Новолуние

Я попыталась взять себя в руки. Что из самого худшего может случиться? Я вздрогнула. Вопрос явно поставлен неверно. Мне стало тяжело дышать.

Ладно, снова подумала я, что самое худшее я могла бы пережить? Этот вопрос мне тоже не очень понравился. Но я перебрала пришедшие мне сегодня на ум варианты. Держаться подальше от семьи Эдварда. Конечно, он не стал бы ожидать, что это коснется Элис. Но если Джаспер съехал с катушек, тогда я стану проводить с ней меньше времени. Я кивнула: это я переживу.

Или уехать? Может, он не захочет дожидаться конца учебного года и придется уехать прямо сейчас.

На столе передо мной, там, где я их оставила, лежали подарки Чарли и Рене: фотоаппарат, которым мне не довелось поснимать у Калленов, и альбом. Я коснулась красивой обложки подаренного мне мамой альбома и вздохнула, думая о Рене. Несмотря на то, что я уже довольно долго живу без нее, при мысли о более долгом расставании мне стало не по себе. Да и Чарли останется здесь, всеми брошенный. Им обоим будет так больно…

Но мы же вернемся, да? Мы ведь станем приезжать в гости? А вот на эти вопросы я не могла ответить с уверенностью.

Я прислонилась щекой к коленке, глядя на материальные проявления любви своих родителей. Я знала, что выбранный мною путь окажется не из легких. И все же я обдумывала самый худший сценарий, худший из всех, которые могла бы пережить.

Я снова коснулась альбома, перевернув первую страницу. Маленькие металлические уголки уже дожидались первой фотографии. Мысль как-то запечатлеть свою жизнь здесь показалась неплохой. Я ощутила странное желание сделать это поскорее. Может, жить в Форксе мне осталось не так уж долго.

Я поигрывала с ремешком фотокамеры, думая о первом кадре. Будет ли он близким к оригиналу? В этом я сомневалась. Но Эдвард, похоже, не думал, что на пленке останется пустое место. Я мысленно улыбнулась, вспоминая его вчерашний беззаботный смех, но моя улыбка тут же угасла. Так много изменилось, и так внезапно. У меня вдруг закружилась голова, словно я стояла на краю бездонной пропасти.

Мне больше не хотелось думать об этом. Я взяла фотоаппарат и пошла наверх.

Моя комната не очень изменилась с тех пор, как мама побывала здесь семнадцать лет назад: все те же светло-голубые стены, те же пожелтевшие кружевные занавески на окне. Теперь здесь стояла кровать, а не люлька, но Рене узнала бы небрежно наброшенное поверх нее одеяло – подарок бабушки.

Я сфотографировала свою комнату. Сегодня вечером я бы много не наснимала – на улице было уже слишком темно, – тем не менее желание становилось все сильнее, подчиняя меня. Я должна запечатлеть в Форксе все, что удастся, прежде чем уеду отсюда.

Надвигались перемены. Я это чувствовала. Они не сулили ничего хорошего, особенно теперь, когда жизнь так прекрасно складывалась.

Я не спеша спустилась по лестнице с фотоаппаратом в руках, стараясь не обращать внимания на неприятное посасывание под ложечкой при мысли о непонятной отстраненности, которую мне не хотелось видеть в глазах Эдварда. Он отойдет. Наверное, он боялся, что я расстроюсь, когда он попросит меня уехать. Я позволю ему обдумать это самому, без постороннего вмешательства. И буду подготовлена, когда он об этом попросит.

Я взяла фотоаппарат и скользнула за угол. Я была уверена, что застать Эдварда врасплох мне не удастся, но он не поднял глаз. Я слегка вздрогнула, когда меня снизу обдало холодом, но не обратила на это внимания и сделала снимок.

Тут они оба посмотрели на меня. Чарли нахмурился. Лицо Эдварда не выражало ничего.

– Что ты делаешь, Белла? – обиделся Чарли.

– Ой, да ладно тебе. – Я выдавила улыбку и села на пол напротив дивана, где развалился Чарли. – Ты же знаешь, что мама скоро позвонит и спросит, пользуюсь ли я ее подарком. Надо взяться за работу до того, как она успеет обидеться.

– А почему ты фоткаешь меня? – пробурчал он.

– Потому что ты очень симпатичный, – ответила я игривым тоном. – А еще потому, что, раз уж ты подарил мне фотоаппарат, то должен присутствовать на снимках.

