Пловец Снов

Георгий помнил, как маленький Гоша, проезжая через Литейный мост в сумерках, вглядывался в тусклые фонари и огни далёких окон. Никакой подсветки тогда, разумеется, не было и в помине. Он вспоминал ощущение титанического, почти бесконечного по его детским провинциальным меркам города вокруг. Колосса, которого он толком не видел, но то ли угадывал, то ли ощущал кожей, то ли предчувствовал. Этот гигант не был страшным в своём исполинском могуществе, он скорее казался огромной загадкой, фантастической игрой. Тогда, переезжая мост изо дня в день, Гоша чувствовал, как становится старше. Много ли было этих дней? Штук восемь, не больше, но вырос он за это время здорово. И понял, что будет… точнее, что очень хочет жить здесь. Для моряка – не бог весть какая несбыточная мечта. Но судьбе было угодно сыграть с Гореновым куда более сложную партию.

Теперь смотреть по сторонам не хотелось совсем. Привык? Стал местным? В таких случаях Георгий вспоминал, как ненавидит костлявую недорыбу корюшку, которая считалась излюбленным лакомством горожан. Ряпушку он тоже ни во что не ставил, но она сама куда-то пропала…

Нельзя сказать, будто ощущение того, что он в городе «свой» или, точнее, восприятие города как «своего» нравилось Горенову. Скорее настораживало и удивляло. «В любом месте нужно чувствовать себя приезжим», – сказал ему кто-то. Такая незатейливая мысль нравилась Георгию. Чьи это слова? Вычитал? Похоже на Конфуция. А может, сам придумал. Или море нашептало.

Неужели теперь он останется здесь навсегда? Поверить невозможно. Если Петербург – его дом, то почему он чувствует себя здесь таким уязвимым и уязвлённым? Это дома-то! Горенов шёл вперёд с красивой рыбой и тревожными мыслями, пока кто-то не гаркнул слева:

– Сом… Сом!

Он остановился. В темноте никого не было видно. Показалось? Но слишком уж отчётливо Георгий услышал своё заветное, тайное имя. Это был кто-то не чужой. Быть может, ещё не знакомый, но важный… Даже – самый главный. Потому, не разобравшись, уходить отсюда нельзя. Горенов долго вглядывался в темноту. Фары проезжающих мимо машин не высветили никого, кроме бездомной собаки. Странно это всё.

Он двинулся дальше. Обратно стоило поехать на метро. Сейчас Георгий пребывал в том редком для себя настроении, когда прогулка расстраивала ещё больше. Каждый барельеф, каждая скульптура – особенно кариатиды – лишь прибавляли тревоги и сомнений своей каменной гармонией, переживающей людей и пережёвывающей время. Стоило спуститься под землю прямо у издательства. В метро иногда удаётся забыть, что ты в Петербурге, взять передышку. Горенов решил сесть на ближайшей станции и отклонился от запланированного маршрута.

По этой улице он ходил редко, уж слишком здесь многолюдно. В иных обстоятельствах Георгий наверняка выбрал бы другой путь, но хотелось как можно скорее добраться до подземки. Вывеска ювелирного магазина на противоположной стороне улицы привлекла его своим голубым сиянием. Казалось, Горенову там ничего не было нужно, но почему-то он всё равно направился к двери. Оттенок света витрины полностью совпадал с недавним рыбным. Занятно. Откуда ни возьмись, возникло желание сделать подарок дочери. Единственная приятная мысль за сегодня. Возможно, такая идея пришла даже раньше, чем Георгий увидел магазин, но теперь уж кто разберёт?

Он вошёл едва ли не инстинктивно, не отдавая себе отчёта в происходящем, не зная, что конкретно собирается купить. Голова полнилась разрозненными соображениями, объединёнными минорной тональностью, однако, когда Горенов оказался перед прилавком, в ярком свете разноглазых галогеновых ламп, все их смыло набежавшей невесть откуда волной. На некоторое время он вообще потерял способность думать, потому что перед ним стояла Ольга.

При хорошем освещении в ней обнаруживалось заметно меньше красоты, стали видны изъяны на коже, болезненная бледность, совершенно не модная в наше время. При этом проявилось ещё больше душеубийственной вульгарности – как раз того, что делало её такой соблазнительной. Хватит книжных дам с замками из песка и облаков!

