Страница 4 из 5
Как-то раз я пришел к Никулину в гримуборную-гардеробную, которую он делил со своим бессменным партнером Михаилом Шуйдиным. И у меня «с собой было». Мы втроем выпили, поговорили. Тут же я шустро «намылился» еще сбегать за бутылкой, однако Шуйдин осадил мою прыть: «У нас вечером спектакль, – сказал, – поэтому лишняя водка – ни к чему. Хотя я бы, честно говоря, еще выпил. Но Юрка запрещает. А он для меня Бог, царь и воинский начальник. Если бы не Юрка, я уже давно бы копыта отбросил. А он меня держит и по жизни, и на арене».
Мы сели играть в нарды – шеш-беш по-азербайджански. Игра эта не сильно ум насилует и по интеллектуальному потенциалу стойко находится на втором месте после перетягивания каната. Однако для времяпрепровождения – что надо. Юрий Владимирович после рюмки лег прикорнуть, а мы с Шуйдиным стали «упражнять интеллект». Выигрывал я подчистую. «Дядя тезка» (так я его стал с тех пор называть) пыхтел и сердился. Потом не выдержал и разбудил Никулина:
– Юрк, может, ты окоротишь старлея! Совсем заслуженного артиста не уважает!
Игра, однако, есть игра. Никулину я вообще «поставил Марс», что-то наподобие «нужника» в шашках. Клоуны начали играть против меня вдвоем. Но неизменно продували, поскольку везение в той игре значительно больше значит, нежели «пруха» в картах. Так мы просидели до тех пор, покуда по местному радио не раздалась команда: «Приготовиться к началу представления».
– Ну что, – заговорщицки подмигнул Никулин своему партнеру, – пригласим старлея завтра на матч-реванш?
– Обязательно, Юрк! Мы его научим родину любить!
Почему-то именно в этом месте вспомнился любимый припев «дяди тезки» Шуйдина: «Броня крепка, и Таньки наши быстры». У нас троих жены были Татьянами…
Единственный в мире тандем
Шуйдин и Никулин более тридцати лет проработали вместе, достигнув редкого взаимопонимания. Это был единственный такой творческий тандем во всем подлунном мире. Нигде, ни в одной стране на цирковой арене не выступали два героя-фронтовика. Вы себе на минутку представьте, дорогой читатель: люди, смотревшие смерти в глаза, выходили каждый вечер на арену и смешили зрителей натуральным образом до слез. Столь продолжительное совместное творчество можно объяснить, конечно, многими обстоятельствами – верностью цирку, похожими взглядами на определенные жизненные явления, наконец, просто психологической совместимостью, как у космонавтов, хотя, случалось, артисты спорили до хрипоты, до ругани. Однако в решающей степени их единило, наверное, то, что оба прошли войну от первого до последнего дня. На год моложе Никулина, Шуйдин служил в танковых войсках.
Сорок лет я в меру своих скромных сил, возможностей пишу о советских и российских деятелях культуры, прежде всего об участниках Великой Отечественной войны. Полагаю это своим гражданским и, разумеется, профессиональным долгом. Так вот мне не ведом более подобный случай. Чтобы советский артист-фронтовик был официально представлен к высшей награде страны. Стоит ли удивляться тому, что я особенно пристально «пытал» на эту тему «дядю тезку». Однако, в отличие от Никулина, Шуйдина практически невозможно было «завести» на воспоминания про свои героические подвиги на войне. До тех пор, пока мы не поднимали рюмку. Приняв как следует на грудь, Михаил Иванович слегка раскрепощался. И отвечал на мой вопрос, не обидно ли ему оттого, что не стал Героем: «Чудак ты человек. Какая может быть обида? Да такие подвиги, как у меня, ребята каждый божий день на той войне совершали. Если всем давать Героя – никаких звезд не напасешься. Просто Константин Васильевич Скорняков меня любил. Давно он ушел от нас. Я уже на несколько лет его пережил. Хороший был мужик. Мы с Юркой его похоронили, кажись, в 59-м или в 60-м году – не помню уже».
