Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 101

В один момент мне это все осточертело. Я убила таившуюся в глубине души надежду на то, что однажды Глеб отреагирует на мои слезы и извинится за свою грубость. С недавнего времени убедилась в одном: мы по разные стороны баррикады. И не стоит ждать от врага сочувствия. Необходимо становиться сильной, защищаться до последнего и не радовать его таким проявлением слабости, как слезы.

«Ссоры — это нормально для брака», — твердила мама. — «Если он не бьет тебя, значит, не такой уж и плохой».

Да, еще рукоприкладства не хватало!

— Я задал вопрос, — прозвенел стальной голос Глеба в тишине. Я повернулась к нему лицом, стараясь выглядеть непоколебимой, хоть внутри все дрожало и сжималось. Ведь когда-то очень любила этого человека…

— Мог бы и не кичиться мной перед своим другом. Я не какая-то крутая тачка, которой можно хвастаться на каждом шагу.

— Да при чем здесь это! Мы договорились, что не будем разводиться!

Что, поставила в неловкое положение перед другом? Пришлось врать и выкручиваться? А сколько раз приходилось выкручиваться мне? Прикрывать своего же мужа перед его родителями, когда он шел на блядки?

Я подавила всколыхнувшуюся во мне волну злости. Ни за что не буду первой, кто выйдет из себя. Ведь первый, кто теряет контроль над эмоциями в ссоре, — проигрывает.

— Он вроде кивнул, когда ты попросил его держать все в секрете. Не вижу проблемы.

Аргумент сработал. Глеб несколько секунд не отвечал, пронзая меня взглядом. Сделав вывод, что на этом наша ссора потухла, я двинулась вдоль длинного шкафа дальше по прихожей. Выпью кофе, чтобы окончательно разогнать остатки хмельного дурмана от пива, и сяду работать за ноутбук. Меня ждали два десятка необработанных фотографий.

— Майка, ты собралась перед ним ноги раздвинуть? — выплюнул мне Глеб вслед.

Застыла на полушаге. А я ведь даже не успела ни о чем таком подумать. Мне всего лишь захотелось его снять. На фотоаппарат! Но от слов Глеба в голове вмиг родилась картинка, ожила и заставила сердце биться чаще.

Я, на белоснежных простынях, полностью голая, расслабленная и довольная. Замерла в предвкушении — ноги уже раздвинуты — и смотрю в подернутые страстным дурманом медово-карие глаза. Лицо Лео быстро обретает черты, сотканные из воспоминаний, фантазия дорисовывает обнаженные широкие мускулистые плечи, и я кладу ладони ему на спину, впиваюсь в упругие мышцы короткими ногтями от удовольствия, когда он входит в меня.

Тряхнула головой, прогоняя наваждение. Не думала, что после своего последнего раза, который, казалось, бесповоротно отвернул меня от секса, еще смогу когда-нибудь захотеть кого-то.

Обернулась и поняла, что теряю контроль. Вся концентрация убежала на обдумывание вопроса: можно ли эту фантазию расценивать как первый шажок к выздоровлению?

— А что, если и собралась?! А?! Ты не тот человек, у которого есть право меня осуждать!

Я ожидала, что Глеб сейчас подхватит волну злости и ответит мне в том же духе. Но он внезапно отвел взгляд и вздохнул, покачивая головой.

— Не советовал бы я тебе с ним связываться. Хочется секса — найди себе любовника, но только не Лёню. Да и я, в конце концов, никогда тебе не отказывал.

Неужели он думает, что я могу захотеть вернуться в нашу постель после того, как застала в ней Глеба с другой? Не сдурел ли он вконец, рассчитывая на то, что я еще могу хоть что-то хотеть? После череды его измен?

Наружу рвалось столько слов, что я не могла выбрать, какие произнести. Так и стояла, глотая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Ладно, твое дело. Поступай, как хочешь. Но я тебя предупредил: с Лёней лучше не связываться. Он конченый человек.

Вы только поглядите на него! Собственничество из него прет настолько сильно, что он готов оклеветать друга! Кошмар, вдруг я, чего доброго, найду человека, который поможет мне выплатить штраф за расторжение брачного договора?!

— Конченый человек? Давай я сама разберусь, кто из вас конченый, а кто нет.

— Я не виноват в том, что мне всегда хотелось больше, чем тебе! — вспылил Глеб, переходя на крик.

