Десять железных стрел

Название, думалось Мерету, малость несправедливое. В конце концов, много уже воды утекло с тех пор, как женщина построила лачугу при кургане, который возвела для своего единственного ребенка. Потом довольно много людей сочли это место удобной остановкой на пути в Долину, оно разрослось до размеров городка и заслуживало имя, соответствующее процветающему статусу. Но Мерет не был местным и не считал себя вправе оспаривать название, как бы ни прикипел к поселению.

Да, до размеров Терассуса или даже более внушительных городков Долины ему далеко, да и своих бед хватало, но Малогорка оказалась одним из лучших мест, куда Мерета заносило обучение. Люди приятные, зима относительно мягкая, окружающий лес достаточно густой для дичи, но так, что не станут шнырять твари покрупнее.

Малогорка – место хорошее. И Мерету нравилось думать, что он приносит пользу.

– Етить-колотить, парень, что ж ты в мясники не пошел, тебе ж туда прямая дорога.

С его мнением соглашались не все.

Мерет перевел взгляд с колена Синдры, теперь обернутого свежими вымоченными в обеззараживающем составе бинтами, на ее же лицо, искаженное болью – с глубоким недовольством, которое, как он понадеялся, в достаточной, чтобы выказать всю его усталость от этой шутки, мере увеличили его очки.

– Сама-то, видать, не туда свернула, – сказал он пациентке, которая стала таковой совсем недавно. – Думал, солдат должен быть слеплен из чего покрепче.

– Ну, если бы звали меня Синдра Крепкая – то не вопрос, – прорычала женщина. – А раз уж Великий Генерал счел подходящим поименовать меня Синдра Честная, я любезнейшим образом обращу твое внимание, что вот эта херня, – она обвела жестом бинты, – болит, блядь.

– Уверяю тебя, болит куда меньше, чем инфекция, которую не пропускает мазь, – отозвался Мерет, накрепко затягивая повязку, и осмелился сверкнуть кривой усмешкой. – И тебя предупреждали, как важно держать сустав чистым, а значит, во имя честности, полагаю, могу сказать «я же говорил»?

Пристальный взгляд Синдры неприятно вперился в Мерета, потом опустился к колену. И, окинув всю длину ноги, помрачнел.

Бинты отмечали место, где кончалась плоть и начинался деревянно-металлический протез, приделанный многие месяцы назад. Синдра перекатила лодыжку, словно не верила, что она настоящая, и маленькие цепочки сигилов слабо вспыхнули в ответ.

– Магия сраная, – с презрительной усмешкой произнесла она. – До сих пор не уверена, что с одной ногой не лучше.

– А я уверен, что без протеза ты не смогла бы помочь стольким людям, – добавил Мерет. – И чарография, благодаря которой он работает, по сути не магия.

– Я была революционеркой, парень, – все с той же усмешкой заявила Синдра, натягивая на протез штанину. – И знаю, блядь, как сраная магия выглядит.

– А я-то думал, что солдаты Великой Революции Кулака и Пламени столь чисты и непорочны, что с их уст никогда не срываются такие вульгарные выражения.

Лицо Синдры, темнокожее, испещренное морщинами, словно она много старше, чем есть на самом деле, скривилось кислой гримасой. Ну, по крайней мере, оно было под стать остальному телу. Широкие плечи, мощные руки, которые уже давным-давно даже не пыталась скрыть ее старая военная рубаха, крепкие мускулы, сформированные тяжелым трудом, тяжелыми битвами, врагами. Волосы преждевременно обзавелись сединой, кошель – дырами, а сердце – разочарованием. Единственным, что в ней не распадалось на части, был меч на бедре.

Меч оставался острым, как и ее язык. За этим Синдра следила.

– Славная Революция, говнюк ты мелкий, – буркнула она, – и хорошо, что я больше не с ними, верно?

– Верно, – хмыкнул Мерет. – Иначе я не смог бы тебя подлатать.

– Ага, какая ж я, блядь, везучая, – проворчала Синдра. – Не отказалась бы, впрочем, от парочки доз алхимии, как у наших штабных медиков. Уколют – и я б хоть всю ночь дралась.

– Я лишь скромный аптекарь, мэм, – отозвался Мерет. – И пусть травам и перевязкам нужно больше времени, исцеляют они ничуть не хуже.

