Страница 50 из 64
“...и охотиться на чужих!” — мысленно закончила я.
— А почему жертвами выбирал мужиков, а не женщин? — подражая безразличию Камня, вставила я свой вопрос.
Третий плевок прилетел мне под ноги, и я, выжигая его, с трудом сдержала искушение вогнать комок огня в глотку твари.
— Женщины… — протянул он мечтательно, — женщины дома сидят, у печи. Чужачек и никому не нужных — мало, и они все на виду! Начнут пропадать — такое не скроешь… Это мужик может в лес уйти, да и сгинуть: медведь задрал, бывает! Да и что ж по-твоему, псина, я зря сведения у ваших добывал, перед тем, как из Лагоса уйти? Я ведь не дурак, я знал, знал, что наткнись вы на мужской обескровленный труп — станете искать бабу! И ведь искали, а?
Он подмигнул мне. Желание снести эту мерзкую башку сделалось почти непереносимым.
Сдержалась: подозреваю, он был бы этому только рад — если не этого как раз и добивался. Вряд ли он забыл тот лабораторный стол, на котором встретил свою “матушку”. Смерть от Плясуньи станет для него избавлением.
Но такой любезности я ему не окажу!
— Словом, вернулся я, а тут словно ничего и не изменилось. Только приятели мои, Питер с Джонасом, заделались семейными людьми, больше в Лагосе не прислуживали — один к углежогам подался, другой с отцом скотину выращивал и ордену продавал… Еще и женился на на той самой девке, на которую я поглядывал! И такая меня злость взяла! Ведь я — из-за них, а они!.. Такая обида!
В толпе кто-то заголосил, и вампир засмеялся:
— Да, Талика, да, девочка моя! Не сам твой Джонас под обвалившийся штабель бревен угодил! Никто и не заподозрил, что не один он там был… А за Питером пришлось аж до Пожоги прогуляться. Ну да ничего — выждал месяца три, и сбегал. В одну ночь управился. А дальше уже больше не рисковал, охотился только на чужих.
У меня к горлу подкатила тошнота.
Ведающий тропы, дай мне сил!
Сжав рукоять Плясуньи, я смотрела на тварь. На довольную, больше не притворяющуюся человеком тварь.
Он вынырнул из толпы молча — здоровый, кряжистый. Люди плеснули от него в сторону, словно волны. Перекошеная рожа, сжатые кулаки. И так же молча попер вперед мимо меня с таким видом, что скажите спасибо, что не сквозь.
И я не сразу поняла, что это значит, потому что ожидала, что вампир рванет на человека, но никак не наоборот.
А Илиан сообразил — плавный хищный шаг и он уже загораживает живой горе дорогу, признаться, выглядя на фоне ее несколько хрупко.
Хотя на гору я бы все равно не поставила.
— Уйди, цербер! — прорычал мужик. — Я его за моего Джонаса эту тварищу голыми руками на части порву.
— Нет, — спокойно сказал Камень. — Это добыча Ордена, а значит, Орден решает, что он будет с ней делать.
— “О-о-о-орден!”, — пискляво передразнил мужик и тут же рявкнул: — Из вашего ордена эта тварь вылезла, а вы с ней сколько месяцев ничего сделать не могли? И сейчас живьем заберете, чтобы он тут еще нам наплодил? Дай мне убить, или сам на моих глазах прирежь, но живым оно отсюда не уйдет!
Толпа одобрительно всколыхнулась. Я напрягла спину, поудобнее переставила ноги и положила ладонь на рукоять Плясуньи. Не то, чтобы я всерьез собиралась пойти с мечом против людей, защищая вампира, я вообще была больше на их стороне. Но иногда обнаженной стали бывает достаточно для того, чтобы охладить людской пыл.
Солнышко же даже позы не сменил.
— Тварь вылезла не из Ордена, а из Лагоса. Мы вообще из другого акрополя. Если хотите, можете изложить свои претензии Великому аргусу. Возможно, он учтет ваши пожелания и отзовет присутствие Ордена из ваших краев, раз вы не нуждаетесь в его защите. Мы с напарницей как раз направляемся в Логово после, если хотите, можем передать ему ваше послание.
Слова, сказанные совершенно спокойно и даже доброжелательно, сработали куда лучше, чем обнаженная сталь.
