Брак

– Про то, что один из коридоров ведёт на поверхность, – сказал Ким так тихо, как только мог. – В Зону Отчуждения.

– А-а-а-а! – протянул наркодилер. – Да чёрт его знает. Людям надо во что-то верить – вот и придумали себе байку, чтоб совсем с тоски не сдохнуть. – Хома заёрзал, а взгляд его стал совсем обдолбанным. – Ты бы поспал, Легавый. Побудка скоро.

Ларго угрюмо кивнул, и Хома полез на свои нары. Через минуту храп бывшего медбрата влился в общий хор. Вот ведь, счастливчик. И как ему удаётся засыпать, едва коснувшись тощей подушки?

Всё-таки и в наркоте есть своя польза...

Пару секунд Ким прислушивался к руладам, а потом вытянулся на спине, заложив руки за голову. Ошалелые мысли вновь закружились в ядрёной пляске. Это хорошо. Очень хорошо. Первый месяц Ларго всерьёз опасался, что совсем разучится думать. Отупеет и превратится в безмолвную серо-полосатую тень, как остальные каторжане, а нужды его станут предельно просты: пожрать, поспать, подрочить и не склеить ласты в очередную смену. Страх неизбежной деградации так прочно поселился в душе, что каждую ночь, даже смертельно устав, Ким заставлял себя думать. Рассуждать, прикидывать, анализировать и систематизировать факты. Без старого замусоленного блокнота приходилось туго, но Ларго сварганил крошечную заточку из обломка чайной ложки и чертил схемы в изголовье своей заскорузлой койки.

Три имени, – напомнил он себе. – Осталось три имени...

Три.

Имре Хара.

Ами Токадо.

Ладимир Лей...

Кто-то из них сломал ему жизнь. Кто-то из них превратил его в преступника, а потом – в обречённого на смерть каторжника. Кто-то из них постепенно подгребает под себя Кибериум, а вместе с ним и власть в Агломерации.

Кто-то из них...

– Семеро водят, один кругами ходит, – еле слышно прошептал Ким. – На кого покажет, тот первым в гроб и ляжет...

Он вспомнил эту считалку не сегодня и не вчера. Впервые она мелькнула на задворках памяти ещё в больнице, когда он приходил в себя после пожара в Реважской квартире, однако потом стишок забылся, погребённый под лавиной злоключений и тревог.

Семеро водят...

Ларго невольно улыбнулся, думая о беспечной юности.

Старая детская игра, в которую он играл совсем мальчишкой – на младших курсах Центра. Игра наивная, но не лишённая смысла: среди толпы мальчишек один, кому доставалась короткая спичка, считался убийцей. Когда объявлялась условная ночь, условный маньяк условно убивал условную жертву. Остальные должны были вычислить преступника.

Семеро водят...

А ведь их действительно семеро! По-крайней мере, было.

Седовласый смуглолицый Ами Токадо.

Всесильный Имре Хара, с голосом низким, как рокот камней в ущелье.

Эксцентричный гедонист Мануэль Лопес.

Загадочный Ладимир Лей.

Милос Карр, этот ценитель сочных попок.

Кровожадный садист Витор Лессер и...

... сухой, скрюченный, до ужаса похожий на хищную птицу Рольф Этингер...

Семеро...

Так кому же из них досталась короткая спичка?

Кто пытается уничтожить репутацию Кибериума? Кто хочет сравнять с землёй империю всемогущего Кукловода? Кому это выгодно?

Осталось три имени. Три!

Имре Хара.

Ами Токадо.

Ладимир Лей.

Ларго повторял эти имена снова и снова, как молитву. Каждую ночь, мучаясь от бессонницы и ломоты в истерзанном теле. Каждый день, орудуя киркой и лопатой. Он повторял их, пока пережёвывал пласмагеновую кашу, вкусом напоминавшую гипсокартон. Повторял, когда таскал неподъёмные глыбы необработанной руды к проржавевшей насквозь дрезине.

Кто...

Кто?

Кто?!

Кто убил Альбера Нея и Мануэля Лопеса, похитил Магу и покушался на безобидного механика – Руви?

Имре Хара.

Ами Токадо.

Ладимир Лей.

На кого из них работает Сайрус Вик?

Куда дели Реважа?

