Страница 4 из 20
Завершив осмотр трупа на Люстерной улице, я направился к Чистинке. После тряски в дилижансе, каждый шаг отдавался тянущей болью в ноге, но Пёсий мост приближался, а вместе с ним многообещающие двери книжной лавки старины Франца.
В его «царство истины и потёртых знаний» попал ещё сопливым юнцом. Искал один редкий учебник, а нашёл душевный приём и хорошего друга. Правда, помощники Врочека с тех пор сильно изменились. Вместо виртуозов книжного дела в лавке появилась белобрысая девица, впадающая в ступор при каждом моём появлении, и призрак! Великие четверо! Сколько раз предлагал Францу уволить одну и упокоить другую. Даже упокоить обеих, а потом уволить каждую по отдельности, но всё без толку. Старик здорово сдал за последние годы, и часть профессионализма выдавила глупая сентиментальность.
Переступив порог, я еле сдержался от заупокойного паса, когда призрак неожиданно проявился перед моим носом.
– Опять вламываетесь, как к себе домой, пан Как-вас-там, – недовольно протянула она.
– Кляп ей, что ли, какой-нибудь начаруйте, – скривившись, возмутился я. – Когда неупокоенные бродят, где попало – это уже беда, но когда они ещё и болтают без умолку…
– Мы… вы… Да вы… а мы сами… – забормотала белобрысая девица.
Как от такой добиться вразумительного ответа? Да ещё этот призрак лезет. Благо, пан Франц не заставил себя долго ждать, избавив меня от своей косноязычной, хоть и милой на вид служащей и бойкого духа. Хотя всё должно быть наоборот. Не в том смысле, чтобы неупокоенная бы стала милой, а в том, чтобы молчала, желательно глубоко под землёй. А из объяснений девицы можно было понять хотя бы половину.
– Пан Врочек, с вас бутылка шапры2! – выдохнул я, едва за мной закрылась дверь кабинета, – ваш призрак едва не довел меня до сердечного приступа!
– Моего призрака, хвала богиням, пока ещё нет, – насмешливо фыркнул старик. – А шапру вам всё равно нельзя, но, если бесстрашного Бальтазара вдруг хватит удар, клянусь отпаивать вас дистиллятом.
Я поморщился. Пока не разберусь со своим «недугом» не видать мне выпивки, как своих ушей. Жизнь припоя настолько тяжела, что порою невыносима, но даже в самые отвратительные моменты нельзя расслабиться, и как любой, даже самый заурядный человек, выпить стаканчик-другой. Жидкость, попадая ко мне в организм, незамедлительно делится со мной своей памятью. И хоть некоторые считают подобное чудесным даром, по моему мнению, это жуткое проклятье. Припой ощущает, как вода когда-то бежала по ржавым грязным трубам, как давили сальными ногами виноград хмельные девицы вблизи виноградников. Он воочию видит, что творилось со всяким предметом по прихоти или недосмотру, попавшему в ту жидкость, что коснулась его губ. Мучительные видения нельзя прервать или остановить, они поглощают без остатка, заставляя погружаться всё глубже и глубже, стирая грани и оставляя только тоску и боль. Справиться с ними и остаться прежним может далеко не каждый, а те, кто умудряются, превращаются в усталых циников.
– Если не можете справиться с призраком, Франц, избавьте меня хотя бы от дистиллята, смотреть уже на него не могу, – мрачно заметил я, ставя саквояж на пол и извлекая из него книгу.
Врочек мгновенно позабыл о насмешках и впился в мою находку глазами. Теперь со стариком можно делать, что угодно, хоть верёвки вить, хоть канаты вязать.
– Вы позволите? – книгопродавец нахлобучил на нос древние, перемотанные бечевкой очки, и взялся книгу всерьёз.
Он благоговейно перелистывал шершавые, покоробившиеся от влаги листы и восхищенно цокал языком при виде очередной гравюры.
– Несколько рисунков испорчены, – произнёс я, – а без них книга теряет для меня всякую ценность, для других и вовсе становится опасной.
– Вижу, – закивал Врочек, не в силах оторваться от трактата. – Вы уверены, что больше не хотите быть припоем, с вашей-то профессией?
– Франц, вы спрашивали уже тысячу раз, и мой ответ ни разу не изменился. Больше всего на свете мне хочется избавиться от этого куцьего дара! С работой прекрасно справлялся и до его появления. Порою даже лучше, чем сейчас. Возьмётесь исправить рисунки?