…Господи, сколько же раз я побывал в гримуборной Шуйдина и Никулина еще в том, старом цирке – не счесть. Из него же мы унесли «дядю тезку» на Ваганьковское. Первый и последний раз я видел Юрия Владимировича плачущим. С ним мы продолжали поддерживать самые тесные отношения. Великое множество раз встречались: в цирке на Цветном бульваре; на его квартире, в доме на углу Большой и Малой Бронной; на его даче, в легендарной подмосковной Валентиновке; на различных столичных мероприятиях; у наших общих знакомых. Многое, что слышал от прославленного артиста-клоуна, я записывал или по «горячим» следам, или же в конце дня в дневник. Но еще больше всего интересного осталось «за кадром», «за бортом». Жаль, конечно. Особенно невосполнимой утратой полагаю то, что очень мало зафиксировал для истории – патетику в сторону – застольных выступлений Ю.В. А компании он любил и выпить мог много, не пьянея. Не помню случая, чтобы он не припас для веселящейся компании какого-нибудь трюка, фокуса или неотразимой байки, которую стопроцентно все слушали впервые. Некоторые никулинские перлы я, разумеется, припас и приведу в этой книге. Но все равно сохранил их до обидного мало.
Сделал я с Никулиным несколько десятков интервью и сотни просто публикаций в сотнях газет Советского Союза, когда был корреспондентом ТАСС. Больше я в своей жизни написал только о Владимире Высоцком и Майе Плисецкой. Юрий Владимирович всегда живо откликался на все мероприятия, проводимые в Войсках ПВО. Очень крепко дружил с генерал-полковником Анатолием Алексеевичем Вобликовым, который до 1989 года возглавлял тыл Войск ПВО. Дважды себе и один раз Папанову Юрий Владимирович оформлял через Вобликова машину «Волга». А потом генерал уехал к себе на родину в Белоруссию. Там и похоронен. Но когда был еще жив, часто наведывался к Никулину в гости. Один раз и меня пригласили на свою встречу. Впрочем, и о дружбе Никулина с Вобликовым я расскажу еще подробнее.
Когда меня назначили главным редактором журнала «Вестник противовоздушной обороны», решил я вместе с другом Юрием Широченко, тогдашним начальником секретариата Главкома В.А.Прудникова, устроить презентацию специального женского номера, посвященного 8 Марта. Пригласили на наше торжество в столичный Дом кинематографистов многих известных актеров и актрис. Разумеется, и Юрия Никулина с женой. А он, к несчастью, сильно занемог. Зная это, я даже не стал его вторично беспокоить. Каково же было мое удивление, когда Никулин, бережно поддерживаемый супругой, появился под аплодисменты присутствующих в дверях Дома кино. В перерыве Татьяна Николаевна рассказала:
– Я не хотела его пускать. Не послушал меня. Наглотался лекарств, велел подать парадный пиджак и заставил собраться. Надо, говорит, ребят поддержать. Да и Вобликову обещал, что приду.
Выходил на сцену, поздравлял сотрудников журнала и всех воинов ПВО. Несколько анекдотов рассказал. Слушая его, я аж прослезился от умиления. Ну кто бы еще, подумалось, из артистов с куда меньшей славой повел себя так по-человечески замечательно и трогательно?! Да почти – самоотверженно! После банкета, где Юрий Владимирович, приняв рюмку, уехал, я рассказал обо всей истории с болезнью Никулина главнокомандующему нашими Войсками ПВО генерал-полковнику Виктору Алексеевичу Прудникову. Тот попросил у меня рабочий телефон артиста и на следующий день выразил ему благодарность от себя лично и от всех воинов ПВО, наградив специальным ведомственным знаком.
– А знаете, Юрий Владимирович, – говорю ему, – что знак этот уникальный и у фалеристов – коллекционеров всяких значков – котируется выше иных орденов?
– Да ладно тебе.
– Правду говорю. В нем ошибка. Войска начертаны с прописной буквы, хотя в аббревиатуре ПВО есть большая буква «В».
В другой раз я предложил Никулину вести рубрику анекдотов в моем журнале. Почти не раздумывая, он отклонил мое предложение. Необыкновенно совестливый и щепетильный человек, Юрий Владимирович стал доказывать, что из этических соображений не может пойти на такое сотрудничество, поскольку в то время уже вел подобную рубрику в «Огоньке» Виталия Коротича.
– Ну, ты сам подумай, зачем мне на два фронта работать. Не ровен час, еще скажут, что я жадный и деньгу заколачиваю.