Мужик еще гневно сопел, а вот воодушевление расправы, нарисовавшееся на других лицах схлынуло — Илиан знал куда бить. Ошибки-ошибками, но никому не хочется остаться без орденской защиты.
Он молодец. Я бы так не смогла.
Камень перевел взгляд на меня и подытожил переговоры:
— Танис, приведи, пожалуйста, телегу, уверен твой любезный хозяин не будет против одолжить нам ее, чтобы мы отвезли вампира в Лагос.
Дождь, не дождь — мелкая водяная пыль, от которой не спасали никакие плащи. Висела в воздухе, оседала на коже, проникала под одежду. Было зябко, мокро, и выданные в Лагосе кони неторопливо месили копытами осеннюю грязь, добавляя уныния в картину, потому что выданные кони — это не Коряжка. И даже не Гранит. Хотя Солнышко бы, конечно же, сказал “и уж тем более не Гранит”.
Я покосилась на него и быстро отвела взгляд от уставившегося вперед профиля.
Мы сдали вампира местному отделению, переночевали и не стали задерживаться у братьев по оружию, прямо с утра и двинулись в путь.
Сейчас день уже клонился к вечеру, сумерки подбирались к лошадям туманными щупальцами, через час-другой доберемся до ночлега…
За весь день мы едва ли обменялись парой слов.
Почему молчал Солнышко, я не знала.
А я терзалась.
Отчаянно и со вкусом.
Я знала, что я видела в момент, когда когти твари вспороли моему напарнику живот.
И я знала, что я видела в момент, когда задрала на нем рубашку.
И эти два знания в одной мне ну никак не укладывались.
Категорически.
И падение не было похоже на уход от удара.
И это “ты справлялась”. Да когда хоть я по мнению Солнышка справлялась?!
И, в конце концов, никуда не делся таинственным образом его подбитый глаз и разбитый нос. Вернее делись, но не таинственным образом, а когда он сам себя подлечил. И заняло это отнюдь не несколько десятков мгновений яростной драки, а гораздо больше при том, что серьезность ранений несравнима.
Могу я накручиваться только потому, что перед делом Илиан рассказал мне о том, что верхушка Ордена (да и он сам) до сих пор опасаются, что с ним что-то нечисто?
И потому, что ловили мы вампира, который ловко прикидывается самым обычным человеком. Что не способствует вере в ближнего.
Конечно, до самого обычного человека сыну графа Бирнийского было как отсюда до края мира пешком, но тем не менее, тем не менее.
Я снова скосила глаза на Солнышко.
— Танис, что? — и даже вздрогнула, когда Илиан резко мой взгляд поймал. А он, не дожидаясь фальшивых заверений “ничего!”, произнес: — Ты весь день на меня смотришь так, будто только и ждешь, когда я тебя жрать начну. И уже прикидываешь, откуда начну, с головы или с пяток!
— Ну и?
— Что?..
— Откуда начнешь?
— Целиком! — рыкнул напарник. — А потом неделю буду животом от несварения маяться!
— Чего это? — пробормотала я себе под нос. — Сам утверждал, что я вкусная…
Солнышко закатил глаза и слегка пришпорил лошадь, чем дивно меня приободрил.
Ну… правда, не начал же жрать!
— Илиан, скажи, а ты вот сам за собой никаких странностей точно не замечал?
— Нет.
— И сны тебе не снились никакие подозрительные?..
Я не была уверена, почему я вернулась ко снам, но даже если я все равно никак не могла привязать к ним Солнышко, это еще ничего не значило. В конце концов, самый первый пришел ко мне в ночь моей знакомства с его голой задницей (со всем остальным я все же познакомилась уже утром!).
— Я говорил, мне не снятся сны.
— Совсем? — въедливо уточнила я.
— Крайне редко, — буркнул явно раздраженный напарник. — Но они совершенно не подозрительны.
— А что именно снится?
— Ты.
Он произнес это зло и прямо.
— Мне снилась ты. Довольна?
И тут что-то толкнулось изнутри. Я задала вопрос прежде, чем успела осознать, откуда он вообще взялся:
— Илиан, а что аргус сказал по поводу нападения на меня возле Закатного леса?
Все изменилось внезапно: вот только что окружающая местность, которую я уже привычно и без усилий прочесывала поиском, не таила в себе никаких сюрпризов, и я ждала, что ответит на мой вопрос Камень — и вот уже мир вокруг вспух чужой силой.