Страница 63 из 101
Почему Генрих хотел тишины в своем лагере?[666] Подходящий ответ можно найти в Псевдо-Эльмхеме. Там Генрих приказывает своим людям воздержаться от обычного шума и гама, "на случай, если враг придумает какое-нибудь средство, чтобы досадить им". Генрих опасался, что французы могут предпринять внезапную атаку ночью. Поэтому он хотел, чтобы его люди были начеку. Необходимо было убедиться, что все необходимые команды и трубные сигналы будут услышаны и быстро выполнены. Действительно, Монстреле предполагает, что ночью герцог Орлеанский приказал Ришмону отправить своих людей "почти прямо к тому месту, где англичане разбили лагерь". Англичане якобы выстроились за пределами своего лагеря, и обе стороны начали обстреливать друг друга, но затем французы вернулись в свой лагерь, и в течение ночи больше ничего не произошло. Правда об этом инциденте неизвестна, хотя можно было бы ожидать, что какие-то действия будут проводиться даже ночью, чтобы каждая сторона могла оценить силы другой. В Псевдо-Эльмхеме, который опирается на информацию Уолтера Хангерфорда, говорится, что король решил, что знакомство с местом, где на следующий день будет происходить битва, будет полезным. В результате он послал несколько рыцарей при свете луны осмотреть поле. По словам летописца, это действительно дало ему информацию, "чтобы лучше помочь ему расставить свои силы". Луна в этот день находилась в последней четверти, так что видимость была не очень хорошей, но хочется верить, что все военачальники, по возможности, старались заранее разведать поле битвы. Иначе как Генрих выбрал позицию для своих войск на следующий день?
Есть и другие причины, по которым король должен был требовать тишины в своем лагере. Она способствовала молитве, и, вероятно, исповеди продолжали звучать всю ночь, готовясь к сражению на следующий день, мужчины не хотели умирать неподготовленными. Тишина также позволяла телу отдохнуть, а уму сосредоточиться, и препятствовала паническим разговорам. Также использовалась возможность для подготовки. У Лефевра и Ваврена лучники обновляют свои тетивы, а латники готовят свои "aiguillets". Вероятно, это означает дополнительные защитные доспехи, которые надевались специально для пешего рукопашного боя. Возможно также, что Генрих хотел, чтобы тишина в его лагере обескуражила французов, даже заставила их опасаться, что он может начать ночную атаку на них.[667] Это впечатление могло бы усилиться, если бы, как предполагает Монстреле, англичане трубили ночью в свои трубы и другие инструменты "так сильно, что земля вокруг отзывалась эхом на их звуки". В "Liber Metricus" говорится, что тишина в лагере заставила их подумать, что Генрих намеревается бежать, и поэтому они поскакали по полям, чтобы разведать обстановку.
А что же во французском лагере? Неудивительно, что в английских текстах мало комментариев, за исключением утверждения "Gesta", что он слышал, как люди звали своих слуг и друзей, потому что они были сильно разделены "в таком большом войске". Бургундские авторы также говорят, что было так много шума от пажей и слуг, что англичане могли его слышать, но они добавляют, что у французов почти не было музыкальных инструментов, чтобы их развеселить. Их рассказы подробно описывают, как после того, как армия была отведена со своих позиций, французский лагерь был разбит на поле между Азенкуром и Трамекуром, где на следующий день произошла битва, хотя на современной карте трудно определить его местоположение. У Монстреле сеньоры расположились лагерем в поле рядом со своими знаменами, а нижние чины разместились в деревнях поблизости, что представляет собой интересный контраст с тенденцией англичан размещать короля в здании. Знамена и вымпелы были свернуты, доспехи сняты, поклажа распакована, костры разожжены. Квартирьеры были отправлены в деревни, чтобы найти солому и подстилку для сна и подстилку под ноги. Это было необходимо, утверждают авторы, потому что земля была сильно взрыхлена копытами лошадей. По словам "Religieux", земля была в таком состоянии, потому что ее только что обработали, а потоки воды от дождя затопили ее и превратили в трясину. Поэтому здесь было трудно спать. Бургундские хронисты говорят, что дождь шел всю ночь. Этого нет в "Gesta", но это упоминается в "Liber Metricus" и у Капгрейва. Влияние фольклорных традиций прослеживается в бургундском комментарии о том, что французские лошади были спокойны в ту ночь — предзнаменование того, что должно было произойти на следующий день. Комментарий о музыкальных инструментах, возможно, является дополнительным указанием на это, хотя он также может свидетельствовать об отсутствии организации и координации.
