Страница 70 из 79
Глава 20
Сам себя не похвалишь – весь день ходишь как оплеванный!
После очередной репетиции, когда мы с Юлей ужинали в каком-то небольшом ресторане, она неожиданно стала расспрашивать меня о моей семье. В наших отношениях уже чувствовалось потепление, и интерес девушки ко мне был понятен.
– Я, Юля, детдомовский. Из близких была только тетка, да и то не родная. Она умерла два года назад.
– Тяжело без родственников – ни помощи, ни совета, – со вздохом сказала Юля.
– Всякие бывают родственники, – возразил я. – Иногда чужой человек ближе отца родного.
Сказал, а сам задумался. Родители мои всю жизнь пахали, мать – медсестрой в детском саду, а отец – сварщиком на заводе. Всячески вытягивали нас с братом, на всем экономили. Мы вчетвером ютились в однокомнатной хрущевке. Да еще к нам постоянно приезжали многочисленные родственники из деревни, которые ночевали на полу. В общем, было трудно – правда, как и многим другим в этой стране. И тут мне стало стыдно: я, один из богатейших людей в СССР, из-за каких-то гипотетических опасностей боюсь помочь своим родителям, родственникам – да и самому себе!
Я давно понял: раз мое появление в этом времени уже изменило реальность, значит, это не моя реальность, где я вырос, а какая-то другая, параллельная, что ли. А это значит, что моя встреча со мной же, но молодым, не должна привести к какому-либо временному коллапсу. И мне, честно говоря, стало все равно – очень захотелось увидеть родных людей, как-то им помочь, и я сказал:
– Юля, завтра репетиции не будет… Я уеду на неделю по делам.
– На неделю? – Она удивилась. – Но ведь завтра запись диска, а в пятницу – концерт.
– Запись отложим, а концерт и без меня пройдет – я там особо не нужен. Просто очень важные и срочные дела!
– Может, мне с тобой поехать? – робко предложила Юля. – Что я буду здесь одна делать?
Если она сказала «одна», это хорошо, это значит, что про Валеру она уже не вспоминает. Я задумался и ответил после паузы:
– Нет, лучше оставайся здесь на связи – может понадобиться твоя помощь здесь.
Вряд ли мне будет нужна ее помощь, подумал я, для этого у меня в клубе есть Мильман и секретарша Анжела, но Юлю надо было привязать к себе общими задачами.
На следующее утро, оставив все свои дела, я уже садился на самолет Москва – Пермь, Большое Савино. Чтобы не ходить пешком по городу, я отправил Саныча в Пермь на «мерседесе». Мне самому трястись в авто около шестнадцати часов не хотелось, а солидная машина могла помочь произвести впечатление на провинциальных чиновников. Саныч в Перми тоже мне мог пригодиться: он хоть и не отличался особой сообразительностью, но уже не раз оказывал мне помощь в щекотливых делах. Силенки у него хватало, и болтать он не любил.
Я сказал ему, будто бы у меня в Перми оказался внебрачный сын, которому я хотел бы чем-нибудь помочь, но не желал, чтобы об этом кто-либо узнал. Мне должно быть тринадцать лет и я должен учиться в 43-й средней школе, в Мотовилихе. Я пока не знал, чем смогу помочь своей семье, и поэтому просто взял с собой крупную сумму денег – около двадцати тысяч рублей. Также кинул в сумку свои парики и несколько коробок конфет «Рафаэлло», невиданного в СССР лакомства.
Прилетев в Пермь, я поселился в самой приличной гостинице города – «Прикамье», напротив ЦУМа, где заранее забронировал двухместный номер люкс. Родной город встретил меня осенней облачной погодой, грязными, серыми улицами, смурным, злым народом в очередях и на остановках. По улицам торопливо сновали мои земляки, одетые в темную одинаковую одежду; никто не улыбался и не смеялся. На меня, одетого в стильный светлый импортный плащ и итальянские ботинки Boss, смотрели с завистью и злостью.
