Страница 3 из 18
Протагонисты в своих виньетках узнавали конечно же не только место, будь то Арбат начала 90-х, кабинет начальника, первая поездка за границу, последняя работа в государственном секторе или интерьер оставленного жилья. Объясняя, зачем нужно вспомнить какой-то фрагмент личной истории, над которой вовсю шелестит Трава Забвения, они упоминали сильную потребность соединить, забрать, оценить, додумать, вернуть и, разумеется, проститься с тем, что не продолжится, останется только в памяти.
Оказалось, что восстановить и почувствовать атмосферу эпизода гораздо труднее, чем это бывает обычно, – не от близкого ли соседства с Травой Забвения, которая хоть и потеснилась и дала пройти, но по-прежнему покрывает все запущенные, заброшенные пространства на свете? На конференции в качестве символического ключа, который отпирает этот проход, я использовала живой кустик розмарина («возьмите, дружок, и помните…»). Розмарин в наших широтах сам по себе не растет и живет в домах как культурное растение. «Вход» в память и последующее осмысление не открывается сам собой, но может быть возделан.
Из самой невозможности передать атмосферу – не странно ли, ведь речь идет об опыте, который более или менее разделили все участники всех групп, – родился один из разогревов мастерской, который заслуживает отдельного упоминания, – уж очень сильные чувства обнаружились в непосредственной близости от всем известных и никого как бы уже не беспокоящих деталей нашего опыта. Предлагаемые обстоятельства этого разогрева достаточно незатейливы:
«Вспомните какую-нибудь важную для вас ситуацию, которая могла случиться только в эти годы, – ни до, ни после такого, скорее всего, с вами произойти не могло. На пустом стуле – кто-то, кого тогда с вами не было, «вас здесь не стояло». Возможно, это друг, которого просто не было в стране, или ребенок, который был слишком мал или еще не родился, – кто угодно, кто не мог разделить с вами этот опыт. Расскажите ему, что это было и чем это было для вас так важно. За время вашего рассказа можете раз-другой поменяться с ним ролями и задать вопрос или высказать суждение. Обращайте внимание на любые трудности этой попытки объясниться и возникающие чувства».
В «разогревное время» уложиться не удалось: попытка объясниться и признать свое «важное» сама оказалась чем-то очень важным. Разогрев потребовал шеринга в тройках, и казалось, что никакого времени не хватит: не появление ли того, кому вспомнить действительно нечего, открыло шлюзы?
А одна группа, работавшая с темой «Близкого ретро», создала почти в самом конце своего психодраматического исследования прелестный образ «Стола Находок», где можно было собрать в одном пространстве все то, что потерялось, забылось и вспомнилось в психодраматической реальности. Разумеется, это были личные находки, личные встречи с потерянным, но, возможно, не только:
– Я – твой кураж и ощущение рискованного, но бесконечно разнообразного будущего.
– А я – чувство удивления, даже не обязательно радостного, но все же удивления: так давно не было никаких новостей, а тут вдруг сразу столько всего, ну надо же! Ты готов был доживать вообще без меня, но мы все-таки ненадолго встретились.
– Я – жадность восприятия: обязательно нужно прочитать, посмотреть, причем именно сейчас, а то не успеешь.
– Я – твои волнение и страх перед лицом формального авторитета: он такой важный, а ты так уязвима и так от него зависишь.
– А я – чувство «второй молодости», нового шанса все переиграть, сделать новые ставки и уж на этот раз конечно же выиграть.
– Острое чувство важности момента, рокового мгновения, когда кажется, что сейчас решается все.
– Я – твоя надежда на то, что самое трудное позади, вот теперь – то самое время планировать, строить, развернуться.
И эти голоса «Стола Находок» – один из ответов на вопрос о том, что взрастило Траву Забвения. Любой дачник знает, как катастрофически быстро зарастает могучим бурьяном возделанная земля, на которой руки не дошли посеять и взрастить что-то другое, не свойственное местности.
На конференции «Стола Находок» не было – сказав свое в индивидуальных виньетках, Трава Забвения словно и впрямь расступилась, обнажив связь того, что удалось вспомнить, и того, что заставляло забыть. Мы заканчивали свою работу прямым ответом на вопрос «зачем». Отвечало само Забвение, и на этот раз оно уже не было личным – как и «близкое ретро». Возможно, в другой день и час оно сказало бы больше, но и в первый день конференции, когда самая глубокая личная работа была впереди, а дух общности участников еще только возникал, его прямые ответы на вопрос: «Зачем ты пришло, и заслоняешь, и путаешь память об этих годах?» – помогли не только помянуть, но и призадуматься:
– Чтобы вам не было так стыдно за все те глупости, которые вы умудрились понаделать сгоряча.
– Чтобы вы случайно не вспомнили, как много иллюзий, соблазнов и надежд вспыхнули и погасли.
– Чтобы вам не распутать разумное с безумным.
– Вам никогда не объяснить ни себе, ни друзьям, что это было, а я помогаю вам снять этот вопрос. Я закрываю тему.
– Чтобы вы не поняли, как много потеряли.
– Чтобы не было так жалко того живого, доверчивого и ранимого, которого больше нет.
– Я осторожное Забвение: посмотрим, что будет дальше, и тогда уже можете отредактировать свою память так, как это будет безопаснее.
– Я здесь для того, чтобы вы не тратили душевных сил на сожаление о том, что хорошо начиналось. Кто знает, каких усилий от вас потребует будущее.
…Как знать, если бы герои «Гамлета» услышали, что именно предлагает в дар безумная подруга принца: «Вот розмарин – это для памятливости: возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать»… Если бы знать, если бы знать…
Глава 2. Старые терапии в новых обстоятельствах[7]
Некоторые психотехнические традиции имеют тысячелетнюю историю, другие – несоизмеримо моложе. Говоря о «старых терапиях», я буду иметь в виду всего лишь XX век и те групповые психотерапевтические подходы, которые в этом веке возникли первыми: психодраму и группанализ, связываемые с именами Морено и Фулкса. На коротком отрезке времени, когда психотерапия оформилась во всем мире в профессию и породила свои «жанры» и субкультуры, эти два групповых подхода повидали разное. Во дни их молодости они казались не совсем благонадежными, даже скандальными – психодрама в особенности; были и времена популярности, даже попыток доминирования, «территориальных претензий», и постепенное обрастание рутиной, собственное неизбежное превращение в «культурные консервы», и жесткая конкуренция со стороны более молодых подходов…
Наконец, сегодня группанализ и психодрама заняли в семействе психотерапевтических подходов место как бы старших родственников. Возможно, не самых старших, но уже почтенных – хранителей традиции, цеховых требований и преданий. Это своего рода «полка классики» в групповой терапии. Разной, но классики. При полном и принципиальном несходстве средств психотерапевтического воздействия само представление о человеке в двух подходах сопоставимо: между ними есть несогласие и некоторые старые счеты, но нет непонимания. (Как сказала д-р Луиза Брунори, группаналитик из Болоньи: «Группанализ – это скорее чтение романа, а психодрама – фильм, но герои и сюжет одни и те же».)
7
Доклад на конференции «Психотерапия и культура» 25 октября 1993 года. Опубликовано в «Московском психотерапевтическом журнале», 1994. № 1.