Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

— Подожди, — паучиха резко подняла руку и к чему-то прислушалась. Мгновенно вся ее фигура начала испускать чуть ли не видимые волны опасности. — Я что-то чувствую. Оттуда доносятся какие-то крики.

— И впрямь. — обе ёкай дружно посмотрели вперед.

— Надо быть осторожнее. — кумо быстро развернулась и развела руки в стороны. Мгновение и между ее пальцами вспыхнули несильным беловатым светом тончайшие нити, которые, повинуясь ловким движениям пальцев и рук, начали сплетаться в светящуюся паутину.

Кэтсуя встряхнула руками и в каждой ладони осталась миниатюрная энергетическая конструкция, одну из которых она впечатала в грудь Каэды.

В ту же секунду кутисакэ-онна начала мерцать, становясь расплывчатой и сливаясь с окружающим пространством. При этом ее духовная энергетика тоже рассеялась, как дым.

Вторую паутинку кумо приложила уже к себе.

— Двигайся за мной, но тихо. — резко отдала старшая приказ, и молодая ёкай лишь дёргано кивнула. Теперь она тоже чувствовала странный привкус местной энергетики. И ее это беспокоило.

Время шуток закончилось.

Каэда не знала, что так обеспокоило сдержанную паучиху, но это было явно что-то очень серьезное.

До этого она видела ее в таком состоянии лишь когда имелась угроза ее любимому Канси.

Заросли и кусты почти не задерживали нечеловечески ловких девушек, которые еле видимыми тенями пробирались вперед, приближаясь к все усиливающемуся шуму голосов.

Становилось понятно, что впереди собралось очень много людей.

В какой-то момент вместо очередного дерева перед глазами путешественниц оказалась пустота.

А в следующую секунду перед ними открылось достаточно впечатляющее зрелище.

Раньше это место совершенно точно было деревней. Пустыри, на которых покоились дома, все еще выделялись относительно остальной земли.

Но теперь все дерево, доски, веревки и черепица пошли в ход на постройку одного единственного сооружения, возвышающегося на многие метры вверх.

Одного взгляда на эту постройку хватало, чтобы вызвать тошноту и неприятие, но глаза все равно не могли оторваться от завораживающе отвратительных контуров.

Несмотря на свои внушительные размеры, вся конструкция постоянно шаталась и нестерпимо скрипела, словно грозясь рухнуть в любой момент.

Но вопреки всякой логике она продолжала упрямо стоять, уродуя собой само мироздание.

Каждая доска, каждый кусок черепицы или гвоздь несли на себе ужасающие символы и знаки, от которых начинала болеть голова и мутиться сознание.

При первом взгляде, трудно было определить, что же собой представляет это непотребство, но мучительное осознание все же рассеивало блаженное неведение.

Здоровенная, нечестивая колокольня возвышалась над всеми, удерживая на самом верху уродливый, собранный из досок, веревок и кусков металла колокол.





Рядом же с извращенной пародией на колокольню курились огромные подносы, выпуская вверх сполохи пламени. Вот только горели они отнюдь не обычным огнем. Гнилостно зеленое свечение вырывалось наружу, неся удушающие порывы черно-зеленого дыма.

Вокруг же проклятой колокольни стояли многочисленные повозки, мешки и скарб прибывших к этому месту крестьян.

И кроме самих вещей были и их хозяева.

Десятки и сотни людей. Женщины, мужчины и дети, все они, задрав головы вверх и затаив дыхание, смотрели на вершину колокольни, где на специальной пристройке столпились те, кто и был причиной всего происходящего.

Просторные, темные плащи скрывали их тела, исключая возможность увидеть даже пядь кожи, а глубокие капюшоны не позволяли увидеть и их лиц.

Но вот, среди мрачных фигур наметилось движение. Несколько плащеносцев кинулись к веревкам, которые уходили внутрь уродливого колокола.

На передний же план вышел высокий и откровенно тощий мужчина. Небрежным движением он сбросил капюшон, позволяя всем собравшимся увидеть его лысый, бугристый череп, словно бы распираемый изнутри какими-то газами.

Нечеловеческие глаза Каэды в мельчайших подробностях позволяли увидеть желтовато нездоровую кожу, сочащиеся гнойными выделениями глаза и обширная воспаленная сыпь на его правой щеке в форме человеческой ладони.

Струйки гноя стекали по его впалым щекам, оставляя две влажные дорожки.

Следом за своим предводителем капюшоны скинули и остальные, радуя взоры окружающих самыми причудливыми болезнями и уродствами.

Вот, у кого-то вырос самый настоящий рог на месте глаза, а второй теперь мог похвастаться лопнувшими от воспаления губами и щеками, третий же и вовсе лишился глаз, но явно продолжал как-то видеть.

И не сказать, что столпившихся внизу крестьян хоть как-то возмутило или напугало представленное перед ними зрелище.

БО-О-ОМ!

Каэда отвлеклась, поэтому не увидела, как звонари, разогнавшись, раскачали сразу несколько язычков колокола, от чего произошёл первый удар, который мгновенно был испорчен последующими ударами других язычков.

А так как их было больше одного, то они то и дело сталкивались вместе, внося невыносимую сумятицу в общий звон.

Но непохоже, что звонарей это хоть как-то беспокоило, ведь творившийся перед ними музыкальный хаос был именно тем, что они и добивались.

От непрекращающихся раскатов чумного колокола, казалось, начал содрогаться весь окружающий мир.

Распространяющиеся по воздуху звуковые волны становились практически зримыми, такую боль они приносили окружающему миру, которую особенно сильно чувствовали скрывшиеся неподалеку парочка ёкаев.

И следуя этому темпу, столпившиеся внизу крестьяне начали подпевать усиливающемуся зову.

Вот, спокойно стоявший почтенный глава семейства дико подпрыгнул и ударил о землю левой ногой в тон одному из ударов. А чуть дальше топнул другой крестьянин, но абсолютно не синхронно со вторым. Третий же начал кружиться на одном месте, высоко вскинув руки и завывая на одной ноте от восторга.

Не прошло много времени, как вся собравшаяся толпа бесновалась в абсолютном хаосе под нескончаемый звон колокола и их собственные яростные вопли.