептать его многажды проклятое имя – и все, как один, молча поднялись со своих скамеек.
И продолжали стоять. Никто даже не подумал сесть. Король стоит у дверей, а пока король стоит, как могут сидеть его подданные? Какое бесчестье!
Проповедь длинная – ну что ж, можно потерпеть. Король стоит у дверей… как же можно сидеть в присутствии короля?
Король-солдат. Привык – люди безропотно идут ради него на смерть. Но здесь-то, в церкви, не поле боя и на скамьях сидели не солдаты! Простые горожане и ремесленники. Обычные люди, они в жизни даже не слышали команду «смирно!». И все равно стоило ему войти в церковь, и они оказались в его власти. Они пошли бы за ним куда угодно, отдали бы ему последнее. Они верили ему и молились за него. Они молились за этого невероятного человека. За короля их Швеции.
Вот я и спрашиваю себя, пытаюсь понять: почему любовь к королю, который привел страну на грань исчезновения, так глубоко внедрилась в старые, иссушенные сердца? Ведь многие были уверены, что он остается их королем даже после смерти…
Сейчас такая слепая преданность вызывает странное чувство. Удивление? Восхищение? Да, возможно, и восхищение, но смешанное с презрением. Раб предан своему сюзерену, что бы тот ни натворил. Думаю, и в наше время это не изжито.
По правде говоря, когда стало известно, что перстень украден, люди не столько обсуждали пропажу, сколько дивились, что у кого-то хватило отваги на такое дело. Одно дело – украсть обручальное колечко из могилы любящей женщины, которая не захотела с ним расстаться. Или медальон с локоном. Или Библию из-под головы усопшего пастора. Такие случаи были, и все проходило безнаказанно. Но стащить королевский перстень с руки похороненного в Хедебю генерала! Никто и представить не мог, чтобы рожденный женщиной человек мог на такое решиться.
Само собой, дело попытались расследовать, но концов не нашли. Воры работали ночью и никаких следов не оставили.
Вот это меня удивляет. Все слышали: есть такие следователи, что работают день и ночь и все же раскрывают преступления куда менее тяжкие.