Фигуристы

Аня покосилась на нее, но решила ни о чем не спрашивать, ибо это принесло бы столько же пользы, сколько приносит разговор со стенкой. Перед тем, как пойти на автобусную остановку, они зашли в магазин игрушек, и Ира купила большого пушистого медведя с добрыми пуговичными глазами. Аня, наконец, решилась спросить, когда они сели в метро:

— Зачем он нам?

— Он не для нас, — только и ответила Ира.

Когда они приехали в детскую больницу имени Астрид Линдгрен, Аня начала смутно догадываться, зачем всё это. Она подумала, что, быть может, у Иры есть родственник-ребенок, но тут же отмела эту мысль. Откуда у нее родственники в Стокгольме?

Поговорив с медсестрой, они поднялись на четвертый этаж. По коридору бегали дети. Больница звенела голосами и смехом малышей, за которыми пришли родители. Проводив взглядом одну такую счастливую семью, Аня подумала, что ребенку, которого они пришли навестить, явно повезло меньше.

Ира останавливается перед дверью палаты с номером 403 и какое-то время словно собирается с мыслями. Она серьёзна, но, как только повернула дверную ручку, моментально сменяет выражение лица на довольное и радостно улыбающееся. Аня поражается тому, как легко у неё это выходит.

В палате стоит три детских кровати, но ребёнок — только один. Аня заметила мальчика сразу. Он сидит на полу у прикроватной тумбочки и строит пирамиду из разноцветных кубиков.

Аня видит, что на глазах у ребенка повязка из бинтов. Свою пирамидку мальчик строит на ощупь.

Как только они входят, его большая голова на тоненькой шее резко поворачивается, а ручки замирают.

— И́рин, — зовет он. Кажется, мальчик точно знает, что в палату зашла именно Ира, а не кто-то иной.

— Привет, Чарли, — отвечает Ира, улыбнувшись ещё шире, и мальчик улыбается тоже, оставляет кубики и подбегает к ним.

Ира обнимает его и легко поднимает на руки — такой он худенький. Мальчик смеется:

— Ты обещала так не делать!

— А, по-моему, кто-то от этого просто в восторге! — Ира треплет волосы Чарли, от чего тот смеется еще звонче.

— А что это у тебя? — Чарли чувствует медведя.

— Твой новый пушистый друг, — отвечает Ира, опуская мальчика на пол. — Держи.

— Мишка! — в лице Чарли читается восторг. — Это правда для меня?

— Конечно. Теперь тебе будет не так одиноко по ночам.

— Спасибо, Ирин! — Чарли обнимает игрушку, а Аня чувствует, что сейчас заплачет. А еще она отмечает то, как ребенок называет Иру. «И́рин», значит. Интересненько.

— Как ты узнал, что это я пришла? — спрашивает Ира.

— Услышал, — невозмутимо отвечает Чарли и идет к своим кубикам, держа медведя одной рукой.

— Чарли… сегодня я хочу познакомить тебя со своим другом. Её зовут Анна, — и Ира подталкивает оробевшую Аню к мальчику.

— Привет, Аниу́, — улыбается мальчик, и на секунду Аня лишается дара речи. Ира, кажется, тоже удивляется, что Чарли назвал ее любимую этим необычным именем. — Я знал, что скоро ты придешь навестить меня. Да и Ирин теперь тоже будет не так одиноко.

— Ира, наверное, рассказывала тебе, что я приду? — спрашивает Аня неуверенно.

Ира машет головой, показывая, что она тут не причем.

— Нет, она не говорила мне, — Чарли сдвинул все кубики в одну сторону и усадил на их место медведя. — Я просто ждал тебя.

Аня подумала, что, что бы это ни значило, от этих слов из уст маленького слепого мальчика становится не по себе.

— Я давно хотел, чтобы у Ирин появилась подруга. Она всегда ходила ко мне одна. Я знал, что ей одиноко ходить по коридорам и грустно. Мне тоже было от этого грустно. А теперь все хорошо, — и Чарли треплет медведя по голове, как это делала минуту назад Ира.

— Да, — Ира улыбается. — Теперь мне совсем не одиноко, — и садится рядом с мальчиком на пол. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Хорошо. Тетя Ло сказала, что мои глаза заживают и будут теперь немного чесаться.

— Это не страшно.

— Но противно.

— Но ты не чеши.

— Не буду. Я хочу поскорее вернуться в центр. Чтобы мы снова могли играть. Я помню все-все ноты!

