Мания

«Черт!» — с досадой подумал парень, прикидывая, с чего бы ему начать. Не брезгуя, он опустился на колени и принялся изучать уцелевшие куски. Коллеги не шутили, говоря, что чокнутая наркоманка интересуется исключительно ядами, начиная от растительных и заканчивая синтетическими.

Преимущественно нейротоксины.

Но еще больше Александра озадачивала аббревиатура «LPPH», которую пациентка то и дело приплюсовывала к формуле гемоглобина. Рядом с аббревиатурой то и дело красовались вопросительные знаки, словно девушка сама никак не могла понять, что она означает. Как, например, вот здесь: она даже обвела эти четыре буквы стрелкой, замкнув ее в круг.

Было около девяти часов вечера, когда Александр поднялся с пола и стряхнул с себя пыль. Составляя это проклятый «паззл», он не заметил, как прошел день. Единственное, что смогло отвлечь его от выписывания в блокнот найденных формул, стал сильный голод. Парень буквально бросился к холодильнику и тут же выругался, увидев пустые полки. Вчера он умудрился столько всего съесть, что ничего не оставил на сегодня.

Достав с полки книгу «Биосинтез макромолекул», принадлежащую еще его отцу, Александр вытряхнул из нее двадцать семь тысяч рублей, которые он додумался отложить на черный день, если вдруг потеряет кошелек. Пятитысячные купюры он вернул обратно, а на две собирался накупить продуктов хотя бы на несколько дней.

Благо, до магазина было недалеко. Набросив на себя пальто, парень перешел улицу и поспешил к минимаркету, название которой призывно светилось в темноте. В магазинчике оказалось немноголюдно: паршивая погода не вдохновляла на прогулки даже до супермаркета, и только несколько мужчин со списками в руках высматривали «поручения жен».

При виде продуктов Саша вновь ощутил приступ голода. Вот только теперь он был гораздо сильнее — парень даже почувствовал тошноту. Сам того не осознавая, он остановился у хлебной полки, и, схватив батон, принялся разрывать ногтями упаковку. Мужчина, стоявший рядом, ошарашенно замер, наблюдая за тем, как молодой парень жадно пожирает хлеб. Казалось, он не ел несколько дней.

— Ну даешь, — нервно хохотнул незнакомец, когда парень доел полностью и схватился за следующий.

— Эй, ты охренел что ли? — раздался встревоженный голос охранника. Широкоплечий бугай стремительно направился к Александру. — Сначала надо заплатить!

Он подскочил к Саше и выхватил у того недоеденный батон, но вместо того, чтобы прийти в себя, Александр почувствовал новую вспышку голода. Его глаза лихорадочно блестели, рот наполнился слюной. Вот только хлеб больше не казался таким аппетитным. Карие глаза парня задержались на лице кричащего охранника, затем на горле. Саше даже на миг показалось, что он слышит пульс этого человека. Пульс, который звучит даже громче чем голос.

— Эй, ты слышишь меня! — заорал охранник. — Выметайся отсюда. Но сначала заплатишь, не то я вызову полицию! Сколько ты уже сожрал, мудила?

— Я заплачу, — сглотнув, произнес Александр. — Я за…

В тот же миг его вырвало, и он, дрожа всем телом, медленно опустился на пол. Левая ладонь вновь начала чесаться, причем так сильно, что причиняла боль. Вены на руке проступили до самого локтя, напоминая тугие веревки.

— Да ты никак обдолбанный? — взревел охранник, подлетая к Александру и хватая его за плечо.

— Вы так орали, что он решил вернуть съеденное обратно, — весело прокомментировал, приблизившийся к ним парень. — А вы опять недовольны. Определитесь уже!

Сначала Александр увидел ярко красные кроссовки с желтыми шнурками, затем салатовые брюки в черную клетку, далее — кислотно-зеленый пуховик с полосатым шарфом расцветки «Слизерин» и наконец широкую улыбку того самого парня, которого Вадим прозвал «Оранжевым».

«Не всегда оранжевый» — вяло подумал Александр

— Иди отсюда, — теперь охранник обратился к юмористу. — Что ржешь? Не видишь, обдолбанный.

— Он не обдолбанный, он — мой брат, который болен раком! А ты — бесчувственная чурка, которая будет гореть в аду на самой большой сковороде, и самый жирный черт будет тыкать тебя в задницу самыми острыми вилами!

