Побег (ЛП)

— Разве ты не хочешь стать моей дорогой женой?

— Твоей женой, — повторила она, переводя взгляд на него, а затем быстро отвела глаза. Шок исчезал, оставляя после себя выражение отчаяния. Он смотрел, как ее пальцы впиваются в простыни, а ноги поджаты, словно для того, чтобы отпрянуть. — Ты в своем уме?

— По-моему, у тебя нет выбора. Ты забываешь, что я наблюдал за тобой. Я видел тебя — потерянную, беспокойную, сбившуюся с пути. Comme ci, comme ça. Ни друзей, ни увлечений. Твои соседки, коллеги, семья — все они находят твое дикое, безрассудное поведение очень огорчительным. Ты не живешь, моя дорогая. Ты просто существуешь.

— Прекрати, — попросила Вэл, на ее лице мелькнуло выражение боли.

— Они начинают понимать, что ты не та маленькая невинная девочка, за которую они тебя принимали. Ты всю ночь ищешь что-то, чего не можешь найти, а когда прикасаешься к себе, то с моим именем на губах, умоляя меня сделать тебе больно. Да, ты придешь ко мне. Ты придешь ко мне, потому что у тебя нет другого выбора.

— Всегда есть выбор.

— Боюсь, не для тебя, — очень мягко сказал Гэвин. Он полез в карман и достал ожерелье, которое подарил ей три года назад и которое она бросила в один из ящиков в спальне, где оно потускнело. Теперь оно блестело. — Твоя судьба была предрешена семь лет назад, в момент нашей первой встречи.

— Ты забрал его. Из моей комнаты.

— А ты обещала никогда его не снимать.

Она отпрянула, когда он потянулся к ней. Как будто он когда-нибудь поднимал на нее руку в порыве гнева. Гэвин с усмешкой застегнул цепочку на ее тонкой шее. «Она как маленькая птичка, — рассеянно подумал он. — Пойманная в руку и боящаяся быть раздавленной».

Он позволил филигранному кольцу упасть на ее ключицу.

— Я не собираюсь бить тебя, Вэл.

Когда она отказалась смотреть на него, он рукой приподнял ее подбородок.

— Я нужен тебе, любовь моя. Мы так долго играли в кошки-мышки, что начинаю подозревать, ты не помнишь, как жить без дыхания охотника на твоей шее.

Она вздрогнула.

— Нет. Не говори так. Ты не любишь меня.

— Любовь — это всего лишь обобщенный образ. — Он провел пальцем по кольцу, притягивая ее лицо ближе. — Я готов сказать, что не могу выбросить тебя из головы, что лежу без сна, мечтая о тебе, не в силах дышать от страсти, и ты, возможно, поверишь мне. На самом деле, я уверен, что поверишь. Я мог бы создать очень убедительную иллюзию, но иллюзия — это все, чем она будет.

— Значит, это ложь. Не причина. Ты хочешь запереть меня в клетке лжи.

Он усмехнулся, когда она отпрянула.

— Тогда как насчет причины? Я знаю, что люди говорят о тебе, о нас, и как сильно ты хочешь просто исчезнуть. Ты не очень хорошо умеешь прятаться, и для меня очевидно, что ты недовольна жизнью, которую выбрала. — Его голос смягчился, став ласковым. — Так перестань убегать.

— Нет, — отрезала она. — Никогда.

— Конечно, — сказал он. — Ты, наверняка, устала. Никогда — это очень долго. — Он протянул руки. — Позволь мне обладать тобой. Ты любила, когда я обнимал тебя на траве. Я могу быть нежным, когда хочу. Так может быть снова.

— Я, — заявила она холодно, — предпочту пол.

— Что ж, Вэл, — проговорил он, опуская руки. — Если ты выбираешь роль рабыни, я буду распоряжаться тобой, как рабыней. Связанная и обездвиженная — вот что я предпочту. Я могу быть очень неосторожным, когда позволяю своему пылу взять верх. Особенно, когда речь идет о тебе.

Когда она упрямо осталась на противоположной стороне кровати, он поднялся и схватил ее. Вэл вскрикнула, но звук быстро затих, когда она вспомнила, где находится. Не то чтобы гости внизу могли ее услышать из-за всей этой суматохи.

Гэвин поудобнее прижал ее к себе, по-новому оценив тонкое шелковое платья сестры и нежные кружева лифа. Его сестра, наверное, очень расстроится, узнав, как эффектно оно смотрится на сопернице, сухо подумал он.