На такси я проехал по Компросу: даже по сравнению с Москвой город казался карикатурой на советский строй. Провинция будто говорила: мы не столица – мы вообще другая страна. Через Южную дамбу я добрался до бульвара Гагарина, где находилась родная школа. Особого плана у меня не было – для начала я хотел просто посмотреть на юного Артура Башкирцева. Зайдя в школу – как раз была перемена, – я словно перенесся в годы своей школьной юности. Вокруг с воплями носились школьники, одетые в одинаковую форму: мальчики были в темно-синих костюмах, а девочки – в коричневых платьицах с черными фартучками.
В канцелярии сидела симпатичная толстушка; с помощью коробки конфет я выяснил у нее, что учусь в седьмом «В» классе и что сегодня у нас пять уроков. Последний урок, химия, заканчивался через сорок минут. Я решил подождать себя на улице перед школой.
Недалеко от крыльца стояла компания школьных хулиганов, и одного из них я даже вспомнил: его звали Илья Мялицин, а кличка у него была Муромец. Он был на год старше меня, занимался боксом и был грозой школы – его боялись даже старшеклассники. От него постоянно доставалось всем, в том числе и мне. Однажды очередную головомойку увидел мой сосед по дому рыжий Санька и нажаловался на Муромца своему старшему брату, настоящему бандиту. Он с друзьями так отмутузил хулигана, что тот неделю ходил с синим от синяков лицом. После этого Муромец притих и долго никого не задирал, но, видимо, этот случай еще не произошел – сейчас Илья вел себя как король. Компанию ему составляли пацаны постарше, которые, видимо, уже закончили восьмой класс, а в девятый их не взяли; такие обычно шли в ПТУ. Они курили и громко матерились, то и дело поплевывая на асфальт. У меня появилось дикое желание припомнить Муромцу все школьные обиды, но как это сделать, я еще не знал – не бить же мне школьника!
Тем временем закончился пятый урок, и из школы повалила толпа учеников, у которых этот урок был последним. Все опасливо обходили стоящую посреди дороги компанию хулиганов, явно кого-то поджидающую. Иногда к ним подходили мальчишки-школьники, молча совали Муромцу что-то в руку и так же молча уходили. Вдруг Муромец высмотрел кого-то в проходящей толпе и грозно прикрикнул:
– Эй, Миха, а ну-ка иди сюда!
К хулиганам неохотно подошел маленький, сутулый паренек с сумкой на плече. Я узнал его, хотя и с трудом: это был Валерка Михалев из нашего класса.
– Ты, Миха, никак оборзел? Ты ничего не забыл? Какой сегодня день? – Муромец схватил Валерку за грудки. – Где положенный полтинник, козлище? Почему я тебя искать должен?
– У меня сегодня нет, – жалобно произнес Валерка. – У матери аванс только завтра. Она мне бутеров с колбасой сделала, я не ел. хочешь, отдам?
– Ну ты попал, Миха! Сейчас я тебя убивать буду! – Муромец размахнулся, но ударить не успел: я перехватил его руку и завернул ее ему за спину.
– Э, ты чего, отпусти, козел! – Наглый Муромец еще не врубился в ситуацию, да и надеялся на помощь дружков, которые стали незаметно окружать меня, как стая волчат. «Ну, раз так, я не виноват – сами напросились!» – сказал я мысленно. Вокруг нас стала собираться толпа школьников.
– Эй, мужик, отпусти его, – угрожающе процедил самый здоровый пацан – ростом он был не меньше меня.
– А то что? – Я насмешливо посмотрел на него и отвлекся на секунду. В этот момент Муромец вырвался, развернулся и попытался нанести хук слева. Жалеть я его не стал – поймал за палец и уронил лицом на грязный асфальт. Потенциальные пэтэушники намека не поняли и бросились на меня. Вернее, попытались броситься: от двоих я просто увернулся, а еще двоих так сильно стукнул лбами, что звон был слышен на весь школьный двор.
Толпа учеников восхищенно загудела – авторитет вымогателей падал на глазах всей школы. Муромец попробовал исправить ситуацию. Он встал в боксерскую стойку и запрыгал передо мной. Я снова поймал его за кисть во время удара, развернул его вокруг собственной оси и, перевернув через голову, уложил на асфальт. Это было, как всегда, очень эффектно и очень унизительно. Муромец громко взвыл от боли и обиды.