— А? — единственное, что смог произнести в миг растерявшийся охранник.

— Ну, я бы так сказал, если бы это было правдой! — тут же добавил Оранжевый. — Но так как это не правда, не берите в голову. А его я все-таки заберу. И да, заплатим мы за ваши хлебобулочные изделия, не переживайте.

С этими словами Оранжевый рывком поднял Александра на ноги и потащил на кассу. Затем он выудил из кармана кошелек, положил пятитысячную купюру, и махнув на прощание удивленной кассирше, потащил Сашу к машине.

— Понимаю, хочется жрать, но зачем же хлеб уничтожать? — вопрошал незнакомец, заталкивая Александра в свой «Рендж Ровер». — Твоим предком была египетская саранча?

— Куда ты меня везешь? — произнес Саша, тяжело дыша. Он запрокинул голову назад, пытаясь прийти в себя. Голова кружилась.

— Тебе не пофигу сейчас? — с иронией отозвался Оранжевый, пристегивая Александра ремнем. — В прошлый раз ты отверг мою помощь, но я не гордый, снова пришел. Даже спас тебя от охранника. Надеюсь, ты оценил. Хотя с твоими провалами памяти, тебе хоть татуировку на заднице набей, все равно не вспомнишь. Ты как та бабка после повышения пенсионного возраста: помнишь, что работаешь, но не помнишь где.

Ахинея, льющаяся изо рта Оранжевого заставила Александра болезненно поморщиться:

— Что со мной?

— Ты только что загрыз насмерть два батона! По-моему, ответ на твой вопрос — даже не Капитан Очевидность, а Адмирал Ясен Пень. Ты голоден, дружище. И будешь хотеть есть до тех пор, пока не съешь то, что должен.

— И что же это?

— Я лучше покажу…

Глава 12

Город медленно таял, мельчал, пока наконец не опустился до одноэтажных домиков, разбросанных вдоль шоссе. Крохотные окошки строго выглядывали из-за заборов, недовольные таким шумным соседством с дорогой. Здесь, за пределами Москвы, царили совсем другие законы: время сбавляло свой шаг, отчего жизнь вдруг становилась удивительно тихой и размеренной.

Да, этими местами все еще владела природа: пускай и тронутая людьми, пускай терпящая их хозяйства на своей территории, но все же асфальт до сих пор не затопил здешние поля, а стеклянные высотки не передразнивали небо. А без них не могла явиться и суета. Суета вообще предпочитает ходить исключительно по каменным поверхностям. Грязь, трава и песок ее убивают, душат ее пестрый глянец, отчего она кажется глупой и неуместной как наклейка из детской жвачки, налепленная поверх картины Моне.

Александр следил за пролетающими за окном пейзажами с каким-то равнодушным смирением. После всего пережитого тяжелая усталость навалилась на него всем весом: не хотелось ни говорить, ни думать, ни даже бояться. Какая разница, что будет дальше, если он не найдет лекарство?

Тем временем Оранжевый включил музыку, такую же дурашливую, как и он сам, и принялся подпевать, то и дело отстукивая ритм по поверхности руля.

— Ты что обычно слушаешь? — поинтересовался он, покосившись на своего молчаливого пассажира. Александр не ответил.

— Эй, ну если ты решил умирать, то можешь это делать повеселее? Твое коматозное состояние ввергает меня в уныние, — возмутился Оранжевый и ощутимо толкнул Сашу локтем в бок.

На этот раз Александр отреагировал, мрачно посмотрев на «раздражитель».

— Это лечится? — неуверенно спросил он. Почему-то от этого вопроса сделалось не по себе. Он даже поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы Оранжевый знал ответ. Если этому психу неизвестно лекарство, то пусть не знает вообще ничего.

Однако Оранжевый знал: это было видно по его довольной ухмылке, по взгляду с блеском ироничного превосходства, по наслаждению сложившейся ситуацией.

— Ааааа… с чего ты решил, что болен? — протянул он, делая музыку чуть потише, чтобы не перекрикивать.

— Разве я похож на здорового?

— Пару дней назад мы выяснили, что я не педик, сегодня выясним, что я не медик. Так что я не знаю, на что похожи здоровые, учитывая сколько ежегодно потребляется лекарств. Сейчас все больные, дружище: если не физически, то на голову, если не на голову, то просто придурки. Так что ты в итоге собрался лечить?