— Ты мерзкий безумец, — твердила Вэл. — Женоненавистник, психопат, жестокий…

— Не заставляй меня краснеть, — пробормотал он.

— Как будто ты можешь. — Голос Вэл звучал высоко и тонко от ярости, несмотря на дрожь. — Ты не чувствуешь ничего ни к кому, кроме себя. Тебе нравится причинять боль людям. Это то, что тебя заводит.

— Это не совсем так. — Гэвин провел костяшками пальцев по центру ее ребер. — Я бы сделал тебе больно сейчас, если бы это было все, чего я хотел. Убить тебя еще проще. Я бы просто перерезал тебе горло. — Пальцами он коснулся ее шеи. — Вот здесь. Под челюстью.

Она схватила его за запястье. Он сопротивлялся, давая ей почувствовать свою силу.

— Ты не сможешь остановить меня, — заявил он. — Даже если бы захотела.

— Тогда сделай это, — всхлипнула она. — Сделай это, ублюдок.

«Бедняжка Вэл». Он расслабил руку, позволяя ей снять ее с шеи. Ее грудь вздымалась, и Гэвин с интересом наблюдал за этим, прежде чем перевернуть свою руку, чтобы накрыть одну из ее собственных. «У нее красивые руки», — подумал он, изучая ее пальцы. Они были почти такой же длины, как и его.

— Я скорее разобью скульптуру «Пьета», чем уничтожу свою работу.

— Я не твоя работа.

— Нет?

Вэл не ответила, но в глазах появилась влага; слезы выделили цвет ее глаз так же, как весенний дождь подчеркивает зелень листвы.

Он смахнул слезы с ее лица, а затем потянулся к выключателю рядом с кроватью, погружая комнату в темноту.

За окном сияла полная луна. Она высветила тело Вэл в серебристых очертаниях, мягких и нечетких, как акварельная краска. Ее неподвижное тело могло бы сойти с одной из картин Фредерика Лейтона. Он всегда считал, что девушка из «Пламенного июня», склонившаяся в покорной позе, очень похожа на Вэл.

— Ложись спать, — сказал он ей.

— И ты даже не трахнешь меня? — спросила она горько. — Как обычно.

— Нет, — он старался не рассмеяться. — Тебе нужны силы.

Гэвин понял, что Вэл заснула, когда ее рука расслабилась на его груди и безмятежно прижалась к ткани его рубашки. Все напряжение с ее плеч спало, как вода, и она прильнула к нему, пульс ее дыхания мягко и ритмично бился у его горла. Ожерелье сверкало, его тонкие линии сходились с изящными гранями ее тела, отражая и его власть, и ее согласие с этим.

Вэл ошиблась; она стала его величайшей работой. Закрыв глаза, он слушал ее дыхание, перебирая пальцами бороздки позвоночника с неспешным удовольствием. Она так отчаянно сопротивлялась его захвату.

Ему было интересно, когда она поймет, что уже попалась.

***

Когда Вэл открыла глаза, солнечный свет струился сквозь воздушные занавески, а Гэвина и след простыл. На его присутствие указывали лишь небольшая вмятина на смятых простынях и ожерелье, застегнутое на ее шее, как обещание.

Вся ситуация казалась сюрреалистичной, словно что-то из ночного кошмара. Она лежала в его руках, не в силах расслабиться из-за страха, что нежные объятия — это какой-то жестокий трюк, который превратится в очередную демонстрацию силы. Этого не произошло, но угроза никуда не исчезла: она оставалась для него игрой, чем-то, что нужно разгадать и победить.

Она не могла помешать ему делать то, что он хотел, даже если его желание сводилось к тому, чтобы причинить ей боль. И какой-то порочной и жалкой ее части было все равно. В каком-то извращенном смысле это давало свободу. Не иметь выбора и не беспокоиться о том, что он окажется неправильным, знать, что ничто из того, что она сделает, не будет иметь значения. Она несла бремя вины много лет, и ей стало казаться, что она, как Атлас, борется под тяжестью мира, пытаясь вспомнить, почему она вообще решила бороться.

Вэл спустилась с кровати, и свободные шелковистые юбки упали вокруг ее ног. Она мельком взглянула на себя в зеркало и быстро отвернулась, сложив руки. Селеста забрала зеленое платье, которое купил Лука, и ей не очень хотелось надевать старую одежду Гэвина, но уже начинало казаться, что придется. Мороз сковал поля за окном, и вряд ли она переживет эту ночь в шелках и кружевах.