Под маской ангела

Да, я видела его голым каждый день со всех сторон, но все равно не могла насмотреться. Трусики я снимала на автомате, даже положила куда-то, не глядя. На ощупь взяла фотоаппарат, раздумывая, на сколько меня хватит касаться к этому телу только взглядом, а не руками или языком.

Облизать его хотелось, а потом долго скользить влажными губами, повторяя очертания тугих мышц... Прижаться к нему всем телом и…

Так, стоп. Подобные мысли совершенно не нужны перед фотосессией! Заставив себя опустить взгляд, я принялась настаивать фотоаппарат и лишь чуть позже вспомнила, что сначала нужно поправить свет.

Когда закончила, Лео уже выключил воду и с ухмылкой стоял, оперевшись о прозрачную, запотевшую стену. Его взгляд бессовестно меня ласкал, причем в этих ласках чувствовалось нетерпение с нотками грубости.

— Нельзя так смотреть на фотографа! — заявила, ужасно неловко чувствуя себя с фотоаппаратом в руках. Как-то не приходилось мне это делать голой. Ноги невольно скрестились, а единственное, что «прикрывало» грудь — это ремешок, переброшенный через шею, на котором и держался фотоаппарат. На всякий случай я еще и обмотала запястье правой руки ремешком, чтобы, чего доброго, не уронить свою самую любимую и обожаемую вещь. Руки потеть точно будут.

— А как нужно смотреть на фотографа? — губы Лео растянула порочная улыбка.

— Смотри лучше куда-нибудь в сторону. На вон тот шкафчик у раковины, например, — приказала и махнула рукой в левую сторону. Послушавшись, Лео отвел взгляд, и мне стало намного легче. Мысли потекли в рабочем русле, и я некоторое время думала, какой выбрать ракурс.

Наконец выбрала, остановилась чуть справа от центра и поднесла фотоаппарат к лицу. Сделала один, второй снимок… Небесно-голубой цвет кафеля с черными вкраплениями идеально подходил для фона. Смотрелись выигрышно белая майка и темные шорты, ставшие почти черного цвета от воды. Вся композиция была выдержана в холодных тонах, освещение тоже. Идея своеобразной неудовлетворенной похоти, которую мужчина пытается с себя смыть или хотя бы спрятать под холодной маской.

Поэтому мне не нужно игривое выражение лица и ухмылочка. Мне нужен либо притворно-безразличный взгляд, либо убийственный.

И вот как раз в момент третьего снимка Лео снова посмотрел на меня. В его глазах резвились любимые бесенята, но, черт возьми, они сейчас были лишними.

— Не смотри на меня. Я ж попросила, — раздраженно прошипела, опуская фотоаппарат.

— Так неинтересно. Я уговаривал тебя стоять здесь голой не для того, чтобы теперь смотреть битый час на шкафчик. — Скользнул взглядом от лица вниз по груди, очертил формы и намертво припечатался там, где мои ноги по-прежнему были плотно сомкнуты. Пока фотографировала, даже временно забыла, что голая, ведь полностью погрузилась в работу. А теперь, стоило лишь Лео на меня посмотреть, и стыд вновь плеснул жаром к щекам, пробрался колючей дрожью по плечам и спустился по лопаткам холодным потом.

Выбора не осталось: сама отвела взгляд, чтобы не видеть, как меня имеют в фантазиях. Нацепила маску безразличия и непринужденным голосом произнесла:

— Не хочешь смотреть на шкафчик — тогда смотри в камеру пристально и сурово. У нас скорее мрачный концепт, а не развеселый.

— Хм… Тогда о чем мне думать? Какую эмоцию передать?

— Представь, что ты хочешь какую-то девушку, но сложилось так, что ты ее никогда не получишь. Вот теперь страдаешь в душе, сексуальный и одинокий.

— Это не мрачный концепт… Это трагический концепт.

— Отчасти… Ну, главное, ты приблизительно понял… — пробормотала, поднимая фотоаппарат и готовясь сделать новые снимки.

— Конечно, понял. Даже особо вживаться в роль не надо. Ты стоишь в двух метрах от меня, а я, дурак, пообещал не выходить за пределы душевой комнаты. И теперь мучаюсь.

