Десять железных стрел

Конгениальность выгнула шею и сварливо крякнула. Я вздохнула и, потянувшись назад, в седельную сумку, зашарила рукой в поисках чего-нибудь мертвого и пушистого. Выудила полевку – буду я еще поощрять такое упрямство чем покрупнее – и протянула птице.

Шея снова изогнулась, клюв щелкнул, чуть не оттяпав мне кисть по пути, и Конгениальность сцапала грызуна. Запрокинула голову, и задние лапки полевки, сожранной целиком, скрылись у нее в зобу.

– Ну в самом деле, мадама, – укорила я птицу. – Не стоит забывать о манерах только потому, что мы в дороге.

– У вас там проблемы?

Джеро остановился на дороге впереди, натянув поводья своей птицы – потрепанным на вид имперским кустогнездом с такими тощими ногами, что на фоне мощных мышц Конгениальности им впору устыдиться, – и оглянулся.

– Она просто не привыкла к холодам, – отозвалась я, похлопывая птицу, и пришпорила ее. – Пустошники вроде нее привыкли к более мерзкой погодке.

– А-а. Ну, мне бы очень не хотелось подвергать столь утонченную даму чему-либо сверх необходимого. – Джеро хмыкнул и выслал свою птицу в неторопливый шаг, когда я поравнялась с ними. – Терассус прямо по курсу. Там нас дожидаются все роскоши и блага, которые может себе позволить горстка богатых, скучающих мудаков. Довольно скоро ты получишь все, что нужно. Уютное, теплое стойло, много еды…

– Надеюсь, и ванну, – пробормотала я.

– Безусловно, – отозвался Джеро. – И, кстати, очень даже не помешает. А то запашок уже становится невыносимым.

– Я имела в виду для меня.

Он подмигнул.

– Я тоже.

Мы продолжили путь. Джеро подчеркнуто не смотрел в мою сторону, за что я была ему благодарна. Этот человек все-таки выискивал Сэл Какофонию по репутации безжалостной убийцы. Если б он увидел, что я лыблюсь как идиотка, ничем хорошим бы это для него не кончилось.

Я не могла сдержаться, потому что не помнила, когда в последний раз говорила с тем, кто не собирался меня вот-вот убить или кто должен был помочь мне отыскать того, кого хотела убить я. Честно говоря, полагаю, Джеро относился к категории последних, однако он, по крайней мере, ухитрялся говорить со мной будто я кто-то другой, а не наемник или убийца. Для посторонних глаз мы выглядели как просто два человека на пути через лес.

Интересно, начнет ли мне тоже так казаться, если мы пройдем достаточно долго?

Наверное, звучит странно, но в нашем деле мгновения счастья едва вклиниваются меж трагедий. И, в промежутке между одной резней и другой, я намеревалась за этот миг уцепиться.

В конце концов, как напомнило мне жгучее неудовольствие Какофонии, обжегшее запястье, в Шраме эти мгновения случаются нечасто.

– Каков нынче Терассус? – поинтересовалась я. – Последнее, что слышала – за него все бились.

– Бились. Но Империум выиграл войну и решил, что деньги ему нравятся больше крови. Сейчас там безопасно. По большей части.

Я бросила на Джеро косой взгляд.

– То есть?

– То есть… – Он задумчиво поскреб подбородок. – Случалось ли тебе бывать с женщиной, скажем, в интимной обстановке, и вот ты спрашиваешь, можно ли тебе опробовать определенный маневр, и она говорит, дескать, хорошо, но ты прямо чуешь, дело ничем хорошим не кончится?

Я свела брови.

– Я не… погоди, какой маневр?

– А есть разница?

– Само собой.

– Ох, ну не знаю. Скажем… «смазанные ножницы».

– Восточные или западные?

– Западные.

– Ох. О-ох. – Я поморщилась. – Все ТАК плохо?

– Нет-нет, не подумай, – помахал Джеро ладонью. – Помимо странных убийств, все в основном просто. Империум, как только победил, не терял времени даром и установил порядок.

– То есть они убили всех, кто хоть смутно напоминал революционера, и поработили нолей?

– Близко к тому. Они подошли к самой грани рабства и предпочли, чтобы за них все делала экономика. Запасы Долины сделали их достаточно богатыми для осознания, что заманить людей работать парой монет куда проще, чем заставлять силой.

