Осень

«Она навязчивая. Везет мне на таких».

— Я Майя Ибуки. Наверное, ты меня не помнишь — тебе было лет пять, когда мы последний раз виделись. С тех пор я в твоем лагере больше не бывала. Но я тебе хорошо помню. Особенно в тот день, когда Шигеру и Хьюго привели тебя сюда…

Майя все говорила, рассказывала истории из прошлого, которые сама Рей почти уже забыла. Лишь изредка они всплывали в памяти, но все это было следствием тесного общения с «Ружьем».

Закончив тараторить, Ибуки вернулась наконец к действительности:

— Сможешь идти?

— Думаю, да, — кивнула Рей.

Поднявшись с камня не без помощи женщины, Рей пару раз моргнула, пытаясь поймать фокус, но все плыло перед глазами.

— Держись за меня.

Майя взяла ее руку и положила ладонь себе на плечо.

— И давай «Ружье» мне.

Ибуки попыталась поднести руку к оружию Аянами, но та отдернула его и покачала головой.

— Не надо.

— Ну, как знаешь, — развела руками Майя, — тогда положи вторую руку мне на другое плечо и держись крепче: пещеры скользкие.

— Хорошо.

Камня вокруг становилось все больше, и вскоре Рей почувствовала, что по капюшону заморосила капель сталактитов. Эхо голосов терялось в невидимой каменной чаще.

— Может, уже расскажешь, что произошло?

— Ничего, — спокойно ответила Рей.

— Ты шутишь? — удивленно спросила Майя, и Рей ощутила, как дернулось ее плечо. — Мы не можем выяснить, что случилось с двумя лагерями. Не знаем, где Юй-сан, и уже перестали верить в то, что ты вернешься. И ты говоришь, что ничего не произошло?

— Все как обычно, Ибуки-сан. Как обычно. Мы просто потеряли их всех.

Аска зажмурилась от вспыхнувшего яркого света, и по ту сторону ослепительного сияния вздохнули.

— Привыкли к темноте, капитан Сорью?

В помещении было накурено, на сейфе в углу светились электронные часы, и Сорью точно знала, что для прихода Кадзи она просидела в затененном кабинете почти час. На улицах города сейчас царила глухая предутренняя тишина. За закаленным стеклом открывался вид на глубокий колодец, на самом дне которого пряталась пустая улица — но это все было за шторой, в воображении капитана. Сорью помнила, как ее вывели из автозака, как она шла к подъезду огромного небоскреба, как лифт дышал ей в затылок несвежим дыханием охраны, а в окошке счетчика давно уже мелькали двузначные числа.

И вот теперь вспышка лампы перечеркнула это все — белой слепотой, резью в глазах.

«Как в кино. Он знает, что я сравниваю это с кино, и все равно включает чертову лампу…»

В затененной части кабинета инспектор возился со стулом, шуршал бумагами и вел себя, судя по звукам, очень непосредственно и обыденно. Аска чувствовала его взгляд и изо всех сил старалась сидеть ровно.

— Что скажете по поводу условий своего, эм, размещения?

Девушка вспомнила свою тесную одиночную камеру и невыразительно пожала плечами: мол, все равно. Единственное неудобство состояло в том, что тюрьма находилась во временном военном городке, а на допросы ее таскали почти в самый центр столицы. Уже вторую ночь она сжималась внутри спецмашины, забивалась в угол и прислушивалась к тому, как немилосердная тряска по грунтовке становится все мягче, как разбитую окраинную дорогу сменяют мягкие и ухоженные покрытия улиц большого города. Аска думала о том, что очень боится боли — даже не так: она очень боится того, что это все будет напрасно. Что в каком-то тихом кабинете она будет загибаться от шока и унижения, и целью будет жалкая подпись, один кивок, одно согласие.

Капитан Сорью вжимала себя в угол, пустыми глазами изучала одинокую лампочку под потолком автозака и вспоминала то, чего боялась больше, чем пыток.

«Я по тебе скучаю».

Она снова и снова переживала эту мысль, снова и снова пыталась понять, откуда взялось яркое наваждение. Аска думала о Еве, о не до конца понятной синхронизации, жалела, что в свое время так мало интересовалась занудными лекциями Акаги — да много о чем думала Сорью, пока тряска сменялась плавным скольжением, а темный колодец со стенами из небоскребов — ярким лифтом.

