Страница 16 из 74
«Сильвия всегда лжёт…»
Где-то у меня подмышкой прячется кот.
«Вр-рёт, навер-рнякау вр-рёт… Мау-у!..»
— Они хотят собрать её филактерию целиком? Зачем, Тим-Тим?
«Не зна-аую…»
У меня стойкое ощущение чего-то ужасного впереди.
— Ладно, посчитаем. Один… — говорит Ник и достаёт из кармана гребень. Тот самый, что упал с головы испепелённой Рози. Ведьма вздрагивает.
Дон Теймур опускает в карман руку. Угадайте, в чём изюминка? Ага, в том, что сегодня явно празднуется какой-то перчаточный фестиваль. Значит, я угадала, что голыми руками за гребни хвататься нельзя! Должно быть, через телесный контакт они и подчиняют. И подавляют волю жертвы.
Как я и думала, у него оказывается гребень, мучивший Мирабель.
— Два.
— Три! — мрачно подхватывает Мага, показавшийся во вратах. Гребень в его перчатке не черепаховый, а костяной. Вот тут личико Сильвии-Лусии искажается от страха, даром, что она висит спиной к склепу. Или чувствует что-то, или у неё глаза ещё и на затылке.
— Нет! Ты не должен был его найти! Всё равно, вы мне ничего не сделаете!
Из полуоткрытой двери склепа вырывается огненный сгусток. Несколько взмахов проявившихся крыльев — и полыхающий феникс, налетев сзади, ловко выхватывает что-то из копны волос лже-Лусии. Она вопит в бессильном отчаянье. Кувырок в воздухе — и пылающая птица опускается на землю рядом с доном Теймуром, вырастая в плазменную статую Командора. От неё по всей поляне исходит сияние, как от солнца.
— Четыре, — возвещает он, потрясая гребнем. — Нехорошо лгать, маленькая Сильвия. Вот теперь филактерия в сборе. Как и семейный Суд. Ты знаешь свою вину и знаешь приговор, донна.
— Я убью эту девку, — кричит она, с ненавистью уставившись почему-то на Ника. — Убью! Так просто меня на перерождение не отправить!
— Ошибаешься, — отвечает вместо него дон Кристобаль. — Доны, позвольте сюда ваши фрагменты. Всего-то нужно…
Он собирает воедино три черепаховых гребня и пронзает их костяным, легко, как клубок спицей. В его руках артефакт, похожий на сложную собранную головоломку, вспыхивает и рассыпается в прах. Одновременно с ним загорается в коконе тело ведьмы. Или всё же Лусии? У меня не хватает духу смотреть в ту сторону. Выживет ли девочка?
— Вот и всё. Обойдёмся без эффектов.
Под защитным куполом воцаряется тишина. Слышно только, как потрескивают, осыпаясь на дорожку, частички бывшей филактерии.
— А с Мораной я сам объяснюсь, — буднично добавляет Командор. — Признания Сильвии я зафиксировал, равно как и намерение убить владелицу присвоенного насильно тела. Как говорят юристы, состав преступления налицо. Примите мою благодарность, дорогие родственники. Отдельное спасибо вам, юноша, — кивает в сторону Маги. — Как вы догадались, что нужно искать четвёртую составляющую?
— Бабушка Софи рассказывала, — бурчит тот. — В детстве. Я запомнил.
— Вы удивительно удачливы, Маркос!.. Что ж, дорогие потомки, мы справились с нелёгкой задачей. Позвольте откланяться. К сожалению, в мире живых я могу находиться лишь в этой форме, а поддерживать её нелегко… Моё почтение прекрасной донне, которой нет рядом с нами, но благодаря мужеству которой мы получили первых два гребня.
Огненная птица вновь вспыхивает, ослепляя. На этот раз от неё не остаётся даже пепла, она просто исчезает.
— Ой! — вдруг слышится из сетевого кокона. — Ох, мамочки! Ой!
И бедная Лусия, настоящая моя Лусия, трясущаяся от страха, заливается слезами, то ойкая, то икая, и всё норовит вцепиться в руки распутывающим её некромантам — то ли поцеловать, то ли просто схватиться сильнее, чтобы спрятали, уберегли, отбили…
Она ещё не сообразила, что всё закончилось.
*** 6.2
— Я не… не понимаю, — всхлипывает Люся, повиснув бессильно на Николасе, — не понимаю, за что меня так, за что? В чём я провинилась? Я шла себе за… Ох!
Это она только сейчас обнаружила, что ревёт почти что в объятьях красавца мужчины, который, в общем-то, ничего не имеет против такого доверия и даже отечески поглаживает её по голове. Щёки Лусии пунцовеют.
