Страница 33 из 52
Оказавшись в лесу, Пайк потерял след. Ветер гонял снежное полотно, усеянное опавшими сосновыми шишками, мелкими веточками и звериными следами. Под свежевыпавшим снегом едва виднелись ровные углубления.
Пайк тихо выругался. Они пытались замести следы, задевая сосновые ветки.
Даже без жалкой попытки обмануть его, неглубокие следы быстро накроет снегом. При такой скорости он потеряет их меньше чем за час.
После леса они могли оказаться в любом из полудюжины маленьких городков, в зависимости от того, какую дорогу выберут, когда выйдут из Национальной лесозоны.
Пайк повернулся и посмотрел на дом, в нем закипала ярость. Он покрепче сжал винтовку.
Все из-за этой дряхлой старухи. Она укрывала их. И, возможно, знает, куда они направляются.
Старуха расскажет ему, и Пайк сможет перехватить своих жертв неожиданной засадой.
Но, даже если бабка не сможнт сказать ему ничего полезного, это уже не имело значения.
Пайк заставит ее страдать за то, что она помогла им. Старуха заплатит своими сломанными по очереди костями.
Наступили сумерки. Тени на снегу сгустились, а луна полностью скрылась. Под покровом сумерек он прокрался через поляну к дому. Затем заглянул в окно на кухню.
На столешнице стоял масляный фонарь. Старухи нигде не видно.
Через коридор, ведущий из кухни, Пайк заметил небольшую гостиную и деревянную лестницу.
Он подобрался ко второму окну. Из-за тонких кружевных занавесок открывался хороший вид на гостиную.
Старуха развалилась в огромном коричневом кресле. Ее ноги в чулках лежали на оттоманке, стакан с водой стоял на столике рядом со стулом. Ружье находилось рядом с ее ногами.
На груди у старухи лежала раскрытая книга, которая мягко поднималась и опускалась. Глаза латиноамериканки были закрыты. Она дремала — или, может, уже спала.
Губы Пайка медленно изогнулись в улыбке.
Возбуждение нарастало с каждой секундой. Пульс участился. Это словно детская игра. Закуска перед основным приемом пищи. Что-то, что поднимет ему настроение.
Холодный воздух обжигал горло и нос. Пайка он не беспокоил. Он едва замечал снег, падающий на голову и плечи — сосредоточенный, настороже и полностью готовый к атаке.
Пайк вдыхал древесный дым, чистый запах белого снега, хвойный аромат, влажную и суглинистую почву — эмоции казались живыми и гудели от этой силы.
Все еще пригнувшись, он бесшумно двинулся к задней двери на кухню. Снял походный рюкзак и винтовку и положил их на задние ступеньки под навесом крыльца.
Ему нужен только нож и голые руки.
Из одного из карманов рюкзака Пайк вытащил тонкий футляр с отмычкой. Взлом замков оказался навыком, который десятки раз служил ему верой и правдой. Как и сейчас.
Он вставил отмычку в замочную скважину, нащупал тумблеры и внимательно прислушался. Затем услышал щелчок.
Пайк осторожно распахнул дверь, ожидая услышать скрип, но та открылась бесшумно. Он тихо закрыл ее за собой и на мгновение остановился. Позволив глазам привыкнуть, напряг слух, в попытке уловить любой звук или движение, но ничего не услышал.
Его ботинки промокли от тающего снега. Он подумал, не снять ли их, чтобы двигаться в полной тишине. Но в этом нет необходимости. Старуха была слабой. Даже если Пайк не удивит ее, что она сможет ему сделать?
Но затем он передумал. У нее имелся дробовик.
Осторожность играла огромную роль. Также как ум и хитрость. Пайк готовился к любым непредвиденным обстоятельствам, какой бы простой или легкой ни казалась задача.
Он наклонился и расшнуровал ботинки, снимая их аккуратно и тихо. В шерстяных носках, крадучись с легкостью и грацией пантеры, Пайк бесшумно прошёл через кухню в гостиную.
Кожаное кресло стояло близко к камину. Огонь шипел и потрескивал. Мерцающий свет отбрасывал тяжелые тени.
В комнате пахло корицей, древесным углем и слабым ароматом лекарств, который, казалось, всегда исходил от стариков.
Пайк ненавидел этот запах.
Он вытащил тактический нож. Острие бритвы блестело и было настолько острым, что с легкостью рассекло бы человеческий волос. Ну, или человеческое горло.