Значит, не пообещай он мне этого, уже б сорвал съемку. А я ему, впрочем, ничем не смогла бы помешать. Он бы быстро заглушил мои возражения поцелуями.

Когда вновь решилась взглянуть на Лео через объектив фотоаппарата, у меня перехватило дух и трепет вдохновения пробежал по телу. Идеально. Лео пристально смотрел на меня, и в его взгляде томилась столь пленяющая похоть — опасная и ядовитая. Губы были плотно сомкнуты, а скулы, казалось, стали еще острее. Я сохраняла один за другим мгновения непривычной стороны Лео. Так странно, это выражение лица не казалось наигранным, а, наоборот, выглядело искренним, точно он просто приподнял свою маску ангела. И теперь к нему хотелось тянуться… Утешить, разделить его похоть на двоих.

Пока что я лишь вбирала ее до последней капли и находила ей отражение на снимках. Меняла ракурсы, и его взгляд двигался за мной. Делала портреты, и снимала во весь рост. Лео, точно горюя, оперся рукой о прозрачную стену, которая уже высохла, немного склонился и взирал на меня исподлобья. Сжимал мощной хваткой майку на груди, будто хотел вырвать свое сердце.

— Может, я ее все-таки порву?

— Давай. У нас ведь будет по плану ню.

Мокрая ткань расползлась от небольшого усилия Лео, обнажая его мощную грудь и верхние кубики пресса.

— Оставить так или полностью разорвать?

Я уже еле сдерживала себя от того, чтобы не сделать несколько шагов и не прижаться своей голой грудью к нему. А перед этим дорвать эту майку, стащить с него мокрые шорты и… Интересно, он надел под них боксеры? Неважно. Все стащить и осквернить эту душевую комнату во всевозможных позах.

— Так что? Разрывать до конца или нет?

Прочистила горло и ответила:

— Оставь так.

Подняла фотоаппарат, сгорая от желания. Когда Лео смотрел на меня, я ни на секунду не забывала о том, что голая. Казалось, он взглядом передавал жгучее желание слиться со мной в поцелуе, крепко прижать к себе или к любой вертикальной поверхности и руками провести по самым соблазнительным округлостям. И я понимала, это случится в тот же миг, когда фотосессия закончится.

И я уже начала хотеть, чтобы она скорее подошла к концу. Но вместе с тем должна была завершить начатое — то есть снять Лео полностью голым.

Сделала несколько снимков и потребовала:

— Нет, снимай ее вовсе.

Мокрая ткань липла к телу, и пока Лео ее стаскивал, я поймала еще пару соблазнительных кадров.

Его тело, точно произведение искусства, можно было фотографировать и фотографировать со всех ракурсов. И я себя чувствовала особенной, ведь больше никому не позволено было это делать. Просила его повернуться ко мне спиной, напрячь мышцы, стать то в одну позу, то в другую. Каждую фотографию можно было ставить на обложку журнала, весь тираж которого разойдется за сутки, если его будет украшать Лео.

Сначала я действительно хотела снять его торс, на котором блестели капельки воды, потому и вертела им, как хотела… Но прошло время, я сделала более сотни фотографий и пора бы попросить его снять шорты, но не могла выдавить из себя ни слова. Лишь замерла, опустив фотоаппарат… До чего же я несмелая… С собственным мужем. Было дело, когда я сама его раздевала. И все же никогда не говорила ему: «Сними штаны». Быть может, потому, что обычно он сам приказывает мне делать подобные вещи.

— Майюньчик, в чем дело?

Уже заметил мое замешательство и оторопь. И это состояние все больше сковывало, когда я думала о том, как буду фотографировать его совершенно голым.

— Нам надо переходить к следующему этапу… — еле слышно сказала. — Ну, — неопределенно махнула рукой, пряча глаза, — ты понимаешь.

— А какой у нас следующий этап?

Боковым зрением заметила, что Лео оперся о прозрачную стену одной рукой, а второй взялся сверху за дверцу, едва не переваливаясь через порог. Его лица не видела, но была уверена: на нем уже расцветала беззастенчивая ухмылка. Решил подколоть меня. Делал вид, будто не понимает, о чем речь.

Мне стоило больших усилий вернуть голосу силу и скрыть смущение — оно еще отдавалось напряжением в теле.

— Следующий этап — ню. Раздевайся полностью.

— Так бы сразу и сказала.