Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 24

Горенов продиктовал адрес, друзья встали из-за стола и направились к выходу. До двери шли молча, слишком много лишнего было сказано, а главное – обойдено вниманием. В тишине спускались по лестнице и шагали по коридору. На улице им тоже оказалось по пути, но молчание стало слишком гнетущим. Георгий всё же решил попытаться нащупать подход к важной для него теме, чтобы обсудить её послезавтра:

– Боря, тебе снятся сны?

– Конечно, – ответил тот неуверенно. – А как же?

– Что тебе снится?

– Всякое… – тот вздрогнул. – В последнее время я часто умираю или меня убивают во сне. И знаешь, это вовсе не кошмары. На моей смерти, как правило, действие не заканчивается, я умираю в самом начале, сразу…

– А что происходит дальше? – Горенов заинтересовался.

– Ну, нет, Гош… Такие сны нельзя рассказывать. Плохая примета.

– Почему? Не сбудется? Это же не предсказания, а сны…

– Серьёзно, плохая, поверь. Чёрная кошка, разбитое зеркало и баба с пустым ведром – шалости по сравнению с этим. Я пойду, извини. До послезавтра. Пока.

Борис резко развернулся и зашагал в другую сторону. Пройдя метров пятьдесят, он остановился и побежал обратно.

– Слушай, ты купи, пожалуйста, водки какой-нибудь… Не для меня, для Миши… А то я на мели, сам понимаешь. А помянуть очень надо…

Не дождавшись ответа, он кивнул и стремительно исчез в подворотне. Было совершенно очевидно, что ему совсем не туда нужно.

Вот и весь сказ. Что теперь делать с женщиной, вылезающей из колодца? По сути, собеседник закрыл тему ночных грёз раз и навсегда. Откуда вообще могла взяться такая примета? Неужели люди настолько часто обсуждают свои сны, чтобы подобное поверье возникло? Почему Горенов сам никогда о нём не слышал? Уж не выдумал ли его Борис? А если выдумал, то зачем? Всё обернулось как-то странно, ведь это он собирался рассказывать другу свой сон, а не наоборот…

Кстати говоря, как раз Истина, вылезающая из колодца, была наяву. Она – элемент реальности. Но как о ней говорить, не обсуждая ночное видение? Георгий запутался. Надо навести порядок. Во-первых, нет, он пишет детективы не для того, чтобы не утонуть! Это следовало сразу сказать Борису! Где он? Может, догнать? Он сочиняет свои книги, потому что в них царят закон и справедливость. Там всё понятно, всё строго и прямо, как Гороховая улица. Почему Гороховая? Она Горенову никогда не нравилась, а в данный момент было достаточно паршиво, чтобы вспомнить о ней.

В книге G порядок тоже играл важную роль, но не такую, как в детективах. В ней он присутствовал и рушился на глазах читателей, а потому текст казался ещё правдивее. Мир главного сочинения Георгия был строен, но уменьшался, складывался многократно, словно листок бумаги. Выхватишь тут кусок, там чуть-чуть, и это больше не рукопись, а снежинка, детское украшение на стекле школы. Горенов чувствовал себя уязвлённым, растерянным и обиженным. Он плыл по ночному городу домой. Так скверно в море прежде ему не бывало никогда.

5

И на следующее утро настроение оставалось ни к чёрту. Хорошо бы позавтракать, а то вчера пили, но почти не ели. Одной ногой Георгий нащупал тапки на полу, выдвинул их и медленно принял положение сидя. Всё это сопровождалось каким-то непривычным скрипом и скрежетом. Кровать была относительно новой, он купил её специально для этой квартиры, потому вполне могло статься, что звуки рождались в организме. Тревожно.

Похоже, шум донесся до кухни, потому дверь открылась, и показалось озорное Ленино лицо.

– Сом, ты проснулся? Каша на столе.

– Лена, мать твою, ты можешь стучаться?! – Горенов ненавидел эту семейную привычку: все, кроме него входили без стука даже в ванную.





– Да, мама звонила раза три.

– Чего хочет?

– Откуда я знаю? Я не буду с ней разговаривать, – голова исчезла в дверном пройме. – Иди есть.

На полке в коридоре Георгий обнаружил свой телефон. Три непринятых вызова, все от Нади. Наверняка что-то случилось, она давно уже не звонила. Прошлый раз Гореновы разговаривали, когда Лена только приехала. А до того, может, месяца четыре назад. Что ей нужно? Три раза… Не похоже на неё. Впрочем, если что-то и случилось, что с того? Какое это имеет к нему отношение? Не нужно перезванивать! Или нужно?.. Георгий сплюнул кровавую зубную пасту в раковину.

