Замок из стекла

– Вы понимаете, что я вам говорю?

– Конечно, мистер Бёрнс, – откликнулся старик, делая очередные пометки в своём блокноте. – Конечно, вы говорите о кружке рисования.

– Вы не поймёте. Вы не жили тогда в том городе… вы не были десятилетним мальчишкой тогда… – пробормотал Бёрнс и уже позабыл ругать себя за неожиданную откровенность.

Незнакомец медленно отложил свой блокнот, повернулся прямо к своему рассказчику и внимательно заглянул в его глаза.

– Конечно, я был тогда гораздо старше, мистер Бёрнс, – проговорил он тихим и спокойным голосом. – Так расскажите, что всё это значило для вас тогда?

– Город, в котором не осталось надежды; город, в котором не осталось и жизни-то толком; город, который превращался в пустоту – вот чем было тогда это место. Да, жизнь ушла отсюда вместе с молодой и сильной кровью. Война забрала всё. Старики, многие раненые и умирающие, отправленные сюда доживать свои жизни, – они ведь не могли научить мальчишек вроде меня ничему, кроме тоски и безысходности. А мисс Грин…

– А мисс Грин?

– У неё глаза другие. Она видит не так. Она рисовала этот город. Но там, где остальные могли видеть лишь серую стену, она видела величественную твердыню. Где мои глаза видели опостылевший пейзаж, она видела чудесные луга. Она рисовала всё это так, как видела сама, и учила нас видеть так же. Нет, не только лишь рисованию она пыталась нас научить! Без неё… я не знаю…

– Вы говорите про надежду, мистер Бёрнс, – вкрадчиво откликнулся незнакомец. – Поверьте, я знаю, что это такое… Радость от настоящего и вера в будущее. Это немногое, но на поверку оказывается самым сложным для людей. Я знаю, что это такое…

На языке у Грегори вертелся миллион слов, но он так ничего и не сказал в ответ.

– Этот кружок… как-то связан с дальнейшими событиями? – вкрадчиво произнёс незнакомец, подталкивая Грегори к дальнейшему рассказу.

– Да… – ответил рассеяно журналист, собирая мысли заново. – Когда пришли серые мундиры, многие процессы в городе прекратились. Но кружок мисс Грин остался. Причина этому оказалась весьма проста: капитан МакТаггерт проникся симпатией к мисс Грин и позволял ей многое из того, что было запрещено другим…

– Мисс Грин отвечала на его… эм-м… знаки внимания?

Грегори почувствовал, как у него загораются уши, но постарался ответить спокойно:

– Нет. Мисс Грин не смирилась с оккупацией. Она держала капитана на расстоянии, но принимала то, что было выгодно ей. Кружок оказался идеальным предлогом для того, чтобы люди могли собираться вместе и обсуждать дальнейшие планы. Эйслин не собиралась сдаваться, и она нашла поддержку в некоторых жителях нашего города.

– Она организовала сопротивление? Какие действия они предпринимали?

– Вначале – никаких. Мы думали, что враги действительно победили в войне. В таком положении совершать какие-либо действия кучке людей весьма сложно. Но однажды мисс Грин узнала, что в город доставлены важные документы. Чтобы достать их, она согласилась на свидание с капитаном МакТаггертом. Но в назначенное время наши люди совершили поджог склада с провизией. Это было первое действие нашего «кружка». В возникшей сумятице мисс Грин смогла узнать, что находится в тех документах. Враги планировали переброску крупных сил на наш берег. И капитан МакТаггерт, и его люди должны были подготовить для этого всё необходимое. Нетрудно было догадаться, что это означало: война совершенно не окончена. Это меняло многое.

Но после поджога МакТаггерт был в гневе. Конечно, он не поверил в случайность произошедшего. И понимание того, что в городе есть сопротивление, привело его в ярость. Отныне вводился комендантский час. Никто из местных жителей не мог передвигаться по улицам без пропусков.