Врочек пытливо воззрился на меня из-под очков. Да возьмётся он, никуда не денется. Для него милее книг могут быть только древние книги, которых он ещё не касался.
– Нет, – ответил мастер-живописец, заставив меня остолбенеть от неожиданности.
Чтобы Врочек отказался поработать с уникальным материалом?! Видать скальный дракон, живущий в кряже над заливом, упокоился с миром! Или я чего-то не понимаю? Захотелось заглянуть в его мысли и разгадать неожиданную тайну. Припой способен видеть и настоящее, достаточно развести кровь предполагаемой жертвы в магическом растворе – припое, и получишь чужие мысли, чувства и желания на блюдечке. Увидишь то, что видит другой человек, различишь запахи и ощутишь прикосновения… За это нас боятся и ненавидят. Меня передёрнуло.
– Нет, пан Вильк, эта работа больше не по мне, – в голосе старика звучало искреннее сожаление. – Глаза уже не те, что год назад. Старость, она, знаете ли, не радость. А здесь нужна филигранная точность. Малейший промах, чуть толще линия – и рисунок будет загублен окончательно. Это же работа самого Мартина Горица. А он проник за грань реальности так глубоко, как никто другой. Поэтому опасность колоссальная.
Он протянул книгу, но я не спешил её забирать. Могу его понять. Лучше никак, чем плохо. Но Врочек лучший мастер-живописец в городе! Где искать другого? Мои хрустальные замки рушились. Так не честно, мне больше не выдержать. Это же была последняя надежда.
– Франц, – севшим голосом прошептал я. – Прошу… умоляю! Заплачу вдвое, втрое… любую сумму, какую назовёте!
Врочек лишь покачал головой.
– Деньги не вернут мне остроту зрения, – печально выговорил он.
На секунду в его глазах мелькнула какая-то идея, но старик поспешил отогнать её прочь. Но мне подходил уже любой вариант, лишь сохранилась, начавшая рассыпаться надежда. К дидьку сомнения! Я даже привстал, наклонился над столом с видом приговоренного к смерти и произнес:
– Пан Врочек, согласен на любое ваше предложение.
– Алана, моя помощница, может восстановить иллюстрации, – решился-таки озвучить свои мысли Франц.
– «Кто?» – чуть не вскрикнул я.
Видел на её столе дешёвую мазню. Но это же совсем не значит, что белобрысое недоразумение может… Даже мысленно не хотелось произносить, да тем более представлять, что она прикоснётся к трактату от которого зависит моя жизнь. Магические гравюры – это не мускулистые слюнтяи и грудастые девки из халтурных книжонок!
– Франц, трактат – не эльфячьи сопли! – взвыл я, уже на полном серьёзе собираясь, пусть даже насильно, взять его крови и залезть в голову.
Старик, видимо, не только посадил зрение, но и выжил из ума.
– Зря вы так, пан Вильк, – обиделся книгопродавец, – посмотрите-ка лучше… – он вынул из ящика несколько листов и протянул мне.
Я брезгливо дотронулся до узоров.
– Это иллюстрации к «Теории порталов и врат» Гюстава Шарата. Копии, правда, оригиналы Алана прячет… А вы говорите, эльфячьи сопли… – с укоризной закончил он.
Вглядевшись в плавные линии, я присвистнул от неожиданности. Да-а… Считалось, что «Теория» Шарата иллюстрированию не подлежит. И сделано-то как! Не Врочек, конечно, у белобрысой своя манера. Но так Врочек за Шарата и не взялся. Даже в лучшие годы. Я прикусил губу. Кидаться в омут или подождать на берегу удачного случая? Вот только когда он представится? Едва получилось сдержать мучительный вздох. Придётся рисковать. Не в первый раз, тут уж, как говорится, либо пан, либо пропал.
– Хорошо, – согласился я, опускаясь обратно в кресло, – но присмотрите за ней. Вы же знаете, что для меня значит этот трактат.
– Не волнуйтесь, пан Вильк, – усмехнулся старик, – выполним в лучшем виде.
Мне оставалось только поклониться и отбыть. Выбор сделан, и теперь моё будущее зависит от белобрысого недоразумения. Кто бы мог подумать.