Страница 4 из 52
Напрягла слух, пытаясь уловить любой звук: шарканье шагов или приглушенное дыхание, чтобы осознать, что не одна, и что рядом находится он, наблюдающий за каждым ее движением, ожидающий подходящего момента, чтобы наброситься.
Ничего. Лишь гул собственного пульса, отдающийся в ушах. Абсолютная тишина давила на барабанные перепонки.
Ханна затаила дыхание, прислушиваясь.
По-прежнему тихо. Ей стоило поверить, что тюремщика здесь нет. Если он все же здесь, то она умрет. В любом случае. Но если его нет…
Возможность снова оказаться в плену нарастала с каждой минутой.
Ханна не могла здесь оставаться. Она должна сбежать как можно дальше. Должна убраться отсюда к чертовой матери. Куда угодно.
Не открывая глаз, коснулась здоровой рукой своего живота.
Он придет за ней. В этом она не сомневалась. Тюремщик будет пытаться найти ее прежде, чем она успеет позвать на помощь. Прежде чем расскажет о нем.
И ей нужна фора. Каждый час и каждая миля отдаляли ее от этого места.
«Думай! Шаг за шагом. Ничего лишнего. Не трать время на пустые размышления, потому что время ускользает. На счету каждая секунда».
Сначала главное.
Нужно найти способ видеть. Найти что-то, чтобы защитить глаза. Например, солнцезащитные очки. Но как их найти, если Ханна понятия не имела, где искать, да и вообще не могла видеть?
Ее рука все еще лежала на животе, касаясь хлопчатобумажной ткани свитера. Темно-зеленая ткань смогла бы ослабить свет, если бы удалось придумать, как обернуть ее вокруг головы. Однако свитер единственное, что согревала Ханну. Она боялась снять его. К тому же будет сложно обмотать ткань вокруг головы искалеченными пальцами.
План Б. Ей нужны ножницы.
Большинство людей держали их в кухонном ящике. Возможно, и он тоже. Ханне просто нужно найти кухню, а там уже определиться, куда идти.
Она могла бы это сделать. Могла бы выяснить, где лежат ножницы. Но ей придется войти в дом вслепую, не зная, куда идти, пробираясь лишь на ощупь.
Временная слепота делала Ханну еще более уязвимой и беспомощной, чем обычно.
Паника вцепилась в нее когтями, сдавливая горло.
Она едва могла дышать, двигаться, ее руки и ноги словно приросли к месту. Тьма клубилась в ее сознании и грозила снова потопить его. Но она не могла позволить уйти в себя.
Каждая минута на счету. Только это имело значение.
Ханна приложила все силы, чтобы остаться в сознании и подавить парализующий разум страх.
Или двигайся, или умирай.
А она отказывалась умирать.
Не открывая глаз, подняла руки и толкнула ими дверь. А затем на четвереньках проползла в дом, почувствовав под собой прохладный линолеум.
Внезапно раздался собачий лай, который напугал Ханну. Сердце подпрыгнуло в груди, и она пригнулась под натиском всепоглощающего ужаса.
Тюремщик точно здесь. Выпустил дикого пса и завел его внутрь, чтобы тот разорвал ей горло… Чудовище из ночных кошмаров. С желтыми глазами и черной пастью. Его когти сомкнутся вокруг ее горла и перекроют дыхание.
Разум Ханны снова угрожал помутиться. Непроницаемая тьма поглотила ее мысли. Нет! Она не могла опять замкнуться в себе. Ханне нужно оставаться в сознании. Бороться. И не важно насколько сильным был ее страх.
Она заставила себя считать про себя, в попытке успокоиться.
Раз, два, три… Тридцать, тридцать один, тридцать два… Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…
«Думай», — раздался голос где-то в глубине ее разума.
Гулкий лай доносился снаружи. А значит, пес находился на улице, а не внутри. Он не укусит.
Никто не причинит ей вреда.
Ханна сделала несколько прерывистых вдохов, пока не восстановила контроль над собой. Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться на побеге. Только это имело значение.
Успокоившись, отвлеклась от лая и прислушалась к звукам внутри. Она не слышала никаких признаков жизни.
Ничего. Ни мягкого жужжания холодильника, ни тиканья часов. И что еще самое главное — ни скрипа сапог по половице, вздоха или низкого ровного дыхания.