Пайк подкрался к старухе сзади. Казалось, убить ее так же просто, как выпотрошить оленя или перерезать горло зайцу, попавшему в силки.
Но он хотел, чтобы она жила достаточно долго, чтобы выдать ему всю необходимую информацию. То, что произошло бы потом, полностью зависело от его настроения.
Пайк вскинул нож.
Старуха, покачиваясь, поднялась на ноги, сжимая в артритных руках дробовик. Дрожащий палец находился на спусковом крючке.
Глава 38
ПАЙК
День седьмой
В ярости Пайк сделал выпад и выбил оружие из рук старухи.
Ружье выстрелило с оглушительным грохотом. У него зазвенело в ушах от шума. Он на секунду застыл в оцепенении.
Во время выстрела дуло ружья смотрело в окно, а не на него. Взрыв разбил стекло и осыпал картечью книжную полку на стене справа от Пайка.
Дробовик упал на пол.
Старуха нагнулась, чтобы поднять его.
Пайк опомнился и отшвырнул ружье в сторону. Оно пронеслось по полу и ударилось о кирпичную облицовку камина.
Он вихрем налетел на хозяйку дома и ударил ее левым кулаком в лицо.
Она рухнула в кресло, издав низкий стон и ряд нечленораздельных проклятий, когда кровь хлынула из ее разбитого носа.
Переложил нож в левую руку, Пайк схватил ее за сморщенную руку. Не говоря ни слова, он поднял старуху и потащил, спотыкаясь и шатаясь, на кухню.
Швырнул ее на стул. Она приземлилась с тихим стуком.
Пайк дважды ударил ее кулаком в живот. Старуха начала задыхаться, корчась от боли. Из ее тела ушла вся борьба. Она обмякла, сморщившись на его глазах, как засохший изюм.
Ее давно стоило прибить, как собаку.
— Где они? — прорычал Пайк.
— Кто? — выдавила старуха из себя между прерывистыми вдохами.
— Ты можешь пойти двумя путями. Легким или болезненным. Выбор за тобой.
Она посмотрела на него, в ее глазах пылала ненависть.
— Иди к черту.
Он угрожающе взмахнул ножом.
— Куда они ушли? Я знаю, что они ночевали здесь. Знаю, что ты впустила их в дом, на эту самую кухню. Я чувствую запах мокрой псины повсюду. — Он направил нож на миску с недоеденным собачьим кормом и водой со слюной рядом с холодильником. — Что скажешь?
— Это… это от моей собаки.
— Да? И где она?
Старуха молча смотрела на него.
Он убрал нож в ножны и схватил ее морщинистую левую руку. Она попыталась вырваться, но была слишком слаба, чтобы бороться с ним.
— Один палец за ответ. Если ты дашь мне правильный ответ, я не сломаю ни одного пальца. Ты лжешь мне? Ну, ты можешь догадаться о последствиях.
— Ты. — Ее больные глаза расширились. — Ты — чудовище. Тот, кто вселил в нее этот страх.
Пайк улыбнулся. Ему слишком не хватало признания. Это оказался единственный минус в том, что он делал, кем он был. Он никогда не получал похвалы или славы.
— Я не боюсь тебя, — проговорила она.
— А стоило бы. Может, начнем? Я знаю, что она была здесь. Все, что требуется, это сказать мне, куда она направляется. Всего пару слов. Вот и все.
Старуха застонала и сгорбилась, ее кожа стала пепельной. Старая, иссохшая карга. Она что-то пробормотала, но ее голос прозвучал так хрипло и глухо, что он не мог ее расслышать.
— Что ты сказала? Теперь ты готова говорить?
Она прохрипела нечленораздельный ответ.
Пайк присел перед ней на корточки, все еще держа ее за руку.
— Скажи мне. Это все, что ты должна сделать. Скоро все закончится. Ты скажешь мне, и все закончится. Боль уйдет. Я уйду. Я выйду за дверь, и ты больше никогда меня не увидишь.
Конечно, он планировал выйти за дверь, но не раньше, чем закончит начатое. Как приятно будет свернуть ее костлявую шею, и посмотреть, как свет исчезает из этих вызывающих глаз.
Знать, что именно он обладает абсолютной властью, абсолютным контролем, абсолютным авторитетом. Он управлял самой смертью.