Вопросы. Вопросы и вопросы. Они множились в геометрической прогрессии, росли, точно снежный ком, и не давали покоя.

Три имени. Осталось всего три имени.

Имре Хара всегда поддерживал крупный бизнес. Всегда. Именно его закон легализовал монополии. Кибериум и все подобные корпорации напрямую зависели от политического курса Имре. Возможно, Рольф Этингер тяготился влиянием Хара и попытался выйти из-под контроля. А всесильный премьер, в свою очередь, решил наказать Кукловода. Причём так, чтобы последний уже никогда не смог поднять головы. Не исключено и вполне логично. Но зачем тогда убирать Карра, Лессера и Лопеса? Глупо. Или они тоже взбрыкнули против Имре? Странно всё это…

Семеро водят...

Но короткая спичка у кого-то одного...

Ами Токадо… Вот уж кому совершенно бессмысленно воевать с Кибериумом! Если Инкубатор восстановит двойную икс-хромосому, оба – и Рольф Этингер, и сам Токадо – пойдут ко дну. Но вдруг Отец Человечества этого не боится? Вдруг всё, что он вещает по радио и с экрана – чистая правда, и эксперименты по возрождению женщин действительно ведутся? Верится слабо, но… По-сути, Инкубатор может продолжить научные изыскания в любой другой области и по-прежнему будет востребован. Такой расклад тоже нельзя исключать. Быть может, Токадо нашёл-таки способ создать жизнеспособную хромосому, а Этингер встал на пути... И, положим, не только Этингер, а все члены правления, заинтересованные в доходах от продаж кукол. Чем не повод выйти на тропу войны?

Резонно...

Ну а Ладимир Лей? Какой ему резон во всём этом? И откуда у него вообще акции Кибериума? Да и сам он где? А что, если Лопес прав, и Лей попросту затаился до поры до времени, чтобы подготовиться и нанести сокрушительный удар по корпорациям? Он – левый. Это вполне в их духе. Ещё совсем недавно толпы левых радикалов бродили по улицам с транспарантами "Смерть монополизму!". Так что, подпольную борьбу тоже исключать не следует. Мало ли...

Версии, версии, версии. Нет им конца...

На кого же ты всё-таки работаешь, Сайрус Вик? Кому служишь? Власти, науке или идеям революции?

Пока я гнию тут заживо, этого не узнать, – вздохнул Ларго, повернулся на бок и закрыл глаза.

Урвать бы полчасика на сон!

Через минуту взвыл сигнал к побудке...

Глава двадцать шестая

Бараки тянулись по кромке исполинского кратера. Нелепые и приземистые, они напоминали гигантские коробки из-под обуви и занимали бόльшую часть пятого яруса. Здесь же располагался плац – потрескавшийся бетонный прямоугольник, окаймлённый колючей проволокой.

Каторжане выстроились нестройными шеренгами. Сутулые, отощавшие. В полосатых чёрно-серых робах с номерными латками на спинах. Не люди – тени.

И я один из них, – мрачно подумал Ларго, блуждая взглядом по осунувшимся лицам. Лица эти казались одинаковыми: впалые щёки, пустые глаза. Карие, серые, голубые…

Голубые?!

Земля чуть не ушла из-под ног: среди зэков мелькнула физиономия Альбера Нея.

Я схожу с ума, – сказал себе Ларго и основательно моргнул. Не помогло: педоватый секретарь Карра по-прежнему стоял во второй шеренге третьим справа. Стоял и смотрел.

На него. На Ларго.

– Гляди ж ты! – шикнул Хома в самое ухо. – Это же наш Смазливый, из поезда.

Ларго снова моргнул и выдохнул. Чёрт! Опять спутал Лео с Альбером Неем. До чего ж они похожи. Прямо близнецы-братья.

Издёвки совести...

– Он же вроде помирать собрался? – буркнул Ким, припоминая историю с язвами, и тут же получил тычок в спину.

– Цыц, Легавый! – Надзиратель, справедливо прозванный Кабаном, питал к нему явную слабость: знаки внимания служителя правопорядка цвели на теле сливовыми кровоподтёками. – Разводящий на плацу! Заткнули рты, сволота!

Шепотки в рядах мигом смолкли. Тишину нарушал лишь кашель. Нехороший такой, надрывный кашель да жужжание тока, бегущего по колючей проволоке.