Еще Аска никогда не запоминала возвращения назад: из пустоты сразу возникал стук в окошко, который означал, что ей принесли в камеру поздний остывший завтрак.

— Сорью, вы меня вообще слушаете?

Девушка подняла голову и по кисловатому привкусу и сухости во рту поняла, что заснула — прямо так, как сидела, с открытыми глазами.

— Так точно.

— И не спать, — сказал яркий свет. — Иначе вам вколют кофеин.

Аска кивнула, сглатывая всухую. Эта ночь еще не закончилась.

— Так вот. Повторяю. Как вы познакомились с Икари-младшим?

Она поморгала. Это было дежа-вю: она уже десяток раз пересказывала эту историю: в любой момент нескончаемого допроса Кадзи снова и снова возвращался к теме знакомства.

— Вы уже слышали это.

— Сорью, не забывайтесь. Повторите еще раз.

Аска представила себе — снова — как входит в холодный ангар, глядя в спину человеку, который только что стал ее командиром. Снова была та пелена обиды, раздражения, а потом он повернулся к ней, услышав шаги, и капитан увидела улыбку.

«Злорадствует, гаденыш», — думала Аска, быстрым шагом сокращая расстояние между ними.

«Он был просто рад меня видеть», — думала Аска, глядя в слепящее марево настольной лампы.

Капитан вздрогнула, когда поняла, что Кадзи стоит перед ней, а свет ртутным ореолом окружает его силуэт.

— Вы отвратительны, Сорью. Даже не облажайся вы в «фоктрот-лима-71», вы все равно были бы отвратительны. Знаете, почему?

Аска молчала. У нее были версии, одна хуже другой. Самомнение — его жалкие, но все равно сильные остатки — отчаянно протестовало, требовало держаться, предупреждало, что стоит сломаться на теме дурачка, и инспектор сапогами пройдется по всему остальному. Сорью тянула носом пропитанный пылью и табаком воздух и ждала.

Кадзи протянул руку назад, куда-то в свет, и извлек оттуда тлеющую сигарету.

— Вы могли получить непозволительно много, как для солдата NERV, капитан Сорью. Куда больше, чем пятнадцать минут еженощного барахтанья под одеялом. Он был искренне вам предан, а вы пошли на поводу у своего дерьмового характера.

Сорью почувствовала, что внутри что-то влажно хрустнуло, но все равно продолжала упрямо смотреть в черный силуэт, вырезанный в свечении. Куда-то, где должны быть злые прищуренные глаза.

— Да, одиночество победителя, одиночество лузера — это разные вещи. Да, капитан Икари был тряпкой и мямлей, но почему-то именно его вспоминают ваши сослуживцы. Он спас, кого смог. Слабак. Отвратительный пилот, издевка над словом «ас» и папенькин протеже.

Кадзи сел на стол и пальцами с зажатой в них сигаретой почесал висок.

— Подытожим. Вы даже терновый венок ему подарили, Сорью. И при этом бездарно просрали все, что могли, включая и единственного близкого человека.

— Чего вы хотите?

Аска замерла: голос был чужой и тоскливый. Это был хрип умирающей твари, которой только что отрезали дорогу к последнему водопою.

— Хм. Я хочу вам предложить новую жизнь. Забудьте о том, что с вами было. Дайте нужные показания, и больше не оглядывайтесь на это. Был Икари Синдзи — и нет его. Заровняйте саму память о нем. Это ведь он вам приказал проверить квадрат в отчужденных землях?

Голова сама пошла вниз, но Аска остановилась. «Нет, это что? Я кивнула?»

— Не пойдет, капитан Сорью, — чуть мягче сказал инспектор. — Так вы не избавитесь от прошлого. Вы должны поверить в то, что это действительно так. Не желаете ознакомиться?

Инспектор протянул ей сшитые листки и отошел в сторону, позволяя свету пролиться на страницы. Аска сощурилась и прочитала первую строчку: «Стенограмма показаний капитана Сорью Аски».

— Могу помочь. Одно ваше слово, и вам принесут инъекцию спецраствора. И чтение, и усвоение пойдет легче. Очень многое станет легче, — сказал Кадзи, склоняясь к ее уху. Аска внутренне съежилась от выдоха инспектора. — В первую очередь, вы успокоитесь. И сами во все поверите.