Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 17



– Я не получал письма от Виктора.

– Как….? Постой….. А откуда ты знаешь?

– Мне Артур сказал. Я в плену у него был после сражение на Альме.

– Артур! Он здесь? – в ужасе воскликнул Александр, вскочив на ноги. В голову ударила горячая боль. Он чуть не потерял сознание.

– Да. – Павел поднялся вслед за братом. – В лёгкой бригаде кавалерии.

– Этого ещё не хватало! – Александр печально взглянул на бухту, сверкающую корабельными огоньками. Обречённо произнес: – Что ж, знать – судьба.

– Не переживай, Саша! Может все образумится.

– Образумится? Ты видел, что сегодня творилось?

– Кречен? Вы что ли? Живой!

Мимо них шли офицеры во главе с капитаном Бутаковым. Бутаков остановился, подошёл к Александру, внимательно оглядел его и сердито сказал:

– Ух, Карчук, чёрт старый, сказал, что вам полголовы снесло. Я всё переживаю, что опять без механика остался. Думаю: и дёрнул меня леший вас отправить на батарею…

– Ерунда, – усмехнулся Александр. – Завтра буду на корабле.

– Нет, уж, давайте так, Кречен: отдохните, подлечитесь. Мне на корабле нужен инженер со здоровой головой. Хотя бы денька два.

– Слушаюсь, – согласился Александр. Затем спросил: – А вы куда спешите?

Бутаков помрачнел.

– В морской госпиталь. Адмирал Корнилов ранен. Надо навестить его.

– Корнилова? – испугано воскликнул Александр. – Сильно ранен?

– Сам толком не знаю.

– Можно с вами?

***

Чтобы подойти к дверям морского госпиталя, сперва пришлось продираться сквозь плотную толпу матросов. У самих дверей столпились офицеры. Их сдерживал капитан Жандр, адъютант Корнилова:

– Нельзя к нему, господа. Доктора не велели.

– Ну, хоть скажите, как он? – попросил Бутаков.

– Что же я вам могу сказать, Григорий Иванович? – развёл руками Жандр. – Я не доктор. Надеемся на Бога.

– Можете ему передать, что мы сбили английские пушки, – попросил лейтенант Львов, только что пришедший с линии, весь в пыли, с опалёнными усами.

– Передам, – пообещал Жандр. – Обязательно сообщу вашу новость. Но, господа, не тревожьте адмирала.

В дверях появился Нахимов, капитан-лейтенант Попов и Тотлебен. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.

– Как он? – обступили их офицеры.

Повисла напряжённая тишина. Нахимов снял фуражку и перекрестился.



– Завещал нам не сдавать Севастополь, – горестно объявил он.

***

Корнилова похоронили на следующий день. В шестом часу вечера гроб с телом адмирала вынесли из морского госпиталя. Шестеро матросов подняли его на плечи и тронулись по Екатерининской улице. Следом медленно шествовали морские офицеры с непокрытыми головами. Лица скорбные. Многие беззвучно плакали. За офицерами шагали два батальона солдат. Оркестра не было. Никто не смел проронить ни слова. Сумерки спустились в город. Громыхали пушки. Разрывы бомб озаряли молчаливую процессию. Гроб пронесли мимо Петропавловского собора к библиотеке. На подъёме двое солдат запалили факела и шли перед гробом, освещая последний путь великого адмирала.

– Решили все-таки во Владимирском захоронить? – тихо спросил адмирал Истомин у Нахимова.

– Во Владимирском, – кивнул тот. – Рядом с нашим дорогим учителем Лазаревым.

– Но склеп ещё не готов, – напомнил Истомин.

– Ничего. Закончится осада, тогда захороним, как следует, – успокоил его Нахимов. – Наш Михаил Петрович спит, и Владимира Алексеевича рядом положим. Может и нам с вами предстоит там же уснуть. Кто знает?

Процессия прошла мимо здания морской библиотеки. Справа от Башни ветров, шагах в пятидесяти над землёй едва возвышался фундамент будущего Владимирского собора. В центре котлована находился склеп, накрытый толстой деревянной крышкой. Крышку подняли. В склепе покоился гроб. На гробе Андреевский стяг. Сюда же после прощания опустили гроб с Корниловым.

– Видите, как хорошо, – сказал Нахимов Истомину, указывая на чрево склепа, – и для меня место осталось.

