Испытание чародеев (ЛП)

— Эйра. — Две руки опустились ей на плечи. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Реоной. — Я знаю, что это тяжело для тебя.

— Тяжело? — Она оказалась в кульминации ужасной шутки. Ей стало трудно дышать, словно кто-то ударил ее прямо в живот. Эйра издала глухой смешок дрожащими губами. Все знали об этом. Все это видели, кроме нее. Вся вселенная смеялась над ней. В любом случае так было всегда, а она никогда не понимала истинной причины этого. «Даже твоя мать не смогла полюбить тебя», — вот что сказала Ноэль три года назад в ночь инцидента. Получается, даже Ноэль каким-то образом знала правду. Вот почему это было так больно. Эйра была той, кто ничего не замечал. — Вы понятия не имеете, каково это.

— Возможно, но мы здесь, чтобы помочь тебе. Мы любим тебя, — успокаивала мама.

— Вы не любите меня! — Эйра отступила. В ней ревел прилив, лед потрескивал под ее онемевшими пальцами. Она не позволила бы им снова прикоснуться к ней, используя магию, если бы ей пришлось. Она едва могла думать, пока они смотрели на нее. — Если бы вы… если бы вы любили меня, вы бы сказали мне. Кто-нибудь бы мне сказал. Почему мне никто не сказал?

Эйра ударилась спиной о стену позади себя. Она даже не осознавала, что отступала. Между ней и ее родителями разверзлась огромная пропасть. Снег волшебным образом выпал между ними, образовав ледяную полосу.

— Мы хотели, — умоляюще сказала Реона, слезы текли по ее щекам. — По мере того как ты росла, это становилось все труднее и труднее. Мы…

— Труднее для вас? — Эйра почти кричала. — А как насчет меня? Вы когда-нибудь думали обо мне?

— Конечно. — Херрон шагнул вперед, но не пересек ее магическую черту. — Это было все, о чем мы думали, и почему мы тянули.

— А чего тянули? — Что могло заставить их держать это от нее в секрете?

— Ждали, когда ты повзрослеешь, чтобы справиться с правдой и понять ее важность. — Херрон встретился с ней взглядом. — Есть еще одна деталь о той ночи, когда мы тебя нашли. С тобой была записка, спрятанная под одеялом, но на ней не было надписи, только символ трезубца.

— Что он значит? — прошептала Эйра.

— Ты знаешь, что он значит, — сказал Херрон. Он вырос в Опарине. Он был тем, кто рассказывал ей истории старых моряков и заставил Эйру поклясться, что она никогда не скажет вслух имя королевы пиратов. Ее обещания внезапно обрели новый смысл.

— Нет, нет, это невозможно. Она — миф. — Эйра отчаянно замотала головой. Больше не надо, ей хотелось умолять. Она больше не могла выносить никаких откровений.

— Сообщалось, что Аделу видели тридцать лет назад в Опарине, — сказал Херрон. Одно упоминание имени Аделы заставило Эйру съежиться. Одно это имя было плохой приметой. Она всегда ненавидела его, но, возможно, теперь выясняла причину.

— Моя сестра, Гвен, нашла запись об инциденте в летнем дворце в журналах охраны, записанных принцем Болдэром, — печально сказала Реона.

— Тридцать лет назад? Мне всего восемнадцать.

— Возможно, она вернулась. Мы должны были держать тебя в секрете и безопасности.

— Адела к тому времени должна была быть уже древней! — Эйра покачала головой. — Не может быть.

— Возможно, другая пиратка взяла ее имя и продолжает терроризировать моря. Возможно, ненависть сделала ее бессмертной. Или, возможно, ты права, — признал Херрон. — Возможно, трезубец был каким-то отчаянным материнским способом гарантировать, что тебя примут.

— Мне совершенно не страшен холод, — поняла Эйра. — Адела — плохая примета… Вы… у вас обоих не было причин брать меня к себе.

— Но мы сделали это, — твердо сказал Херрон, обнимая жену за плечи.

Он был прав, они это сделали. А чем она была хороша, как дочь? Из-за нее родителям пришлось оглядываться через плечо, боясь, потому что она, возможно, была отпрыском легендарной королевы пиратов. Всю жизнь они пытались прятать ее, сохранить ее в тайне и держать в безопасности. Полная жизнь забот.

— И мы любим тебя. — Реона вытерла щеки.