Смешное оправдание. Да он даже не чувствует себя виноватым. Столько раз сделал мне больно, столько раз плюнул в душу, что и не счесть. И каждый раз: я не виноват.

— Ты никогда не предполагал, что можешь быть виноватым в том, что мне хотелось меньше, чем тебе. — Хотела говорить ровным голосом, но он все же задрожал, встревоженный воспоминаниями. — Прелюдия? Да ты вообще не знал такого слова. Чмокнул в губы и давай лезть в трусы. А потом еще удивлялся, а чего это я сухая. Думал, что я от одного твоего обнаженного торса должна течь? Хотя бы хоть раз задумался о том, что, возможно, меня нужно поцеловать где-нибудь ниже подбородка, а не только дергать за соски? Нет же. Ты всегда думал лишь об одном: секс в жизни должен быть похож на грязное порно, а я должна исполнять роль грязной шлюшки! Делать минет часами, давать во все дырки и еще и заводиться за полсекунды от одного шлепка по ягодице!

В легких не хватало кислорода, пульс молотом стучал в висках. Я и не заметила, в какой момент сорвалась на крик. Першило в горле. Я никогда не говорила такого Глебу. Просто не могла. Не хотела его обидеть. Но сегодня, какого-то черта, меня прорвало.

Руки Глеба опустились вдоль тела, пальцы несколько раз сжались-разжались. На скулах заходили желваки, а взгляд наполнился таким количеством ярости, что мне поплохело.

Еще никогда прежде я с Глебом не чувствовала себя красной тряпкой на арене перед быком.

— Ах ты сучка… — процедил он, быстрыми шагами преодолевая расстояние между нами и вскидывая руки.

Я чудом успела юркнуть в ванную комнату и запереться на защелку прежде, чем Глеб ухватился за ручку и принялся со всей дури трясти дверью.

— Открой, дрянь! Открывай, я сказал! — От ударов кулаком деревянная дверь заходила ходуном, выглядя совершенно не годящейся защитой.

С бешено колотящимся сердцем я попятилась к раковине. Что делать, что делать, что делать… Для начала вытереть скатившиеся по щекам слезы — нужно немного успокоиться.

Но за два года я ни разу не видела его настолько разъяренным. Мне стало страшно, безумно страшно, до холодного пота, до дрожащих коленок, до нехватки воздуха. Казалось, вот-вот он вынесет дверь и забьет меня кулаками до смерти.

— Я тебе сейчас, блядь, устрою прелюдию! Отдеру так, что на свою чертову задницу неделю не сядешь!

Пальцы мертвой хваткой вцепились в раковину за спиной. Тело била крупная дрожь, я захлебывалась слезами, но изо всех сил старалась не всхлипывать: он не услышит, как я плачу! Пусть думает, что мне все равно, что его не слышу.

Но от следующей порции ругани меня едва не вывернуло. Я схватила белое махровое полотенце, набросила его на голову и зажала уши ладонями, медленно сползая на холодный кафельный пол. Наконец-то его крики слились в неразборчивый далекий шум.

Он скоро уйдет. Не будет здесь долго стоять. У него ведь там наверняка игры неигранные, сообщения от девочек неотвеченные, пиво недопитое…

Зажатый между зубов край полотенца успешно глушил рыдания. Какой была дурой, когда согласилась на мамину идею создать этот чертовый брачный контракт! Два года назад я безумно боялась потерять этого придурка Глеба, ведь слышала, как о нем отзывались друзья: непостоянный, долго ни с кем не задерживается. Когда они узнали, что Глеб женится, то делали ставки, как долго протянет наш брак: два месяца, неделю, три дня…

Но он клялся в вечной любви и в том, что никогда меня не бросит. Я хотела ему верить, сама была на тысячу процентов убеждена, что буду любить его до конца дней, а значит приняла мамину идею и оценила крах нашей любви в один миллион рублей.

Глеб согласился внести пункт в брачный контракт о том, что первый, кто подаст на развод, платит пострадавшей стороне указанную сумму и оставляет подаренную родителями трехкомнатную квартиру. Контракт был подписан до свадьбы, а вместе с официальной регистрацией брака вступил в силу. После этого можно было оставаться спокойной и убежденной в одном: первый желающий разводиться подумает сотню раз перед тем, как расторгнуть брак.