Он цокнул языком, потянул за поводья, чтобы птица замедлилась.

– А вот про «убили» ты попала в яблочко. Они не желают признавать, что здесь им не хватает власти подчинить магически неспособных себе, так что есть надежда, что с достаточным потоком денег через Терассус мир в конечном итоге воцарится.

– Хм. – От запаха дыма у меня затрепетали ноздри. – Думаешь, так оно и будет?

– Надеюсь, что нет, – ответил Джеро. – Во время мира то, что мы собираемся сделать, станет раздражающе сложным.

Я бы спросила, но в тот момент запах стал вонью. Деревья уступили место шпилям и крышам домов. А моя усмешка – крайне хмурой гримасе.

Над нами возвышался Терассус, с уже окутанными снегом башнями и столпами дыма, продирающимися сквозь белую пелену. Тишину леса сменил нарастающий гул цивилизации – грохот кузнецких молотов, лязг повозок, клекот их тянущих птиц и, словно акцентами, звуки людей, крики, смех, плач, ругань.

Я не помнила, когда остановила Конгениальность, не говоря уже о том, почему. Но в тот момент, когда я взглянула на каменные ворота Терассуса, припоминаю, что меня охватило глубоко хреновое чувство – будто я вот-вот голая на похороны заявлюсь.

– Что-то не так?

Джеро оглянулся. Скучающий страж, одетый в пижонские фиолетовые тряпки имперских бюрократов, махнул нескольким путникам, мол, проходите. Он недовольно уставился на женщину, которая вдруг решила задержать очередь, и открыл было рот. Джеро, даже не глядя, заставил его замолчать единственной вскинутой рукой.

Он смотрел мне в глаза.

Чувство так и не ушло, но я все равно покачала головой. Джеро задержал взгляд еще на мгновение, затем пришпорил птицу и миновал ворота. Я проследовала за ним.

Я не могла допустить, чтобы Джеро или его наниматель посчитали, что Сэл Какофонию беспокоит какой-то город.

Я, в конце концов, собиралась для них убивать.

Терассусу выпала особая честь быть единственным имперским городом Долины, который начал существование не крепостью. Как только Империум достаточно упрочил позиции на местности, чтобы возжелать туда перебраться, аристократия посчитала разнообразные передовые командные пункты чересчур… башкой-на-копья-сажательными на их вкус. Магов отправили кораблями, следом – чароковалей и чарографов, и непомерной ценой был рожден город Терассус.

Готова поспорить, до войны он был прекрасен.

Не то чтобы он, попрошу заметить, таковым не остался. Но равно как самые шикарные одежки неспособны скрыть жуткий шрам, все пышное убранство Терассуса не могло скрыть так и не зажившие раны. За более изящными домами прятались разбомбленные остовы. Там и тут встречались кратеры, до которых руки не доходили заполнить землей, оставленные революционными пушками. И если знать, куда смотреть, то задашься вопросом, почему в таком прекрасном городе, как Терассус, столько кладбищ.

Но цель изысканных одежд – это, как-никак, отвлекать внимание от шрамов. А никто не создает вещи изысканнее Империума. Пусть уютные дома и лавки города возведены руками честных рабочих, огромные шпили и скалы вокруг, невозможно отвесные и изящные, были вырезаны магией.

Возвышающиеся над городом особняки, суровые, пафосные, стояли россыпью драгоценных камней на золотой перчатке. Блестящие ворота из слоновой кости и мрамора отделяли сады с движущейся живой изгородью и живой водой. Ожившие фигуры в витражных окнах насмешливо взирали сверху вниз на отребье, которое насыщало аппетиты господ у себя над головой. Чарогни горели сквозь снег, подсвечивая призрачные скульптуры – бесконечные изображения могучих героев, поражающих жутких тварей, или сливающихся в объятиях оперных любовников.

Имперцы свили свои гнезда разврата на виду у простонародья, что жили ниже. Вероятно, чтобы хвастаться достатком, либо же напоминать черни, что их купят или продадут по щелчку пальцев. Оттуда, с улиц Терассуса, можно разглядеть все великолепие, все безвкусные демонстрации богатства, абсолютно все…

Кроме, разумеется, дорожки для любого простолюдина на этот верх.