Страница 33 из 35
Ели за столом без скатерти из какой-то сборной посуды, обед приносили из кухмистерской. За едой все молчали. Отец из-за той берёзы запретил брать Ксеничку куда бы то ни было, а она упёрлась в своей невиновности и прощения не просила. Более того, считала себя несчастной, несправедливо обиженной, думала: никого я не люблю, ни папу, который лишает меня возможности увидеть Петербург, ни маму, которая не хочет меня защитить. Книг у Долматовых не было, только в шкафике лежали огромные тома словаря Ларусса. Геня, которая жила здесь после своего бегства из Полтавы, говорила, что Александр и Анета, ссорясь, бросали друг в друга Ларуссом. «Как это они умудрялись бросаться такими тяжёлыми книгами», – думала Ксеничка. Она нашла в конце концов старый англо-французский самоучитель и очень старый франко-русский разговорник с комичными оборотами. Под рубрикой о красоте там были такие фразы «Сия девица отменно хороша. У неё синий (livide), серый (blême)[4], прекрасный цвет лица. Она безобразна. Рука у неё, как у паука».
Та, первая, поездка в Швейцарию почти всей семьёю запомнилась в лучших подробностях. Сели в поезд на Варшавском вокзале, ехали во втором классе, и Ксеничка узнала новое слово плацкарта. Лёля был одет в серый штатский костюм, он сильно похудел после болезни и казался чужим, хотя выглядел весёлым, жизнерадостным.
Ксеничка считала, что она одета очень неплохо. Анета пожертвовала бедным родственникам узелок Нюшиных обносок: несколько кофточек и длинную серую юбку. Эта юбка всё время сползала, кофточки выбивались, ну и кривизна сказывалась – один бок у юбки свисал… Но девочка не стыдилась своего туалета: настолько он был в последнее время заброшен, что ей и такое казалось хорошим.
Она хорошо помнит, как впервые увидала Швейцарию – страна встретила темнотой и длиннейшими туннелями. Огня в вагонах не зажигали, все ехали во тьме кромешной. Отцу становилось всё хуже, он задыхался и дышал громко, с хрипом. Ксеничке было жаль отца и страшновато самой, всё думала: скоро ли, скоро ли будет свет? А его всё не было.
Длинное железнодорожное путешествие наконец завершилось, измученные путешественники сошли с поезда и взяли ландо. Теперь ехали по Ронской долине, Ксеничка глядела на горы и знаменитую Dame du Lac, Деву Озера: следы горных ручьёв избороздили склон так, что получился рисунок дамы в широком платье, подол его терялся где-то у основания. В Эгле тоже был большой замок, а название города означало «орёл». Там Лёвшины наняли два экипажа и начался подъём в горы. Чем выше ехали, тем становилось красивее, но дыхание как будто стеснялось.
Им предстояло ехать до местечка Сепэ, а оттуда в деревню Сернья, где Александр Александрович Долматов, дед Лёли и Ксенички, нанял для себя шале, а для них – половину дома у местного лавочника. Взбирались вверх медленно, подъём был крутой и петлистый. Навстречу с гор ехали экипажи и телеги, запряжённые мулами. Ксеничка полагала, что мул чуть больше осла, но это оказались здоровенные лошади с длинными ушами. Они были красиво убраны, в расцвеченной сбруе, с красными помпонами на голове.
Горы поднимались всё выше и выше. Dents du Midi[5], видные ещё из Ронской долины, сверкали своими семью вершинами. Дорога была хорошая, широкая, огороженная каменным парапетом; через него виднелись крутые спуски, иногда похожие на пропасти. В Сернья прибыли вечером, подъехали к дому, где предстояло жить. На самой дороге среди других шале стоял снизу оштукатуренный и окрашенный в бледно-жёлтый цвет двухэтажный домик. Верхний этаж был чёрный, бревенчатый, крыша крутая, двускатная, на ней лежали большие камни. Слева дверь в лавку, справа – в комнаты. Ксеничка с братом должны были жить наверху. Лавочник с женой стояли у своей двери, их дети – маленькая Жюдит и ещё меньший Антуан – глазели на новых жильцов и на красивого седого господина, пришедшего их встретить.
Ксеничка от смущения продолжала разглядывать Швейцарию: дорога здесь понижалась, потом сворачивала круто в гору. Вблизи росло несколько деревьев, виднелась зелёная лужайка, а дальше – крутизна, обрыв в глубокую долину, поросшую лесом.