— Да ты просто большой молодчина!

Чарли улыбается. Другой ребенок начал бы расспрашивать, когда его выпишут и проситься, чтобы это сделали поскорее. Но Чарли молчит.

Как раз в этот момент в палату входит пожилая полная медсестра, которая, судя по возгласу Чарли, и есть “тетя Ло”. Перебросившись парой фраз на шведском с Ирой, она берет мальчика за руку и выводит в коридор.

— Куда они? — спрашивает Аня.

— На процедуры… — шепчет Ира, глядя им вслед.

Они сидят на скамейке в больничном дворике. Аня не может ничего сказать, не подбирает нужных фраз, поэтому говорит Ира.

— Здесь очень уважают волонтёрство. В прошлом году мы с одногруппницей помогали на мероприятии в детском центре для детей-инвалидов. Там я и познакомилась с этим мальчиком. Уже в три года он проявил неожиданные способности к музыке, и я сразу поняла, что у него очень хороший слух, я решила, что могу ему помочь, как твой отец когда-то помог мне. Тогда Чарли ещё совсем плохо разговаривал, и я стала приходить к нему и говорить с ним по-русски. Он оказался способным мальчиком. Быстро запоминал сложные слова, просил меня научить его нотной грамоте. Мне было одиноко в незнакомом городе, и я быстро привязалась к этому ребенку. Он тоже привязался ко мне. Мать Чарли поначалу заботилась о нем, но потом нашла себе мужчину, который посчитал, что чужой, да еще и слепой от рождения ребенок ему не нужен. Так Чарли попал в детский коррекционный центр помощи детям-инвалидам. Одна семья даже чуть было не усыновила его, но потом внезапно отказалась, не объяснив причины. Тогда я решила, что буду заботиться о нем. Врачи говорили, что восстановить его зрение частично возможно, но для этого нужно провести ряд дорогостоящих операций. Мне хотелось усыновить его, но приходилось выбирать. С моим образом жизни и учебой я не могла взять на себя заботу о ребенке, а деньги на операции были необходимы. Я зарабатывала их и тратила на лечение Чарли, чтобы однажды, накопить на последнюю операцию, усыновить мальчика и зажить тихой спокойной жизнью. Об этом я мечтала. Эта мысль согревала меня в самые тяжелые минуты. Я представляла, как мы с Чарли будем жить в маленьком домике, он будет здоров, и я буду учить его играть на фортепиано. А на жизнь я могла бы зарабатывать тренерством, как твой отец. Больше мне ничего не было нужно… Нет, я не писала о нем принципиально, боялась, что ты не примешь меня с ним. Да, безумно боялась. Я не могла рисковать, однажды я уже потеряла тебя. Да и не до конца верила, что ты приедешь ко мне.

Ира замолчала, и губы её дрогнули. Аня чувствует, с каким трудом ей дались эти слова. Она знает, что должна сказать хоть что-нибудь, но может произнести только:

— Чарли… совсем как в книжке, — и накрыть ладонь Иры своей.

— Да, как в книжке.

— Знаешь, Ира, ты намного сильнее, чем сама о себе думаешь. На такой поступок требуется немало силы. Ты восхищаешь меня.

Но Ира только отмахивается от этих слов.

— Ну что ты… Мы были просто очень нужны друг другу. Он и я. Мы просто помогали друг другу. И теперь, когда ты знаешь мою маленькую тайну, подумай о том, хочешь ли идти вместе со мной дальше. Потому что этого ребенка я никогда не оставлю.

— А я не оставлю вас обоих, — твердо отвечает Аня. Она подумала, что в тот момент сама не заметила, как повзрослела.

Плечи Иры резко дёргаются, а на глазах выступают слезы. Она плачет от облегчения.

— Спасибо тебе, Аня… Я так боялась рассказать тебе об этом раньше… Я знала, что никогда не смогу сделать выбор между ним и тобой.

— Тебе не придется его делать.

Ира кивает, быстро вытирает глаза, успокаиваясь.

— Еще пара проектов, и у меня хватит на операцию. И, возможно, летом Чарли уже будет видеть. Врачи говорят, что вероятность этого сорок процентов, но ради этого стоит пытаться. Впервые мы приблизились к этому так близко… — шепчет Ира. В ее глазах уже нет слез, а Ане думается, что впервые она увидела Иру плачущей. Но та не может себе позволить плакать долго, никогда не позволяла, не позволила и в этот раз.