Страница 40 из 58
Атаман Краснов разослал по всем станицам и хуторам, где предполагалось движение красных пришельцев строжайший приказ: ничего не давать северным захватчикам. Оставлять хутора, засыпать колодцы, отравлять пищу. Хлебнувшие горя женщины казачки теперь были фанатично настроены против Советской власти. Когда смерть грозит и мышь кусается! В хуторе Чернышки Каменского округа жена хуторского атамана, чтобы отравить недоверчивых красноармейцев, усыпляя их подозрения, вначале ела куски отравленных свежеиспеченные буханок белого хлеба сама и накормила ими трех своих малолетних детей. Ее жертвенный подвиг не пропала даром — около сотни кровожадных большевиков здесь отравились насмерть. В драке не целуются, не обнимаются. А если и обнимутся, то только для того, чтобы задушить. «Пусть мы неприятелем к Дону прижаты, за нами осталась полоска земли. Пылают станицы, поселки и хаты, и что же еще здесь поджечь не смогли?»
Героический народный порыв был, а сил уже почти не было. У меня под рукой на северных фронтах было не более 30 тысяч бойцов. Разница 1к 5, а по пушкам, бронетехнике и аэропланам большевики меня превосходят на порядок. Молодая армия из 25 тысяч бойцов, в основном состояла из 17 или 18 летних неопытных новобранцев, не нюхавших еще пороху. Они пока не прошли еще даже краткого 6 месячного курса обучения, и поучаствовали только в одном параде. Молодоармейцы не закончили полностью своей муштры и не прошли еще полного курса боевой стрельбы. Муштра и еще раз муштра — вот что им нужно! Кроме того, эти войска в нашем тылу удерживали иногородних от выступлений и мятежей, хотя искры уже и тлели.
Я знал, что моя армия очень мала. Людей в строю, после четырех с лишним лет непрерывных войн, для которых было мобилизовано все мужское казачье население оставалась мало. Фактически, уже почти никого не оставалось. Размазать своих бойцов тонким слоем по всему фронту, было бесполезно. Получалось где-то всего по 5 бойцов на километр. Красные могли бы легко прорваться в любом месте. Но я не собирался проигрывать. Пусть правый фланг почти разбит, а центр атакован и отступает, игру еще можно продолжать. И у этой проблемы есть свое решение. Война — наполовину профессия, а на другую половину — искусство. Единственный наш шанс был в стремительном движении. Лишь дергаясь, как вошь на гребешке, мы могли бы сдерживать грозного противника. Как говорят на Востоке: "Тогда из одного бойца получится два, а из двух — десять тысяч".
Тактика была крайне рискованная. Кусать в одном месте небольшими силами, раздувать панику у врагов, что тут готовится большое наступление, а самим, сняв все войска с фронта, оставив перед лицом ожидающего атаки противника только разведку и кавалерийские разъезды, перебрасывать силы многокилометровым маршем, концентрировать наши малочисленные полки в совсем в ином месте, и кинжальным ударом бить большевиков там, где они совсем не ждали.
Число солдат не является единственной гирькой на весах победы — я превосходно знал это. В любом вооруженном конфликте всегда возникает такой момент, когда обычный человек готов удариться в бегство. И если он побежал, если зараза его страха распространилась на остальных, тогда дело его погибло. Особенно солдаты не любят когда их обходят и нападают с тыла. Тогда победа обеспечена. Сплошной линии фронта сейчас нет, кавалерия пройдет и по бездорожью, а наши выносливые донские кони не знают слова "далеко". Я еще способен подкинуть своим противникам сюрприз! Если мы не будем столь же ловкими и проворными, как цирковой акробат, то первого же натиска бронированного Советского быка хватит, чтобы втоптать нас в пыль. Наша стратегия- сделал прыжок и смертельно укусил врага сзади за шею, разорвав артерию!
А затем галопом (или пулей), оставив тут, против опешившего врага, малые заслоны, необходимо лететь обратно, чтобы заткнуть образовавшуюся дыру во фронте. Победа или поражение… В общем, риску море, а шансы малые… Но, все же есть. Маленький, рискованный, но есть. Иначе никак. Битва еще не проиграна, победа может достаться любому. Это будет трудное дело, но тот, кто только защищается — будет разбит. К тому же, мы — казаки и Госпожа Удача всегда на нашей стороне!
