Наблюдатель

После этого напряжение среди карателей несколько спало, однако командир все равно не велел отводить дула тагоров от зияющих в земле нор. Вернувшиеся ни с чем поисковые заклинания его тоже не убедили, что там стало безопасно. Но в этом вопросе я был со Стариком как раз солидарен, хотя несколько ринов назад прошелся вместе с Первым по ближайшим подземным тоннелям и дочистил все, что не успел в прошлый раз.

— Лесс Саррато, вам здесь еще что-нибудь нужно? — поразительно вежливо осведомился мастер Ноос, когда рабочие почти закончили с погрузкой, а мне надоело слоняться без дела.

Я, подумав, кивнул.

— Хотелось бы посмотреть, что творится за пределами поляны.

— Это может быть опасно, — ощутимо напрягся каратель.

— Для вас это проблема? — в лоб спросил я, посмотрев ему в глаза.

Мастер Ноос недолго подумал. Нахмурился. Понял, к чему я клоню. После чего на его скулах заиграли желваки. Но все же он не потерял ни самообладания, ни невесть откуда взявшейся вежливости и, когда я вопросительно приподнял брови, коротко бросил:

— Никаких проблем.

— Отлично, — удовлетворенно кивнул я. — Тогда давайте прогуляемся.

***

В форт мы вернулись уже ближе к вечеру и при этом не потеряли ни одной единицы живой силы. Бочки благополучно вывезли, тела погибших и брошенный инструмент собрали, все самое ценное с поляны унесли. Упавшее дерево распилили и разобрали на запчасти. Даже платформу воспрянувшие духом рабочие все-таки сумели поставить на колеса, до отказа загрузив дорогой древесиной, поэтому на обратном пути колонна двигалась медленно, повозки отчаянно скрипели на каждой кочке. А от жуткой жары не только каратели, но и простые работяги всю дорогу обливались потом, не решившись даже на миг избавиться от неудобной экипировки.

В форте нас встретили как героев, разве что флагами не махали. Комендант лично спустился к воротам, чтобы проследить за разгрузкой. А выслушав от Старика короткий доклад, объявил всему отряду официальную благодарность.

Меня задерживать и требовать отчетов никто, к счастью, не стал, поэтому я, сдав тяжелый плащ подбежавшему слуге, сразу направил стопы к себе в комнату. И признаться, по дороге намного больше беспокоился по поводу того, что меня там ждет, чем даже тогда, когда с разрешения карателей отправился на прогулку в шекковый лес.

Дверь в мою каморку отворилась с ужасающим скрипом, тем самым еще больше добавив неприятных ожиданий. Две невоспитанные нурры… да еще определенно не понравившиеся друг другу… один только бог знает, что они могли натворить, на целый день оказавшись вдвоем, да еще и взаперти.

Однако когда я заглянул за дверь, там, вопреки всем ожиданиям, меня не ждала картина ужасающих разрушений. Кровать стояла на месте. Постельное белье выглядело целым. Мой вещмешок по-прежнему торчал в углу, и за все это время на его боку не появилось ни единой царапины. Стены тоже выглядели прилично. Потолок никто не прогрыз и незапланированных вентиляционных отверстий в нем вроде не появилось.

На полу, кажется, следов от когтей все же стало больше, однако он остался на удивление чист, хотя, если честно, я ожидал худшего. Как ни странно, ни луж, ни других «подарков» нурры мне не оставили. А вот земля и сухие листья в появившемся поутру ящике оказались разворошены. И это было на редкость хорошим признаком, наглядно доказывавшим, что «сюрпризов» поутру мне больше опасаться не придется.

Своих кошек я увидел чуть позже — обернувшись на шум, обе нурры бесшумно спрыгнули со стола и, усевшись на полу, как примерные девочки, уставились на меня снизу вверх одинаково вопросительными взглядами. Одна чуть побольше, другая слегка поменьше…

Однако не их необъяснимая покладистость заставила меня озадаченно замереть.

Как выяснилось, пока меня не было, эти шмакодявки успели о чем-то договориться. И теперь белых нурр у меня стала не одна, а две. Угу. Похожих как две капли воды. Одинаково белобрысых, зубастых и хвостатых. Желтоглазая мелочь и впрямь развивалась намного стремительнее, чем ей полагалось по возрасту. И на удивление быстро освоила такое свойство своей чешуи, как мимикрия. Более того, с какого-то перепугу решила перекраситься в серебристый цвет. И теперь, если бы не глаза и некоторая разница в росте, даже сам черт не сумел бы различить этих хитрюг друг от друга.