В отсутствие клиентов девушка стояла с довольно глупым выражением лица. Тем не менее оно гармонировало в ней со странной грацией, которая будто бутон или словно пасть змеи раскрывалась, стоило Ольге вспомнить про улыбку и начать двигаться. «Мама, что мы будем делать, когда она двинет собой?»

Горенов отметил это завораживающее качество: на каждый новый недостаток в ней незамедлительно находилось превосходящее его достоинство. Он был готов наблюдать этот волнообразный процесс самосовершенствования бесконечно. По счастью, на физиономии Георгия не проявилось дураковатой улыбки под стать мыслям. Впрочем, какая уж тут улыбка? Восхищение плавно отступало перед нарастающей тревогой. Действительно жутковато: совпадения совпадениями, но это уже почти материализация идей.

Девушка не могла не ощутить на себе взгляд такого небритого мужчины. Тем более что о его визите её предупредил дверной колокольчик. Заметив гостя, она немедленно вернула лицу выражение приветливой игривости.

– Добрый вечер, я могу вам чем-нибудь помочь, – фраза вовсе не звучала как вопрос, однако подразумевала ответ.

– Да… Здравствуйте. Вы знаете, я ищу подарок.

Горенов не был мерзляком, потому всё ещё не носил перчаток в это время года. Не касаясь последствий данного обстоятельства для галантерейной промышленности, следует отметить, что в деле торговли ювелирными изделиями оно позволяло сэкономить время. Барышня мастерски за мгновение нашла взглядом оба безымянных пальца. Проверять нужно всегда два, поскольку перепутать, где право, а где лево, может и покупатель, и продавец.

– Что бы вы хотели? Кольцо? Серьги? Брошь? Простите за такой вопрос, но, если вы скажете мне, сколько лет вашей девушке, я смогу подыскать что-то более подходящее.

– Это не для девушки… – Такой вариант надо было немедленно и резко отрицать. – Я думал… Подождите… Вы же – Ольга?

Обескураженный Георгий решил играть ва-банк. Очевидно, она его не узнала. Что ж, придётся изображать, будто с трудом вспомнил её имя. Хотя кто кого здесь должен узнавать?! В его фантазии события развивались иначе. Барышня говорит: «Ваше лицо мне кажется знакомым. Я могла вас видеть раньше?» А он: «Смотря где… Если во сне, то это точно был я».

– Нет… – ответила девушка и моментально сняла улыбку с лица, словно немодный бант.

– Как нет? Вас же Ольгой зовут?

– Нет, говорю вам, – ответила она и инстинктивно сделала небольшой шаг в сторону.

Воцарилась тишина. Похоже, их знакомство уже ничто не могло спасти. А уж как это унизительно! Доводить абсурд до предела, рассказывая ей, кто он такой и где они совсем недавно виделись, Горенов не решился. «Что ж за день?!» Ладно, в конце концов теперь ему известно место её работы, а значит, ничто не помешает снова прийти в этот магазин с букетом цветов… Побрившись… Правда, не очень понятно, зачем это делать, если она отрицает собственное имя. А признает ли, что её мужика зовут Уильям?

Из последних сил Георгий изобразил достоинство, пожал плечами и направился к выходу.

– Подождите… – вечно модная брошь улыбки вновь засияла. – Я вас вспомнила. Вы – писатель. Я у вас книжку подписывала… Это было для мамы…

Наконец-то, первое за сегодня подобие успеха. Горенов вернулся к прилавку.

– Так вас не Олечкой зовут, – прозорливо предположил он, глядя на прелестное дитя Шекспира.

– Нет, это моя мама. А Уильям – отчим. Они в Испании живут. Она там читает ваши книжки. Говорит, без них ей было бы совсем тоскливо за границей. Мама в интернете увидела, что будет презентация и попросила меня сходить за автографом.

С отцом опять вышла промашка, но это не так важно. Сколько магнетического смущения внезапно открылось в ней!

– А ваше имя?..

– Вика.

– Ах вот как… И вы, стало быть, меня никогда не читали? – спросил Георгий, уже по-хозяйски опершись на прилавок, с лёгким как бы упрёком. Неужели сегодняшняя полоса препятствий осталась позади? Уф-ф-ф. Барышню удалось смутить, это важно!