— Ох, простите, дон Николас, я думала…
— Перепутала? — участливо спрашивает он. — Приняла меня за дона Маркоса? Ничего, это бывает. Но имей в виду: я добрее, и потому больше нравлюсь девушкам… Молчу-молчу, Мага; разумеется, Ивину горничную можешь спасать и подбадривать только ты. Но так уж получилось, брат.
— Не увлекайся. Заканчивайте здесь, — хмуро прерывает его дон Теймур. — Подчистите ей память, чтобы она не мучилась кошмарами, и дело с концом. Подумать только, мы могли заполучить манускрипты самого Ку Би Куса! И О’Харры! И всё так легко вами упущено из-за недопустимой жалости!
Наступает зловещее молчание. Даже моя горничная, ещё не понимая сути претензий, но каким-то чутьём уловившая недовольство Главы и мрачное возмущение его сыновей, притихла, беспокойно крутя головой и переводя взгляд с одного на другого.
И тут вдруг на границе защитной сферы раздаётся характерный «чпок!», правда, куда более громкий, чем при появлении дона Теймура. Потом ещё один. Сквозь плёнку защиты продираются и почти вываливаются на траву Машка с Сонькой.
— Мы не согласны! — вопят они. — Дед, ты что? Нельзя Люсе трогать память! Она тогда снова Дар потеряет!
Дон Теймур хмурится.
— Что вы несёте, доньи? И кто вам разрешал вмешиваться в дела старших?
— И что вы вообще здесь делаете? — рыкает Мага.
Вот-вот, я бы тоже не отказалась послушать, что они здесь делают! Даже Тим-Тим навострил уши, и от нетерпения начинает ёрзать у меня на коленях, как непоседливый ребёнок. В самом деле, каким ветром сюда занесло моих дитяток? А они, между прочим, не будь дураки, прибегают к своему излюбленному приёму: нападению. Глава просто ещё не испытал на себе их способности убалтывать, иначе сразу заткнул бы уши и постарался выставить обеих подальше. Ну, или отпустить с миром.
Они начинают говорить почти одновременно, но при этом не перекрывая друг друга, по очереди подхватывая эстафету и не давая собеседнику ни времени на осмысливание, ни попытки вставить хоть словечко.
— Это же мы послали Люсю! Мы! Да!
— Чтобы встретить маму и передать, что в парке прохладно, чтобы прихватила с собой шаль.
— А главное — ноги чтобы утеплила, ноги! Доктор Персиваль всё время твердит…
— …что ей нельзя простужаться. Мы хотели мысленно связаться…
— …но уже устали за сегодня, и попросили Люсю сходить или за мамой, или за шалью. Да!
— А потом она ушла, а я говорю: «Э-э…»
— Нет, Машка, это я говорю: «Э-э…»
— Хорошо, мы вместе сказали «Э-э…» Э-э, говорим мы с Сонькой… то есть с Соней: что-то у нас какое-то нехорошее предчувствие, да… А вдруг это не блажь какая-то…
— …а интуиция? Нам сэр Майкл всегда твердит о маминой интуиции; но ведь и нам от неё что-то досталось, да? И мы решили…
Люся всё ещё всхлипывает по инерции, но беззвучно, стараясь не привлекать внимания. Торресы по-прежнему хмурятся, но не перебивают, поскольку девчата тараторят хоть и в своеобразной манере, но с толком, рисуя, собственно, объективную картину, без особых отступлений.
— И мы побежали за Люсей, — сообщает Машка и пихает сестру локтем. Та, засмотревшись было на обрывки тающей воздушной сети, спохватывается:
— И застали её выходящей в парк, совсем не из папиной и маминой башни, без всякой шали. Она шла так странно, как…
— Как сом-на-бу-ла. Как под гипнозом. Мы сперва не поняли…
— Сомнамбула, да. И мы даже немного испугались, особенно когда она кричала на кого-то и просила её отпустить, а потом вдруг сама себе грубым голосом приказывала заткнуться. И не стали останавливать, просто пошли за ней. Да.
— Решили не упускать из виду, а если что — позвать Рикки, чтобы он позвал вас. Да.
— И пришли сюда. А ты, дед, пропустил её через защиту, а нам велел стоять тихо и только смотреть, не вмешиваться.
— … Да?
Последняя реплика, полная убийственного сарказма, принадлежит Нику. Мага смотрит на него неодобрительно, и меня вдруг разбирает смех пополам с опасениями: что, если и они с братом сейчас вот так же, как девочки, заведутся?.. Но, хвала местным богам, мой некромант немногословен, как всегда.