Английские авторы приписывают французам решение не давать сражение в четверг 24 октября, хотя Генрих был готов вступить в бой. В "Gesta" французы наблюдают за англичанами, а затем уходят в свой лагерь, когда понимают, что битвы не будет. Псевдо-Эльмхем развивает эту мысль, чтобы еще больше превознести достоинства своей стороны: "Враг заметил напряженное ожидание такой маленькой армии и ее достойные приготовления, и, собравшись на ночной отдых, отказался вступить в жестокое сражение в этот день". Еще более воинственный тон можно найти у Хардинга: "В четверг король внезапно двинул свою армию, выехав на них в полном составе". Бургундские авторы подразумевают, что обе стороны думали, что битва может быть дана, но нейтрально относятся к возложению ответственности на одну из сторон за то, что этого не произошло. Ни они, ни английские авторы не упоминают о каких-либо переговорах между двумя сторонами в четверг, но эта тема присутствует в некоторых французских текстах. В результате, эти тексты предполагают, что именно англичане были виноваты в том, что не захотели сражаться в этот день.
В "Le Héraut Berry" говорится, что англичане просили перемирия до следующего дня, на что и было получено согласие. Согласно сообщению "Religieux", англичане также послали представителей к французам, после того как Генрих провел совет с главными командирами своей армии о том, что следует предпринять. Их первоначальной реакцией было то, что они должны сражаться, и в результате священникам, находившимся с ними, было приказано начать молитву. Однако когда они увидели, сколько французов против них, они решили начать переговоры и предложить отдать завоеванное в обмен на то, что им позволят покинуть страну невредимыми. Дез Юрсен также утверждает, что англичане сделали такие предложения, в частности, упомянув, что они сдадут Арфлер и вернут пленных без выкупа, "или же заключат окончательный мир и предоставят заложников в качестве гарантий". Ваврен и Лефевр утверждают, что Генрих дал всем пленным, находившимся в его армии, разрешение уйти в обмен на их обещание сдаться ему в случае победы, "если они еще будут живы". Это не было обычной практикой, когда тем, кто уже попал в плен, разрешалось присоединиться к своей стороне для сражения. Поэтому эта история вряд ли правдива.
Две проблемы возникают с рассказами о переговорах в "Religieux" и у дез Юрсена. Первая заключается в том, что невозможно быть уверенным в том, что они относятся к четвергу, а не к пятнице. Как мы увидим в следующей главе, несколько хронистов утверждают, что переговоры проходили в пятницу утром. В то время как в "Religieux" категорически говорится, что переговоры проходили 24 октября, у дез Юрсена же в день битвы. Вторая проблема связана с волной обвинений в адрес французов, начавшейся после проигранной битвы. Цель включения этой истории в обе хроники — показать глупость французов, отвергающих английские предложения о мире. Как сказано в "Religieux", "хроники предыдущих царствований [в частности, упоминается Пуатье] должны были послужить уроком для сеньоров Франции, что отказ от таких разумных условий часто становился поводом для раскаяния… Но, будучи слишком уверенными в своих силах и руководствуясь плохими советами некоторых из своей компании, они опровергли все предложения о мире и ответили королю Англии, что дадут сражение на следующий день".
666
Я благодарна доктору Клиффорду Роджерсу за его совет относительно приказа хранить молчание. Он указал мне на то, что подобные приказы встречаются у Фукидида и во время Гражданской войны в Америке.
667
Доктор Роджерс предполагает, что "ночная атака не является редкой для маленькой армии, противостоящей большой", указывая на пример атаки графа Нортгемптона на Ла Рош Дерриен в 1345 году.