Он пробормотал что-то непонятное.

– Эй, Эдвард, – попросила я с деланым равнодушием. – Сними-ка меня вместе с папой. – Я перебросила своему другу камеру, стараясь не смотреть ему в глаза, и опустилась на колени у подлокотника дивана, на котором лежала голова Чарли. Чарли вздохнул.

– Нужна улыбочка, Белла, – пробормотал Эдвард.

Я изобразила широкую улыбку, сверкнула вспышка.

– Давайте-ка я сфоткаю вас, ребята, – предложил Чарли.

Я знала, что ему не терпится поскорее скрыться от объектива.

Эдвард поднялся и легко перебросил ему камеру. Я подошла и встала рядом с Эдвардом. Композиция показалась мне какой-то неестественной и странной. Он слегка приобнял меня за плечи, а я обвила рукой его талию. Мне хотелось посмотреть ему в лицо, но я боялась.

– Улыбочку, Белла, – снова напомнил мне Чарли.

Я сделала глубокий вдох и улыбнулась. Вспышка ослепила меня.

– Хватит на сегодня, – сказал Чарли, сунув камеру за диванные подушки и прислонившись к ним. – Иначе ты всю пленку истратишь.

Эдвард снял ладонь с моего плеча и выскользнул из моих объятий. Я вдруг так испугалась, что у меня затряслись руки. Я прижала их к животу, чтобы скрыть дрожь, положила подбородок на колени и уставилась в телевизор, ничего не видя.

Когда передача закончилась, я не шевельнулась. Краем глаза я заметила, что Эдвард встал.

– Поеду домой, – сказал он.

– Пока, – отозвался Чарли, не отрывая глаз от рекламы.

Я неловко поднялась – ноги затекли от неподвижного сидения – и вышла вслед за Эдвардом на улицу. Он зашагал прямиком к машине.

– Останешься? – спросила я безо всякой надежды в голосе.

Ответ я знала заранее, поэтому он не очень меня уязвил.

– Не сегодня.

О причине я спрашивать не стала.

Эдвард сел в машину и уехал, а я продолжала стоять столбом и едва заметила, что начался дождь. Я ждала, сама не зная чего, пока за спиной у меня не открылась дверь.

– Белла, что ты там делаешь? – спросил Чарли, удивленно глядя на меня, одиноко стоящую под дождем.

– Ничего. – Я повернулась и пошла к дому.

Ночь выдалась долгой, почти бессонной. Я встала, как только за окном забрезжил рассвет, машинально собралась в школу в ожидании того момента, когда облака посветлеют. Поев хлопьев, я решила, что света уже достаточно, чтобы снимать. Я сфотографировала свой пикап, а потом фасад дома. Развернулась и сделала несколько снимков леса рядом с домом Чарли. Забавно, что чаща не выглядела такой зловещей, как обычно. Я поняла, что стану по всему этому скучать – по зелени, безвременью и загадочности лесов. По всему.

Перед уходом я сунула фотоаппарат в рюкзак. Я попыталась думать о своем новом увлечении, а не о том, что Эдвард, скорее всего, за ночь так и не отошел. Вместе со страхом меня начало одолевать нетерпение. Сколько все это может тянуться?

Тянулось это все утро. Он молча шагал рядом со мной, кажется, так ни разу на меня и не взглянув. Я попыталась сосредоточиться на занятиях, но даже английский меня не увлекал. Мистеру Берти пришлось дважды повторить свой вопрос о синьоре Капулетти, прежде чем я поняла, что он адресован мне. Эдвард тихонько прошептал мне правильный ответ, а потом снова повел себя так, словно меня нет.

За обедом молчание продолжилось. Мне казалось, что я вот-вот завизжу, лишь бы его нарушить. Я перегнулась за разделявшую стол невидимую черту и обратилась к Джессике:

– Слушай, Джесс.

– Что такое, Белла?

– Сделай мне одолжение, а? – попросила я, залезая в рюкзак. – Мама хочет, чтобы я сделала для альбома несколько фоток друзей. Щелкни всех, ладно?

Я протянула ей фотоаппарат.

– Конечно, – широко улыбаясь, ответила она, повернулась и тут же щелкнула Майка, застав его врасплох с набитым ртом.

Получилась вполне ожидаемая картина. Я смотрела, как они передавали камеру по кругу, хихикая, флиртуя и жалуясь, что плохо получились. Может, сегодня я была не в настроении вести себя нормально, по-человечески?