Страница 12 из 16
– Но у нас и так не хватает рук, сэр…
– К тому времени из отпуска вернется капитан Митчелл.
Ну что ж, Тому он доверял – Том не подведет.
– Спасибо, сэр. Я только закончу эту бумажную работу.
– К черту бумажную работу. Отправляйтесь в кровать и выспитесь хорошенько, потом пошлите телеграмму матери, сообщите ей, что скоро будете дома.
– Да, сэр.
Десять дней. Самый долгий отпуск, какой он получал за два года, длился три дня. Недостаточно даже для того, чтобы поездом добраться до Парижа. Но десяти дней должно хватить, чтобы добраться и до Шотландии, а потом…
Может быть, повидаться с Лилли? Только за ланчем, или чаем, или чем-нибудь в том же духе, отвечающем отношениям с младшей сестрой лучшего друга. Уж конечно, не обед в ресторане, и не танцы, и не вечер в театре.
Бланки телеграмм лежали в ящичке для бумаг над столом старшей медсестры и обычно использовались для служебных нужд. Но полковник разрешил ему отправить одну телеграмму матери. Он взял бланк, а потом, поколебавшись секунду, взял второй. Почтовая связь с Англией была ненадежной, и он знал, что Лилли несколько раз получала целую стопку его писем сразу, и некоторые из них шли до получателя по несколько недель. Если его письмо запоздает, а ей не удастся урвать несколько часов от работы, то лучше их встречу вообще не планировать.
Он посмотрел на календарь над столом. Если он покинет лазарет утром двадцатого, то будет в Лондоне к концу следующего дня, вовремя, чтобы сесть на поезд до Глазго. А это значит, что он сможет шесть дней пробыть с матерью и еще останется не менее суток, чтобы добраться до Эра из Лондона и двадцать восьмого иметь маленькое окошко для встречи с Лилли.
Большего он никак позволить себе не мог и не только ради матери, но и ради Лилли. Хотя он очень надеялся, что она будет рада встретиться с ним за чашечкой чая, у него не было никаких иллюзий на этот счет: она видит в нем только друга, и никого более. К тому же у нее был жених, черт бы его побрал, хотя она ни разу не упомянула о нем в своих письмах, а ему все не хватало мужества спросить. Не слишком ли он предавался надеждам, думая, что этот Квентин Как‐его‐там поспешно ретировался, когда Лилли порвала со своими родителями?
Он взял карандаш, перестроил свои докторские каракули на самые аккуратные печатные буквы, какие ему давались, и начал писать.
ДОРОГАЯ ЛИЛЛИ. ПОЛУЧИЛ ОТПУСК. СНАЧАЛА ДОМОЙ В ШОТЛАНДИЮ. ПОТОМ НАЗАД ВО ФРАНЦИЮ ЧЕРЕЗ ЛОНДОН ВИКТОРИЯ УТРОМ 28 ОКТЯБРЯ. ДАЙТЕ МНЕ ЗНАТЬ СМОЖЕМ ЛИ МЫ ВСТРЕТИТЬСЯ. ОТВЕТ ПРИШЛИТЕ МИССИС ГОРДОН ФРЕЙЗЕР, ЛАНГИУИРХЕД-РОУД, ОХИНЛОХ, СЕВ. ЛАНАКШИР, ШОТЛАНДИЯ. САМЫЕ ТЕПЛЫЕ ПОЖЕЛАНИЯ. РОББИ.
– 10 –
К тому времени, когда Лилли дотащилась до двери дома 21 на Георгиана-стрит и вошла, солнце уже давно село. А когда она утром отправлялась на работу, еще не успело взойти.
Не считая времени на дорогу в гараж в Уилсдене или получасового обеденного перерыва, она провела десять часов на задней платформе автобуса, отрывала билеты, давала сдачу, объясняла, как добраться до нужного пассажиру места, старалась не обращать внимания на комментарии (некоторые отвратительно бесстыдные) немногих пассажиров, у которых вид женщин-кондукторов в трамваях и автобусах все еще вызывал оторопь.
Теперь она хотела только горячую ванну – при условии, что миссис Коллинз пребывает в хорошем расположении духа и позволит ей эту роскошь, – тарелку горячих тостов и еще более горячую грелку в ногах, когда она упадет в кровать. А еще – столько сна, на сколько останется времени.