Это не означало, что Ханна находилась в доме одна.
И уж точно не значило, что она в безопасности.
Глава 4
ХАННА
День первый
Сердце бешено колотилось в груди. Ханна поползла по полу, балансируя на тыльной стороне ладони искалеченной левой руки, а правую вытянув перед собой, в попытке что-то нащупать.
Колени все еще ныли, как и поясница. Тупая боль в левой руке так и не прошла.
Но Ханна не обращала на это внимания. Она привыкла к боли, к агонии сломанных пальцев и чувствительности медленно заживающих синяков. Так что эта боль не стала исключением.
Она нащупала пальцами тонкую ножку стула, затем более толстую ножку стола. Обогнула стол и проползла еще пару метров, пока не коснулась чего-то гладкого и теплого.
Это оказалось дерево, а не прохладная поверхность нержавеющей стали.
Кухонный шкафчик.
Ханна подняла руку повыше, потянулась и нашла первый ящик. Она исследовала каждую вещь пальцами. Помутненный разум с мучительной медлительностью выдавал названия предметов — холодные металлические ложки, вилки и хлебные ножи.
Она вытаскивала каждый предмет и бросала его на пол, не думая о том, чтобы положить аккуратно обратно, как ему нравилось.
Во втором ящике оказались гладкие цилиндры со специями и травами. В следующем — круглая скалка и широкие разделочные доски. В четвертом ящике лежали мерные ложки, чашки и консервный нож.
Пальцы Ханны сомкнулись на чем-то гладком, прохладном и заостренном.
Ножницы.
Ее омыло облегчение. Она села и прислонилась спиной к шкафу, вытянув ноги перед собой. Затем нащупала нижний край рубашки и приготовилась резать.
Все еще зажмурившись и осторожно двигая пальцами, Ханна отрезала полоску ткани шириной около четырех дюймов и длиной в полметра.
Затем уронила ножницы, сложила полоску в два раза и прикрыла ею глаза, как повязкой. Завязав концы на затылке, поправила повязку так, чтобы можно было видеть из-под нее.
Она медленно открыла свои воспаленные глаза. Темнота принесла неимоверное облегчение. Когда Ханна посмотрела вниз, то смогла разглядеть на полу линолеум в черно-белую клетку.
Уже неплохо. Со временем зрение восстановится.
С каждой минутой, проведенной вдали от тесной темницы, туман в ее голове рассеивался. Она была свободна.
Свободна.
Ханна едва могла сосредоточиться на данном факте. Но он не имел значения. Все, что ей нужно, так это убираться отсюда к чертовой матери.
Ханна схватила ножницы и поднялась на ноги.
Что дальше?
Она не могла выглянуть из окна. Пока не могла.
Так что замерла и прислушалась. Послышался лай собаки. Звук стал отчетливее и гораздо громче.
Больше Ханна ничего не слышала. Ни урчания автомобильных моторов. Ни голоса соседей.
Она находилась где-то далеко от цивилизации. Тюремщик сделал все, чтобы никто не услышал ее крика.
И никто никогда его не слышал.
Ближайший город наверняка находился в милях пятидесяти отсюда. Была середина зимы. Ханна не могла выйти на улицу в свитере и кальсонах и ожидать, что продержится больше нескольких часов.
Ей нужно собрать как можно больше припасов, прежде чем она отправится в путь.
Глядя вниз из-под повязки, осторожно прошла через кухню и ступила на деревянный дощатый пол. Она наткнулась на коричневый кожаный диван и чуть не опрокинула столик, заваленный книгами. Затем нашла камин и дровяную печь и, наконец, добралась до коридора, ведущего в комнату.
В ней оказалось темно. Жалюзи на окнах опущены, а шторы задернуты, защищая от мучительного дневного света.
Ханна закрыла глаза, приподняла нижний край повязки и снова медленно их открыла. Ей потребовалась всего минута, чтобы привыкнуть.
Она осмотрела комнату.
Бревенчатые стены. Ворсистый серый ковер. Двуспальная кровать с темно-синим полосатым одеялом, прикроватные тумбочки по обе стороны, комод у дальней стены, рядом с двустворчатыми дверцами шкафа.