Михаил Яковлевич еле держался на ногах. Когда он сошёл с экипажа, лицо у него было как у мученика, когда его возводят на костёр. Встреча зятя с тестем была обоим тягостна. Свиделись два бывших врага, один из которых победил другого великодушием. Михаил Яковлевич сделал какое-то движение руками и что-то пробормотал – маленький, худой, задыхающийся. Александр Александрович – статный, прямой, высокий, тоже смущённый – сделал жест рукой, точно отводя какие-либо разговоры, а мама, вся сияя при виде своего отца, поскорее увела Михаила Яковлевича в комнату.
Швейцарский нож
– Электричество дали?
– Не знаю, утром не было.
Они вернулись в Лозанну вечером: оформление бумаг заняло больше времени, чем обещал доктор. Высадили уставшую Лиду и разморённого Борю напротив гостиницы – они жили вблизи церкви Сен-Франсуа. Наташа тоже выглядела утомлённой, зато Ксана то ли после больничного кофе, то ли после отдыха на пляже неожиданно взбодрилась и спать не хотела совсем.
– Давайте я здесь выйду, – сказала она, когда машина поравнялась с площадью Бель-Эйр.
– С ума сошли? – возмутилась Наташа (ну вот опять!). – Это же Флон, опасный район. Здесь одни наркоманы по вечерам ходят.
– Наркоманов я не боюсь. Пусть они меня боятся.
Принимающая сторона вспомнила, что она европейская, и не стала спорить, но с явным неудовольствием притормозила за троллейбусной остановкой «Площадь Шодрон». Опасный Флон уже проехали.
– Если электричества всё ещё нет, звоните. Завтра буду у вас в восемь – отвезём Борю на диагностику, а днём у нас Петербург. Очень капризный, предупреждаю сразу.
Ксана помахала Наташе рукой и пошла будто бы вперёд, по направлению к дому, но как только машина скрылась из виду, развернулась. Она наслаждалась одиночеством – приятное чувство, которое очень скоро пройдёт, как и бывает обычно с приятными чувствами.
Сто лет назад по этой же рю дю Гран-понт шагала Ксеничка Лёвшина; как странно, что их судьбы снова совпали, слились в одну, как сливаются улицы, временно превращаясь в единый проспект, а после снова разбегаются, каждая по своим делам. Улицы Лозанны были как те нитки мулине из детства, – непонятно, откуда какая берёт начало и где решит затянуться в узел-тупичок. Ксана помнила город по своим прошлым поездкам: собор, саркофаг Екатерины Орловой, набережная Уши и та дивная аптека, где покупателям дают бесплатные пробники зубной пасты, шампуней и глазных капель. При первой же возможности надо зайти в эту аптеку и купить что-нибудь дешёвое – пластырь или леденцы. А потом можно будет с условно чистой совестью копаться в коробке с надписью Servez-vous[6] и набивать сумку подарками, стараясь не думать о том, как это выглядит со стороны. Зубная паста в Швейцарии просто отличная, как и шампунь, и капли.
Она перешла на другую сторону улицы и столкнулась с мужчиной, до глаз заросшим чёрной бородой. Казалось, он надел маску, как налётчик. Вздрогнула, но бородач тут же улыбнулся ей приветливо. Ксана, смутившись, сделала вид, что спешит в сувенирный магазинчик – в витрине сверкали ножи Victorinox и коровьи бубенцы с медицинским швейцарским флагом.
Когда-то давно Андрюша просил купить ему швейцарский ножик, но она побоялась: это было и вправду опасно – дарить такому ребёнку нож. А он каждый раз, когда Ксана возвращалась из Швейцарии, бежал проверять чемодан. Серебристой коробочки, невесомой на вид и приятно тяжёлой в руках, там не было, Ксана сочиняла на ходу истории: что нож отобрали в аэропорту, потому что его нельзя провозить в ручной клади, или что у неё закончились деньги, хватило только на шоколад – вот, это тебе… Андрюша разрывал обёртку шоколадки, отламывал дольку и равнодушно жевал. Сейчас он жуёт неравнодушно – еда интересует его в первую очередь. Еда, сон и компьютер. О перочинном швейцарском ноже с крестовой отвёрткой, пинцетом, скальпелем, шилом, кернером и даже зубочисткой они много лет не вспоминали. И вот теперь этот ножик и его собратья лежат перед Ксаной во всём своём зубастом совершенстве, не только красные, но и чёрные, и синие, и «камуфляжные»… Уставшая за день, но всё ещё любезная продавщица с татуировкой на шее спросила, чем она может помочь, и Ксана, вдруг поддавшись минутному чувству, сказала:
4
Livide (фр.) – синюшный, мертвенно-бледный;blême (фр.) – землистый.
5
Dents du Midi (фр.; букв.: «зубы полудня») – расположенная в кантоне Вале гора.
6
Угощайтесь (фр.).