Найденыш 9

Китсер разбудил Алима и приказал ему готовить две машины на выезд, после чего снова поднялся наверх, принял душ, побрился, надел свежую рубашку. И все время, пока приводил себя в порядок, сосредоточенно смотрел на свое отражение в зеркале. Чертов сон, в котором его задрал медведь, не выходил из головы. Правильно ли он поступает, фактически совершая преступление, переметнувшись в стан Балахнина? Князь-то, может, и оценит выгоду от сотрудничества с Китсером, но, будучи человеком весьма прагматичным и умеющим глядеть на перспективы, посадит Виктора на цепь, образно говоря. Будет держать на коротком поводке. Хотел ли такую судьбу барон Китсер? Вернее, готов ли он рискнуть собственной жизнью и подставить под удар семью?

Обида на Меньшиковых ширилась как зараза, захватывая все новые и новые участки души, и Виктор страстно хотел очиститься от ощущения гниения, заставлявшего его сидеть в старобоярской Москве и страдать от несправедливости. Сколько веков обрусевший немецкий род служил своим хозяевам, сколько пользы принес Меньшиковым — подсчитать нетрудно. Виктор не хотел побитой собакой влачить жалкое существование в опале. Если Балахнину с его оппозиционно настроенными союзниками удастся провести политическую реформу, поменяется буквально все. Державная Русь перейдет на новый уровень, где кланы будут совместно руководить страной, не подстраиваясь под желание императорской Семьи.

Опасные мысли уводили в дали, где маячила плаха, и будь Китсер настроен менее решительно, он остался бы дома. Но вышло так, как вышло. В шесть утра два бронированных внедорожника выехали из ворот семейного особняка и направились по широкополосной трассе в столицу.

Охранники, находившиеся в огромной прихожей, больше смахивающей на одну из комнат особняка, могли бы сойти за челядь, если бы не характерные фигуры, тщательно упрятанные за добротную ткань пиджаков. Под мышкой у каждого точно имелось оружие, а физиономии прямо говорили каждому вошедшему: не шали!

Барона обыскивать не стали, но дважды провели спереди и сзади специфическим плоским жезлом, в котором угадывался магический сигнализатор. С его помощью обнаруживали артефакты, амулеты и прочие чародейские штучки, с которыми не хотели расставаться обладатели сих. У Китсера на руках были семейные кольца-амулеты и родовой перстень, сам по себе неплохой защитный артефакт, но к ним у проверяющих не было претензий. Магическая структура вязей считывалась жезлом и давала свой вердикт: есть ли опасность в кольцах, или они предназначены для защитных функций. Поэтому Виктор про себя усмехнулся, когда по плоскости жезла проскочили зеленые огоньки.

— Все в порядке, — кивнул представитель княжеской СБ. — Сейчас вас проводят к его Сиятельству. Он ждет.

«Раз ждет — так ведите, а не устраивайте маскарад, — раздраженно подумал Виктор. — Можно подумать, Балахнин такой беззащитный цыпленок перед степным коршуном. Он сам разотрет меня в порошок и развеет по ветру, не напрягаясь».

Китсер жутко боялся того, что хотел совершить. По сути, предательство хозяев, пусть и бывших, ставило его в ряд преступников. Но ведь Великий князь Константин самолично отправил отца Виктора со всей семьей в опалу, наплевав на княжеский кон. Фактически, он нарушил незыблемое право вассала уйти от хозяина подобру-поздорову без взаимных претензий. А тут получается, что любое действие Китсеров попадет под законные репрессии. Что может предъявить Виктор Меньшиковым? Никаких документов о прекращении службы, только одно уведомление с великокняжеской печатью. Но в этой чертовой писульке нет ни грамма подтверждения свободы рода Китсеров. Пнули как собаку, отслужившую свое, за ворота на вольные хлеба. И хотя бы разок поинтересовались, а как живет-то слуга княжий, не перебивается ли с хлеба на квас? Хорошо, отец, а еще раньше дед, заложили финансовый фундамент, грамотно распорядившись доходами от фермерского хозяйства и консервных заводов в Курляндии и Прибалтике. Так что никто не побирается, но и не шикует. Скромность должна украшать истинного дворянина, говорила матушка. Впрочем, дед с отцом всегда отрицали подобную дребедень, за что теперь Виктор жестоко страдает.

Балахнин встретил его, сидя в кресле, небрежно закинув ногу на ногу, и внимательно, даже чересчур, читал какой-то толстый журнал. В глаза барону бросились начищенные до блеска туфли из светло-коричневой кожи. Брюки бежевого цвета, неброская рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, старомодные подтяжки — все говорило, что его Светлость воспринимает визит опального барона весьма скептически, и не относит его к важному событию дня. Да и закончен этот день. Вон, солнце желтеющим кругом висит над заливом, подкрашивая кромки облаков золотистыми мазками.

— Барон! — князь отбросил журнал на журнальный столик и легко, без напряжения встал, едва коснувшись ладонями подлокотников. — Рад вас видеть! Проходите же, не стесняйтесь!

Китсер воспринимал каждый жест и слово Балахнина настолько остро, что уже понял, как будет трудно убедить князя в своей нужности. Не хотели видеть Виктора здесь, но любопытство пересилило. А вдруг червяк, ползающий под ногами, извлек из породы настоящий самородок?

Руку барону Балахнин подавать не стал, но широким хозяйским жестом показал на соседнее кресло.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство, — однако первым делом склонил голову Китсер. — Благодарю вас, что уделили свое время для встречи.

— Давай без этих…, - покрутил пальцами Балахнин. — У меня день трудный был, устал слушать… Достаточно по имени.

— Как скажете, Алексей Изотович, — Виктор только тогда изволил сесть, когда хозяин вернулся на свое место.

— Ты сразу с дороги, Виктор Оттович? — поинтересовался Балахнин, прощупывая гостя взглядом темно-серых глаз.

— Да, выехал рано утром, чтобы успеть к назначенному времени. Увы, некогда было заглянуть в родные пенаты, проверить хотя бы, не растащили ли хозяйство.