— Хм. Похоже, вы все-таки сумели договориться? — по достоинству оценив разыгранную передо мной пантомиму, поинтересовался я, прикрывая за собой дверь.

Пакость согласно мявкнула.

— Это значит, за сохранность вещей мне больше переживать не нужно?

— Мр-р.

— И с послушанием у нас проблем не возникнет?

— Мяф!

— Очень хорошо, — успокоился я, стягивая с себя куртку и позволяя Изе выбраться на волю. После чего прошелся по комнате, избавляясь от насквозь пропитавшейся потом одежды. Плюхнувшись на стул, подхватил со стола заботливо оставленную там горстку бриллиантов. Не стал возражать, когда Пакость двумя быстрыми прыжками взобралась на мое плечо. А когда слегка замешкавшаяся Мерзость, подбежав, посмотрела на меня снизу вверх просительным взглядом, подхватил ее ладонью под пузо и усадил на колени.

— Лопай, — благодушно сказал я, всунув ей в зубы золотой.

Мерзость, радостно пискнув, тут же вцепилась в монету передними лапами и со знакомым хрустом вгрызлась в неудобоваримую кромку. Более того, судя по тому, как та зашипела, выделять кислоту малявка тоже научилась. И глядя на то, с какой скоростью она пожирает несчастный молг, я искренне порадовался, что мне теперь есть на кого ее оставить.

***

— Да-а, — задумчиво обронил следующим утром лесс Отти, который по распоряжению коменданта был обязан регулярно осматривать Мерзость на предмет нехороших изменений. — Это действительно необычно. Смена окраса, поведения, определенно появившиеся зачатки разума… Она развивается значительно быстрее, чем положено детенышам в ее возрасте. С другой стороны, о нуррах мы знаем мало. Возможно, как раз для них это в порядке вещей?

Я покосился на вцепившуюся в мой палец кошку, но в подобной позе малявка и впрямь вела себя спокойно. Когда целитель только пришел, она вздыбила чешуйки на загривке. Но стоило ей всунуть палец в рот, как все это безобразие моментально прекратилось. И теперь нурра лишь сердито косилась на аккуратно прикасающегося к ней мага, но не делала попытки его укусить.

Рефлекс у нее, что ли, такой? Или из положения «соска во рту» ей инстинкты не позволяли показывать норов?

— Скажите, коллега, а вам раньше приходилось иметь дело с нуррами? — поинтересовался я, когда осмотр закончился и старичок присел за мой стол, подперев выбеленную сединой голову ладонью.

— Так близко — нет. В этих краях живой и здоровый нурр — это редкость.

— Ну хотя бы измененных вы видели?

— Да, — неожиданно кивнул целитель. — Приходилось вскрывать несколько экземпляров. Я ведь давно тут живу. За это время всякое… случалось.

Я уложил мелкую на колени и с интересом воззрился на коллегу.

— А что вы можете сказать насчет их так называемого «изменения»?

— Хех, — крякнул маг. — Если подумать, не так уж и много. Нурры вообще удивительные создания. Они сами по себе настолько гибкие, что ни одному другому виду даже близко не удается подойти к тому, на что они способны. Что же касается измененных зверей, то таковыми мы называем лишь тех нурров, которые утратили контроль над своей способностью менять собственное тело.

— Как вы думаете, почему это происходит?

— Не знаю, — вздохнул лесс Отти. — От возраста и пола это практически не зависит. Начать безудержно меняться может и детеныш, и взрослая особь. И самец, и самка. Но, пожалуй, единственное, что можно сказать точно, это то, что здесь, в шекковых лесах, это происходит гораздо чаще, чем обычно.

Мне как-то сразу вспомнилась тварь из сокровищницы Олерона Аввима.

Информация, которая имелась по этому поводу в памяти магистра Ноя, свидетельствовала о том, что ужас подземелий — вовсе не отдельный вид, а всего лишь результат воздействия на живых существ какого-то вида облучения. Как показала практика, образоваться такая тварь могла и из нурра, и из человека. Из нурров, наверное, даже с большей степенью вероятности, потому что сама среда их обитания подразумевала контакт со всякими нехорошими природными явлениями.