Синдра вздохнула и, морщась, поднялась на ноги. Протез скрипнул.

– Тебе просто везет, что выбор стоит между тобой и солдатами. А если б между дерзким аптекаришкой, который ни хера лечить не может, и, скажем, Роголобом, который днями не жрал, я соусом обмазалась бы да сама ему пасть раскрыла.

Мерет согласился, но смолчал.

Малогорку, по счастью, миновало большинство сражений между Революцией и ее непримиримым врагом, Империумом, бушевавших по всей Долине. Познала битву дикая местность вокруг, как Мерету рассказывали, да случилась беда у фермера Ренсона с амбаром, который разнесло на кучу щепок залетным пушечным ядром. Но, в общем и целом, обе стороны сосредотачивали усилия на крупных городах и ресурсах. А крошечный, вроде Малогорки, стоил разве что пары-тройки стычек между имперскими магами и солдатами-революционерами.

Одна такая стычка два года назад оставила Синдру тут. В жестокой бойне, в которой она получила тяжелое ранение после того, как прикончила имперского мастера хвата, Синдру бросили умирать как товарищи, так и враги. Жители городка ее подобрали, выходили и взмолились, чтобы она пустила свой меч и силу на их защиту, на что она, обладая щедрым сердцем, которое, несмотря ни на что, неумолимо горело жаждой справедливости, неохотно согласилась.

Ну, по крайней мере, так рассказывала сама Синдра.

Мерет подозревал, что на деле все было, возможно, не настолько драматично, но не спорил, пусть рассказывает. Раны во время обороны городка от случайного чудовища, забредшего из леса, или бандитов, ищущих легкой наживы, она получала вполне настоящие. Но если в эту часть Долины когда-нибудь вернется война, женщина средних лет с мечом вряд ли сумеет как-то ее остановить.

Черт, да тут и сотня таких ничего не сумеет.

Мерет видел остальную Долину. Видел танки, вбитые в землю магией, расчеты, сгоревшие внутри этих танков заживо. Видел города, обращенные пушечным огнем в почерневшие остовы. Видел кладбища, большие, малые, и места, где всем уже плевать на тела и обглоданные птицами кости остаются гнить, где упали.

Это его не отвратило. В конце концов, именно раны, которые нанесла жуткая война, и привели его в Долину, как только Империум одержал победу и принялся вновь заселять эти края. Однако Мерет все равно гадал, не потому ли не остался надолго в Малогорке, потому что глубоко внутри понимал – ему никогда не исцелить и крупицы этих ран.

– Заплатить не могу, знаешь ли.

Вывалившись из задумчивости, он увидел, что Синдра склонилась над маленьким столиком – дополнению к маленькому стулу, маленькому шкафу и маленькой кровати, которые представляли собой всю мебель ее маленького дома. Она не сводила взгляда со своих рук, но Мерет все равно видел на ее лице стыд.

– Тут не Терассус, – тихо произнесла Синдра. – У нас нет богатеев. Знаю, ты сделал для нашего поселения куда больше, чем мы заслуживаем, но…

Она никак не могла заставить себя закончить предложение. Он не мог заставить себя ее поторопить.

Раны, как он узнал, бывают двух видов. Если повезет, приходится лечить сломанные кости, разбитые головы, жуткие ожоги – раны, с которыми справляются травы, перевязки, швы. Если не повезет, то приходится лечить раны, как у Синдры, как у всех солдат.

Война оставила их по всей Долине: солдат, которые каждую ночь просыпались, видя, как лица лучших друзей плавятся и стекают с черепов; солдат, которым являются призраки тех, кого они задушили; солдат, которые видели весь огонь, всю кровь, все тела, валяющиеся грудами по всей Долине, и которые просто ложились и больше не видели причин вставать.

Синдра – женщина сильная. Если ее рассказы правдивы, то одна из сильнейших, каких только знала Революция. Синдра была клинком этой Революции. Однако ее бросили. Слишком изломанную, какую товарищам больше не использовать.

А как починить клинок, неспособный убивать?

Мерет не знал. Он знал только то, чему обучил его мастер: как уберечь раны от воспаления, как вправить сломанные кости, и что есть лекарство, которое почти никогда не подводит.