Шарлотта, как и обычно, работала допоздна. Ее прошлым летом перевели в новую больницу, и при составлении расписания ее место в больничной иерархии было последним. У них уже много дней не было возможности поговорить, но, с другой стороны, это означало, что Лилли может сразу же после ванны и еды отправиться в постель, не искушаемая возможностью болтать допоздна.
– Это вы, мисс Эшфорд? – раздался голос домохозяйки из дальнего угла дома.
– Да, миссис Коллинз. Как прошел ваш день?
– Ужасно! Бойлер опять вышел из строя. И у меня стирка остановилась на половине.
Так, значит, горячей ванны не будет.
– Жаль. Вам удалось вызвать кого-нибудь для починки?
– Пока нет, но я спросила мистера Пруитта – он живет тут неподалеку, – не может ли он заглянуть и посмотреть. Он зайдет завтра.
– Удачи вам, миссис Коллинз. А я отправляюсь в кровать.
Форменные ботинки тянули ее ноги вниз на каждой ступеньке, пока она поднималась по лестнице. Наконец она добралась до двери и вошла в свою комнату. Включив свет, повесила пальто и шляпу, нагнулась, чтобы расшнуровать ботинки, и только тогда заметила телеграмму, подсунутую под дверь.
Забыв о тостах и чае, она подняла конверт с пола, села на кровать и уставилась на него. «Пожалуйста, пожалуйста, только не Эдвард», – про себя молилась она. А потом поняла: сообщение не может быть о ее брате, потому что военная почта прислала бы оповещение только ее родителям. А мама и папа даже и пальцем не пошевелили бы, чтобы сообщить ей. По крайней мере, сейчас.
Может быть…
Она вскрыла конверт. Да, от Робби. Он писал, что приезжает в отпуск и будет в Лондоне утром двадцать восьмого. Пятница, у нее рабочий день, но, может, ей удастся уговорить кого-нибудь из девушек поработать в ее смену.
Где они могли бы встретиться? Он уедет во Францию с вокзала Виктории. Там поблизости есть лионская кондитерская, вспомнила она. Вполне приличное место для встречи.
16 октября 1916
Дорогой Робби,
Такой замечательный сюрприз – вернуться домой с работы и обнаружить, что меня ждет Ваша телеграмма. Я так рада, что полковник счел возможным отпустить Вас повидаться с матерью.
Я буду свободна утром двадцать восьмого и буду ждать Вас в лионской кондитерской на Виктория-стрит (угол Пэлас-стрит) в одиннадцать часов. Если место и время Вас не устраивают, дайте мне знать.
Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания Вашей маме.
Ваш преданный друг,
который с нетерпением ждет новой встречи с Вами,
Найти кого-нибудь, кто смог бы подменить ее, оказалось труднее, чем она думала, но в конечном счете согласилась Бетти, получившая обещание отработать за нее две дополнительные смены в любое время, когда Бетти потребуется.
Она почти не спала предыдущей ночью, а завтракая, с трудом глотала еду. До этого перед ней стоял вопрос: что надеть. После длительных консультаций с Шарлоттой Лилли остановилась на простой серой шерстяной юбке, которую она недавно укоротила до более модной длины, при которой юбка не до конца прикрывает икру, и простой белой блузке. Поверх она надела свое лучшее приталенное пальто из серой шерстяной материи. Она купила у портного это пальто ношеным, но оно по-прежнему выглядело как новое. Венчала все это новомодная шляпка из черной шерстяной материи на фетре с полями, украшенными широкой атласной угольно-черной лентой, которую Шарлотта нашла в своей корзинке со всяким портновским хламом. Ничто в ее одежде не выглядело особенно модным, но смотрелось на ней хорошо и вполне подходило для данного случая.
Два года назад она бы отвернула нос от такой простой одежды, но с тех пор она сильно изменилась и была за это благодарна судьбе. Та Лилли, какой она была два года назад, не думала о том, как ее поступки могут сказаться на других людях, о чем свидетельствовало и несчастье, обрушившееся на Принглов.
Она сделала все, что было в ее силах, чтобы загладить свою вину, она продала свои драгоценности и настояла, чтобы Джон Прингл на вырученные деньги купил коттедж в Пенрите. С рекомендательным письмом от Эдварда он нашел работу в гараже, и его семья не впала в нищету, хотя и пережила несколько мучительных недель неопределенности и публичного унижения.