– Сом, каша остынет.

Присутствие Лены до сих пор иногда казалось ему чем-то неожиданным. Потому он и сказал: «Мать твою». Вырвалось. Неожиданным и волнительным. Горенов чувствовал себя, словно на экзамене. Будто дочь приехала для ревизии: «Папа, а как ты живёшь? Вот ты воспитывал меня, а сам чего добился?» Не убрано у тебя здесь… Женщины бывают? Бывают – плохо. Не бывают – ещё хуже. «Папа, ну разве это жизнь?»

Удивительно, как этот человек, который, будучи крошкой, пробуждал в нём такую невообразимую нежность, стал одним из главных «цензоров» его судьбы. Почище, чем Николай Павлович для Пушкина. По крайней мере, сам Георгий воспринимал ситуацию именно так. Вот, папа, гастрит у тебя бушует, как же ты докатился… Мне всё говорил, ешь суп, больше свежих овощей, хорошо жуй, а сам?.. Что ты, собственно, нажил, кроме гастрита?

В Таганроге Горенов мог питаться чем угодно, желудок работал как часы. Часы тоже работали как часы… В Петербурге пищеварение испортилось сразу. Врачи сказали, от слишком кислой воды. Лена тогда его чуть ли не спасла. Надя не успевала, не могла или не хотела готовить диетическое, хотя кухарила хорошо. Дочь же с малых лет научилась и полюбила кормить папу. Это было что-то большее, чем банальные женские навыки. Талант? Пожалуй. Дар заботы.

Георгий сел за стол и начал есть овсянку, запивая её какао. Когда дети вырастают, родители, если им повезло, если они многое сделали правильно, оказываются в детстве. Ненадолго, на считанные мгновения, но как это здорово, овсянка с какао.

Лена сидела рядом, уставившись в телефон. Он чувствовал, что жить при ней сейчас нужно как-то по-особенному, набело. Жевать, будто успешный человек. Уминать, словно подлинная личность.

– Очень вкусно, – сказал Горенов, забыв предварительно проглотить кашу.

– Не разговаривай, пожалуйста, с набитым ртом, – серьёзно ответила Лена, не отрываясь от экрана.

Георгий стыдливо затих. Кто бы мог подумать, что с годами это всё обернётся против него.

– Не пишет? – не выдержал отец и спросил с игривой улыбкой.

– Нет, – ответила дочь спокойно. – Ну его, я считаю.

Она отложила телефон и внимательно посмотрела на Горенова. Тот совершенно не ожидал, что его шуточная реплика приведёт к серьезной реакции. Вообще говоря, ему не очень нравилось это противное ощущение, словно дочь заметно старше него. Тем не менее оно было лучше того, что внушала ему Надежда, будто любая женщина «взрослее» любого мужчины.

«Все бабы – одна банда», – сказал как-то капитан судна, на котором служил Георгий. Тогда это ещё походило на шутку, нарочито неудачную, настолько беспомощно несмешную, что ей оказалось выгоднее стать правдой. Впоследствии Горенов часто вспоминал эту фразу, принимая её уже скорее не за чужое мнение, а едва ли не за собственное житейское наблюдение.

Цели и задачи женщин, их представления о счастье от века сходны, и на этом основании они априорно согласны друг с другом. Разумеется, есть исключения. Бывает конкуренция, зависть и ненависть – эти умеют ненавидеть, как сильному полу и не снилось! – но в целом они действуют слаженно, коалицией. У мужчин же каждый сам за себя. И каждый по-своему не прав. Чего бы он ни хотел – много денег, спортивную машину, огромный дом, построить бизнес, полететь в космос, сделать изобретение, написать роман, погрузиться на дно Марианской впадины, совершить кругосветное путешествие, всё это, очевидно, вторично по сравнению с великой женской миссией продолжения человеческого рода. Особенно хорошо это понимают те дамы, которые зимой, в ущерб красоте, решаются надевать страшноватые комбинезоны.

Так или иначе, в споре о важности целей мужчины обречены на поражение. Они движимы идеями, и у каждого она своя. У женщин же идея общая, одна на всех, причём не ими придуманная, а традиция и вера всегда сильнее мысли. Потому цена не имеет значения, они неудержимы. Оттого для дам так важны салоны красоты, фитнес, йога и тому подобное. Без этих процедур их невозможно было бы различать. Две вещи – внешность и хобби, временное малозначительное увлечение, – лежат в фундаменте женской индивидуальности. Тогда как мужская зиждется на знаниях, комплексах, сомнениях, заблуждениях, навыках, желаниях… Это довольно сложная микстура. И «сложная» в данном случае вовсе не значит, что она хоть чем-то лучше.