Страница 11 из 22
— То, что ты сам не исповедуешь ислам ничего не значит! Ты веруешь в Единого Бога. Ты христианин и человек Книги! Ведь в Коране не сказано, что проводником воли Всевышнего может быть только мусульманин. И мы чтим пророка Мусу, пророка Ису. Чтим апостолов Исы и восхищаемся их духовным подвигом. Ныне же, каждому имеющему разум правоверному очевидно — наша страна погрязла в грязи. И упадок морали, веры и ее устоев, завещанных нам Пророком — очевиден!
Баязид сделал паузу, и, увидев, что его не перебивают, продолжил:
— Как очевидно и то, что орудием воздаяния содомитам и негодяям, Аллах избрал тебя. Как бы то не горько было осознавать. Но кто мы, чтобы обсуждать волю Бога? Если он, обратив свой взор на людей, не нашел среди Детей Ислама достойного, и осенил милостью ТЕБЯ, то это следует только принять и следовать за мыслью Господа. Значит наш упадок и наши грехи очень велики! А потому, бороться бок о бок с тобой — есть дело очень почетное! Тем более, ты никогда не ставил себя врагом Ислама. А был лишь врагом мерзавцев, прикрывающих себя символами Веры, но оскверняющими ее поступками. А значит…
— А как же происки шайтана? — перебил его Андрей.
— Ты взял в свои руки знамя Пророка и тебя не поразил гром. Ты принял в свои руки меч Пророка, и твоя рука не отсохла. Это ли не знак?
— Твой отец считает иначе.
— Мой отец глупец! И он слишком много верил мерзавцам, что окружали его. И окружают до сих пор! Но я — вижу.
— Я рад, что у тебя отличное зрение. Но что ты хочешь от меня?
— Чтобы ты выступил против Селима. И помог мне разгромить его. После его падения отец уступит моим законным требованиям.
Андрей едва сдержал язвительную усмешку.
В прошлом году умерла любимая жена Сулеймана — Хюрем. Из-за чего он очень сильно сдал и постарел. Однако он не спрятался от всего мира в своей печали и продолжал драться со своими внешними и внутренними врагами. Кое-как установив контроль над Истанбулом он «гасил» очаги восстаний и громил более-менее крупные отряды повстанцев в Румелии. А также воевал с Габсбургами на севере — в Венгрии.
Вся европейская часть его державы представляла собой своего рода лоскутное одеяло, в котором под рукой Сулеймана находилась едва ли треть земель. И особых надежд над расширением этой «коронной» территории не имелось. У него хватало сил только на дороги и ключевые крепости.
И если Сулейман держал свой флаг в Европейской Великой Порте, то Селим — в азиатской. И тут все выглядело еще хуже. Потому что многие приморские города либо вышли из повиновения, либо не отличались надежностью.
Север и особенно северо-восток полностью контролировался повстанцами. Через старые киликийские земли на юго-востоке отряды и караваны приходилось проводить едва ли не с боями. А в Междуречье гарнизоны с трудом держались против превосходящих персидских войск.
Египет был утрачен. Мамлюки вновь правили им независимо. И облизывались на Левант. Да и арабы оживились.
Но Селиму было не до Египта и Леванта.
Ему бы хоть как-то удержать в нарастающем хаосе старые земли Конийского султана и Междуречье. Причем неизвестно что важнее. Ибо Междуречье — это золотое дно из-за чрезвычайной плодородности этого региона. И в обороне, играя от крепостей османская армия в целом держалась. Во всяком случае против персов, которые по своей сути представляли собой поместное войско «на максималках». Только не подкрепленное ни стрельцами, ни артиллерией. В то время как городское население Анатолии во многом был культурно и религиозно… хм… неблагонадежно…
А тут еще и братик воду мутит. Причем отчаянно…
Эти переговоры у ворот шли долго. Шумно. Эмоционально.
Баязид предлагал Андронику и Андрею союз.
Выгодный ли? Вопрос. Большой вопрос.
Поэтому Андрей не спешил с выводами. А Андроник, не имея реальных сил за собой в Трапезунде, ориентировался в этой позиции на хозяина возрожденного легиона. «Лучше люди города» же просто осторожничали. Слишком все было зыбко и ненадежно. Они не доверяли Баязиду. Настолько не доверяли. Что даже не пустили в город.
Но самопровозглашенный султан не отчаивался.
Уже сам факт того, что с ним разговаривали, его вполне обнадежил. Поэтому, уходя, он обронил.
— Твоя дочь растет красавицей.
— Какая дочь? — нахмурился Андрей.
— А ты не знаешь? Ясмина. Говорят, что Михримах в ней души не чает.
— Хорошая шутка.
— Это не шутка.
Произнес он. Весьма вежливо попрощался. И удалился.
— Вот мерзавец… — процедил, глядя ему в спину князь, когда тот удалился достаточно далеко.
— Михримат действительно родила дочь, — заметил один из «отцов города». — Через девять месяцев после того, как ты спалил Константинополь.
— И что?
— Рустема-паши в те дни в городе не было. Он находился где-то в Румелии, где и погиб спустя месяц.
Наступила тишина.
Андрей лихорадочно соображал. Мерзкая история получалась. Остальные улыбались. Ну так, едва-едва, в усы. Наконец Андроник заметил:
— Ты ли ее отец или нет — это не важно.
— Как это не важно?!
— Важно то, что думают люди.
— И что они думают?
— Что вы влюбились. И что ваша любовь спасла Сулеймана от смерти.
— Вздор! Я зашел в Топкапы после того, отпустил Султана.
— Ты хочешь переубедить толпу? — с хорошо заметной язвинкой спросил один из «отцов города».
— Да и Сулейману это выгодно.
— Чем выгодно? Тем, что его дочь нагуляла ребенка на стороне при живом муже?
— Он постарается это использовать против тебя. Ты для него опасен. И если он сумеют заключить этот брачный союз, то…
— Я женат!
— Пока женат, — грустно заметил Андроник.
Андрей нахмурился.
На него в былые годы покушение совершали немало. И он выкрутился только за счет своей удачи, решительности и находчивости. Иной бы давно сгинул. Но Алиса не он. И осознав, какую угрозу навлек сиюминутной слабостью на свою семью, Андрей тихонько завыл, обхватив свою голову. Горько, страшно… с такой болью…