– Почему же для вас?

– Я живым Севастополь не отдам. Даже если наступит необходимость сдать город, не хочу быть свидетелем этого позора.

– Владимир Алексеевич попросил меня объявить супруге, Елизавете Васильевне, о его гибели. – Истомин натужно вздохнул. – Вот, как-то надо написать…. Сыновьям просил передать наказ, дабы служили честно царю и Отечеству.

– Не о том думаете, Владимир Иванович, – возразил ему Нахимов. – Нечего вздыхать. Теперь нам с вами надо оборону держать. Корнилов погиб, но враг ещё под стенами. Не скорбеть – сражаться надо. Матросы должны знать, что у них есть адмиралы, готовые бесстрашно стоять под ядрами и, если Богу будет угодно, погибнуть, но не отступить ни на шаг. А сыновья Владимира Алексеевича сами всё поймут.

– Как же он погиб? – спрашивал капитан Бутаков у флаг-офицера Жандра, когда они возвращались с похорон.

– Владимир Алексеевич весь кипел в тот день. Я еле поспевал за ним, – рассказывал адъютант. – Все бастионы объехал. Вечно матросов подбадривал. К стрелкам на банкету вскочит и стоит в полный рост, в трубу вражеские позиции осматривает. Ему офицеры говорили: Не смейте, мол, спуститесь! А он им отвечал: Не мешайте! Я выполняю свой долг. На Малахов курган подъехали. Там раненых – уже полная башня. Орудия почти все сбиты. Корнилов хотел на башню подняться, но адмирал Истомин всеми правдами и неправдами отговорил его. Тогда он намеревался осмотреть батареи впереди. Истомин и туда его не пустил: дескать, нечего там делать. Все орудия сбиты. Он сам разберётся. Я уж говорю: Владимир Алексеевич, давайте в штаб отправимся. Вы уже всю линию осмотрели. К вам будут посыльные со сведениями прибывать с бастионов. Иначе вас не найти. Он согласился, но сказал, что должен ещё поздороваться с Бутырским и Бородинским полками, что стоят в резерве на случай штурма. Только он направился к лошади, как тут ядро, прямо ему в живот….

– Он при шашке был? – спросил Бутаков.

– Надел эту, проклятую, которая осталась от Железнова.

– Надо было её в гроб вместе с Корниловым положить, чтобы никого больше не сгубила.

– Так этим же ядром шашку в куски переломало.

Аландские острова

Рыбацкая сойма с двумя косыми парусами, подгоняемая напористым северным ветром пробиралась по протокам мимо лесистых островов. По берегам громоздились, облизанные волнами, серые гранитные валуны. На песчаных возвышенностях росли могучие сосны.

Кутаясь в рыбацкие плащи, на носу соймы сидели два человека. Один высокий, молодой красавец с пышными черными усами, второй пожилой, полный, седовласый. У их ног стояли два больших дорожных кофра. На корме рулевым веслом правил старый финн-рыбак, покуривая при этом видавшую виды трубку. Двое его сыновей, высокие и нескладные, следили за парусами, натягивая и ослабляя шкоты.

– Аркадий Петрович, а вы раньше бывали на Бомарзунде? – спросил молодой пассажир у пожилого.

– Бывал, Николай Васильевич, – кивнул тот. – Остров, как остров. Ветра там злющие, особенно зимой. Так, все северные острова похожи друг на друга: камни, сосны, сырость и холодный ветер. На Бомарзунде ещё генерал Барклай де Толли предлагал министру Аракчееву крепость построить. Место удобное для стоянки небольших судов. Большим кораблям по протокам не подойти, а для пакетботов, да канонерских лодок можно было базу заложить. В те времена со Швецией люто враждовали. При Александре Благословенном деревянный редут возвели с батареями. Да, видите, какая тут сырость, – сгнил он быстро. Лет пять назад я сюда плавал, обследовать местность для проекта каменной крепости.

– Вроде бы крепость строить начали только год назад, – вспомнил молодой пассажир. – Почему так долго проект готовили?

– Кто же знал, Николай Васильевич, что война так скоро грянет, да ещё с Англией. Хотели форты из гранита возводить, – камня кругом полно. Так нет же, инженеры из морского ведомства уговорили царя из кирпича строить. Так, мол, дешевле и быстрее.

– И много успели построить?