Естественно, чтобы не запутаться и не прогадать, мне необходимо было разрабатывать массу вариантов действий казачьих войск в зависимости от разных обстоятельств. Но времени на это совсем не было, приходилось импровизировать на ходу. Красная армия к этому времени кое-где вклинилась почти на сто километров, и это были сто километров грабежей, разрушения, мародерства и убийств, сто километров, истощающих Дон и доказывающих, что Советы могут безнаказанно пройти по земле врага.
Они двигались вперед медленно, даже лениво, поблескивая штыками и броней, словно полагая свою победу неотвратимой. "Это есть наш последний и решительный бой…" Да в этом они были уверены. Что без особого труда сотрут в порошок горстку безумцев, осмелившимся противостоять им. Честь красной империи и самого свежеиспеченного диктатора Ленина были поставлены на эту подгоняемую комиссарами атаку.
И я сразу бросил войска в сражения. По коням! Давайте, давайте, сволочи, поиграем! Вы хотите драки? Сейчас вы ее получите. Я встречусь с красными псами и вобью гнилые зубы этих изменников им в лживые глотки. Игра походила на гигантские шахматы с людьми вместо фигур, и чертовски нервировала тех, кто волей слепого случая оказался в центре доски. Сначала я снял бойцов с других направлений и после тяжелого марша обрушил их на севере на атакующую армию Троцкого.
Тигра берут не силой, а обманом. К тому же пошли дожди, и многочисленная красная авиация оказалась прикованной к аэродромам. Теперь был черед казаков стать убийцами. Ибо не хрен… Воистину все сейчас висело на волоске: «никогда ранее не видел, чтобы все висело на столько на волоске», — как признавался в свое время герцог Веллингтон на следующий день после битвы при Ватерлоо. Чувство ответственности за жизни тысяч человек представляло собой некую комбинацию нераздельно перемешанных между собою трепета, гордости и мрачного сожаления. Победы принадлежат полководцу, но и поражения принадлежат ему же. Но прокатило… Я получил один-единственный шанс — и без колебания воспользовался им
У блестящего плана Ленина и Троцкого силой покончить с "контрреволюционным белоказачьим мятежом" имелся всего один, но серьезный недостаток: эти "два стратега" не учли, что их бойцов тоже будут убивать. Здесь, на границе Воронежской губернии, донцы задержались, перегруппировались и удачным обходным маневром вышли в тыл своему противнику, совершенно окружив зарвавшиеся большевистские части. Красные слишком разнежились, поверили в свою силу. Сделали то, что могли позволить себе лишь величайшие глупцы, — потеряли бдительность. А тут и мы, с тыла, откуда нас никто не ждал. Звук копыт отважной донской кавалерии превратился в оглушительный гром, от которого содрогнулась земля. Станичники, увидев перед собой врагов, испустили протяжный вой, полный жестокой угрозы и сулящий смерть жестокому противнику. Их сердца лихорадочно забились, все нормы обыденного человеческого бытия оказались отброшенными. В руках их было сверкающее железо, и железом грозили они всякому, кто преградит им путь. Донская Армия была неумолима, словно дикая сила природы, неудержимая и безжалостная.
Обнаружив в своем тылу грозных казаков, неотвратимо нависших, как коршун над сурком, красные, уже ощущающие сладкий вкус победы, запаниковали. В этот хаос врубилась разъяренная конница, жаждущие крови всадники с острыми саблями, и таким образом огромная Красная Армия, которая собиралась размазать мятежников, большей частью глупо погибла на границе Донской земли. Большевики обратились в бегство, побросав оружие и смазав пятки салом, так, словно их гнала бесовская рать, а не люди. Побежали только для того лишь, чтобы быть зарубленными во время бегства.
Казаки преследовали их, атакуя с бешеной решимостью, пики и шашки упорно били в спину. Кавалерия оставляли в толпе беглецов кровавый след. Убивать было несложно: "товарищи" показали спины, клинки били их в шею или по черепу. Всадники упивались этой бойней, они рычали при виде врагов, каждый их удар с потягом находил цель. Многочисленных красных орудий совсем не было слышно: они уступили место грохоту копыт, воплям и хекаюшим звукам, как будто сотни мясницких топоров одновременно входили в колоды. Инстинкт самосохранения у красных артиллеристов сработал без осечки, и у пушек не осталось ни единой живой души. Зато убитые валились кучами…