На нашем собрании было решено, что необходимо передать вести о наступлении на большую землю. Но непонятно было, как это сделать. Но шанс выпал сам собою: капитан МакТаггерт покидал город на неделю. Было ясно, что в его отсутствие солдаты непременно ослабят свою бдительность, а патрули реже будут следовать по улицам. Кто-то из нас мог бы попробовать сбежать. Но уже настала ранняя зима, и горы были покрыты снегом. Переход занял бы несколько дней. Исчезновение одного из нас на столь долгий срок не могло остаться незамеченным. Тогда мисс Грин решилась сама отправиться в горы, чтобы встретить войска союзников. Миссис Роуз осталась бы в её доме и сообщила бы, что она больна. В отсутствие МакТаггерта никто не стал бы ломиться в её дом и проверять, на месте ли мисс Грин.

– Значит, это Эйслин отправилась в опасный переход через горы и передала планы противников, с которых должно было начаться их наступление? Значит, именно с неё началась череда событий, которые привели союзников к победе?

– Нет, – ответил Грегори, однако голос его звучал не вполне уверенно. – Эйслин говорила, что не смогла перейти перевал, потому что разразился буран, который преградил ей путь…

– Но тогда как планы врага оказались у генерала третьей армии Нестора Брига?

– Был ещё один человек…

– Как его звали?

– Его звали Аррен, – ответил Бёрнс. – Я не уверен в этой истории. Мисс Грин не рассказывала толком. А он… он говорил, что она его спасла тогда в горах.

Незнакомец глубоко вздохнул и потёр устало глаза.

– Вы с большой неохотой делитесь со мной вашей историей, мистер Бёрнс, – заметил он. А потом извлёк из своей потёртой сумки кипу пожелтевших листов бумаги. Надел на переносицу старые очки с одной треснувшей линзой. На пальцы он не поплевал, а дохнул, чтобы легче было пролистывать старую бумагу. Всё это время Бёрнс наблюдал за ним молча. Старик отыскал необходимые листы, набрал в грудь побольше воздуха и стал читать вслух…

***

…В минуты смертельной опасности мозг начинает работать очень странно. Когда я летел кубарем по заснеженному склону Карстайна, то моя жизнь не пронеслась перед мысленным взором. Но мой разум стал мыслить короткими, ёмкими образами. Так создавалось впечатление, что я успеваю подумать о многом во время короткого падения…

В первый момент, когда только огромный кусок льда под моими ногами пополз вниз, ускоряясь с каждым мгновением, я подумал, что было бы великой иронией погибнуть здесь, в этих горах. Но эта мысль очень быстро исчезла. И появилась странная уверенность, что Карстайн не собирается отнимать у меня жизнь. Наоборот, каменный исполин в очередной раз пробует меня на прочность. Что он задумал теперь, сбросив меня, как пушинку, со своей вершины?

А потом, когда я катился вниз с безумной скоростью, когда снег залеплял глаза и рот и проникал под одежду, в хрусте наста под собственным телом я будто бы слышал смех Карстайна. Нет, он точно не собирался убивать человека. Он приготовил для меня что-то иное.

Вдруг я резко ударился всем телом обо что-то, и раздался хруст. Это был лёд, который я проломил своим телом. У меня перехватило дыхание от резкого удара, воздух со свистом выбило из лёгких. А потом я чуть не задохнулся от обжигающего холода воды, которая начала медленно, но неумолимо пробираться сквозь мою одежду.

Но и это был не конец: погрузившись в воду по грудь, я упёрся коленями в дно. Мои голова и руки остались лежать на снегу. Грудь перехватывало от холода. Ноги почти сразу онемели в ледяной воде. Все, что я смог сделать – это отплеваться от снега, который забился в рот во время падения. При этом я чувствовал, что жив и у меня ничего не сломано. Наверное, я даже засмеялся бы, вот только не смог.

Я не понял, сколько прошло времени. Наверное, должно было предстать пред моими мыслями что-то пафосное. Чей-нибудь призрак должен был прийти в мою последнюю минуту и сказать какие-то невероятно сокровенные слова. Вот только кругом была мертвецкая тишина. Тишина и темнота. Только проклятый снег опять неспешно заметал моё лицо.

Ни в одно из мгновений этого падения я так и не испытал страха за собственную жизнь. Всё то, что случилось со мной за последние годы, приучило меня к некой фатальности происходящего. Всё текло само собой. И я уже давно сомневался в том, что могу влиять на собственную жизнь.