— Я всегда была для вас обузой. — Эйра посмотрела на свои руки. Их покрывал иней, снег стекал на пол, как ледяные слезы, что текли по ее лицу. Она сказала, что справится с этой правдой, но с каждой секундой доказывала, что не может. — Я причинила вам только беспокойство и боль. Я сдерживала вашего родного ребенка.

— Не говори так больше, — прогремел Херрон.

— Ты тоже наш родной ребенок, — отрезала Реона без обиняков. — Такая же, как и Маркус.

Но это было не так. Ощущение постоянного нахождения в тени брата. Врожденное желание соревноваться, чтобы доказать, что она достойна любви — побыть на солнышке, будто ей не хватает окружающей ее любви — внезапно все это нашло объяснение.

Эйра продолжала смотреть на свои руки, которые покрылись инеем. Казалось, ее магия пыталась окутать ее, оцепенеть, защитить от этой ужасной правды.

— А теперь послушай меня, — потребовал Херрон. Эйра не могла заставить себя поднять на него глаза. — Если возникнут подозрения, что ты каким-то образом связана с Аделой, то в лучшем случае тебя подвергнут остракизму.1

— Я уже подвергнута остракизму, — пробормотала Эйра. Еще одно объяснение всему, что она пережила. Невезение и ненависть были у нее в крови. Они, казалось, не слышали.

Он продолжил:

— В худшем случае за тобой будут охотиться. Я говорил тебе с юных лет — ненависть к Аделе так же глубоко укоренилась, как ненависть к чародеям, что все еще цепляется за углы Соляриса. Теперь ты должна сохранить это в секрете ради себя самой, и это может означать еще большее подавление своей магии, чтобы у людей не было причин для подозрений. Больше никаких инцидентов, подобных сегодняшнему трезубцу. На тебе лежит ответственность сделать все возможное, чтобы никто не смог провести параллель между тобой и Аделой.

Эйра подняла на него глаза.

— Вот почему Фриц всегда давал Маркусу больше заданий в лечебницах. Вот почему меня никогда не отбирали для каких-либо специальных тренингов или проектов. Вы двое сказали дяде, чтобы он никогда не позволял мне оказываться на виду. Вы не хотели рисковать тем, что моя магия обретет форму. Вы не хотели, чтобы у меня было слишком много силы.

— Я знаю, что это тяжело, но подумай рационально, — умоляла ее Реона.

Эйра была за гранью рационального.

— Вот почему Маркус был… обременен мной, управлял мной, словно мой опекун. И именно поэтому вы не хотели позволить мне участвовать в испытаниях.

— Только потому, что мы любим тебя. — У Реоны хватило порядочности хотя бы притвориться, что ей больно. Эйра, честно говоря, больше не знала, что было искренним. — Мы хотим для тебя самого лучшего.

— Что для меня лучше всего, так это побыть наедине, — со сталью в голосе сказала она.

— И теперь, когда ты знаешь, ты должна понять, что лучшее, что ты можешь сделать — это немедленно выбыть из соревнований, — сказал Херрон.

— Уходите, — закипела Эйра.

— Эйра…

— Убирайтесь! — Ее голос повысился, и ее магия бросилась на них. Злобно острые ледяные копья выросли из ее линии снега, остановившись как раз перед тем, как проколоть одежду ее родителей. Эйра тяжело дышала.

— Давай дадим ей немного пространства, — грустно сказала Реона.

— Теперь, когда ты знаешь правду, ты знаешь, что ты должна сделать. — Херрон посмотрел на нее в последний раз, прежде чем позволить жене увести себя. — И мы ожидаем от тебя извинений, прежде чем уедем.

Эйра не знала, сможет ли она когда-нибудь снова заговорить с ними.

Она хотела, чтобы эхо захлопнувшейся за ними двери стало последним словом во всем этом ужасном деле. Она хотела никогда больше не думать о том, что они ей сказали. Она хотела, чтобы это было ложью.

Она хотела так сильно, что это причиняло боль. Так много боли, что всего на свете не хватило бы, чтобы заполнить эту зияющую дыру.

Эйра сползла по стене, свернувшись в клубок. Она не хотела ни о чем думать. Онемевшая. Холодная. Застилающая все льдом высоко и плотно… так плотно, чтобы ничего не чувствовать. Если ты дочь королевы пиратов, то так тому и быть. Будь такой же бессердечной, как она.