Страница 19 из 25
– А ведь красота, – сказала она.
Эльга нехотя кивнула.
– Хочешь отказаться от этого? – повернула голову Унисса.
– Я все равно так не смогу.
– Почему? Сможешь. Дай-ка молока.
Эльга, потянувшись, сняла со стола пузатый кувшин.
– Вот, мастер Мару.
Унисса накрыла ее пальцы своими.
– Так что скажешь?
Эльга опустила глаза.
– Простите.
Обида еще свивалась где-то в горле, но была совсем маленькой.
– Быть мастером очень непросто, – сказала Унисса тихо, – но листья – это как дети, они продолжение твоих рук, часть твоей души, крови, жизни. Ты можешь злиться на них, спорить с ними, призывать к порядку, но ненавидеть…
От слов мастера Эльга ощутила, как у нее начинают гореть уши.
– Это как ненавидеть свои пальцы. Свой рот, – продолжила Унисса, – сердце, нос, брови. Дом, родных.
– Но если у меня ничего не получается… – прошептала Эльга.
– Терпи и пытайся.
– Я устала.
– Я понимаю, девочка, – мягко сказала Унисса. – Но другого пути у меня для тебя нет. Знаешь, что говорил мне мастер Крисп? Что лучший лист для букета всегда находится на вершине дерева и хочешь не хочешь придется туда забраться.
Мастер сделала несколько глотков из кувшина.
– Будешь молока?
Эльга мотнула головой.
– Все равно поешь что-нибудь.
Унисса сунула ей в руку половину сухой лепешки. Девочка, вздохнув, откусила совсем чуть-чуть.
– Мне мешки подавать? – тихо спросила она.
– Нет, – сказала Унисса, – займешься первым слоем. Этот букет-панно мы сделаем вдвоем.
– Вы шутите?
Мастер Мару заломила бровь.
– Ты не хочешь?
– Очень хочу! – горячо заверила ее Эльга. – Но я, наверное, напорчу. Вы же видели мой первый букет!
Унисса улыбнулась.
– Ну, думаю, это достаточно простое задание. Не легкое, но простое. Поняла? Главное, старайся, чтобы листья держались в границах местечек. Делай пышную подушку, не страшно, я потом умну. И еще – у нас очень мало времени. – Хлопнув ладонями по коленям, женщина встала. – Так что, ты готова?
Эльга торопливо запихнула в рот остатки лепешки.
– Фа!
Мастер Мару рассмеялась.
– Тогда вперед! Бери правый край и отсыпай Кранужан, Живцы и Гарь-Поле. Только смотри, потихоньку, одно местечко за другим, не перепутай.
– Да, мастер Мару!
Эльга, подпрыгнув, свалила на себя мешок с биркой «Живцы».
– Осторожнее, – сказала Унисса.
– Он легкий!
Листья в мешке настороженно шептались между собой. Кто такая? Что ей надо? Неопытная девчонка-то, безрукая совсем…
Эльга только засопела.
Нет, она не собиралась с ними спорить. У нее – дело. И вообще, глупые листья слушать – только время терять.
Она сбегала к столу, посмотрела карту. Ага, вот где Живцы, раскинулись понизу до правого края. Ух, большие, просто кошмар, двух мешков не хватит. Кранужан выше, а полумесяц Гарь-Поля липнет к Дивьему Камню.
Руку – в мешок. Как поживаете, Живцы?
Глубже, глубже – и листья облепили кожу до локтя. Даже вытаскивать было боязно. Держитесь там?
Эльга вдохнула.
Рука появилась из мешка вся, словно ветка, поросшая зеленью. Липа, береза, овсюг. Стебельки травы и мятые бутоны полевого цвета.
Так, теперь, наверное, надо как-то переместить…
Эльга поднесла руку к панно. Листья держались плотно, как чешуя. Слышалась их напряженная вибрация, кожа от них зудела.
Ш-ш-шрыш-шыр-шыр.
– Мастер Мару, – обернулась Эльга.
– Стряхивай, – сказала Унисса, откусив у листа непослушный черенок. – Резко, как воду с пальцев. И направляй сердцем. Листья поймут.
– Да, мастер Мару.
Эльга искоса посмотрела на панно. Дерево сделалось узорчато-лиственным, с прихотливыми трещинками, в золоте нанесенного воска. Что ж, готовьтесь, Живцы.
Р-раз.
Согнутая в локте рука выпрямилась, и листья посыпались горизонтально, словно только того и ждали. Они втыкались в дерево, будто железные пластинки, и формировали ряды. Десяток или два упали, не удержавшись, но остальные застыли плотным, зубчатым, подрагивающим строем.
Унисса, отклонившись, посмотрела на результат.
– Очень хорошо, Эльга. Продолжай.
– Да, мастер Мару.
Эльга снова сунула руку в мешок.
Листья теперь облепили ее быстрее, охотнее, сами торопились попасть на панно. Понятно, каждому хочется поучаствовать.
Еще и передерутся. Уступите, подвиньтесь, мы, дубовые, всегда первые…
Фыр-р-р – полетели, проникая, прорастая в узор, поднимаясь новым рядом. Заползший за границу Живцов отросток Эльга смяла в ладони. Почудился жалобный писк. Простите, простите! – покаянно подумала она и разжала ладонь.
Ветер снес мятые трупики за столбики веранды.
Еще! Только уже внимательней, чтобы ни один лист не пропал зазря. Вспухала, прорастала диковинным ворсом зелень, Живцы обретали объем и цвет.
Мешок пустел на удивление быстро.
– Так, – объявилась рядом Унисса, – замечательно. Теперь отдохни. Пить не хочется?
Эльга мотнула головой.
– Все равно попей.
Женщина усадила ее на скамейку, вручила кружку с подкисшим с утра молоком. Оказалось, что уже полдень.
– А вы? – спросила Эльга.
Унисса посмотрела на ощетинившиеся листьями Живцы.
– Да, наверное. – Она села рядом. – Как тебе Покосы, хороши?
– Мастер Мару, я очень-очень хочу научиться так же! – проникновенно сообщила девочка.
Унисса потрепала ее по волосам.
– А куда ты денешься?
– А из листьев можно все что угодно сделать?
– Наверное. Только оживить никого нельзя, – сказала мастер.
В беседку, обмахиваясь длинным рукавом, поднялся эконом. Выглядел он не в пример свежей вчерашнего.
– Добрый день. Спешу посмотреть, как вы здесь.
Вместе с ним по ступенькам тяжело поднялся полный усатый человек в светлой накидке. Он слегка припадал на левую ногу.
– Господин Эрмин, – представил его господин Канлик.
– Долгой жизни, мастер листьев, – склонил голову тот.
– Чем обязана?
Господин Эрмин обернулся на эконома. Лицо у него было серое и слегка, на взгляд Эльги, походило на жабье.
– Видите ли, – помявшись, сказал он, – еще до смерти энгавра Миккоша поползли слухи…
– Обо мне? – Глаза Униссы потемнели.
– Нет, нет, что вы! – испугался господин Эрмин. – Поползли слухи о том, что вода… что вы каким-то образом придерживаете воду.
– Я?
– Да, что вы здесь, наверху, перекрыли родник.
– Он сам пересох! – сжимая кулачки, встала перед Эрмином Эльга. – А мы, наоборот, хотим вас спасти!
– Я все понимаю, девочка, – господин Эрмин развел руками, – но люди отчаялись. Им нечем поить детей и животных. Им нечем поливать поля.
– И что? – спросила Унисса, отстранив ученицу.
– Энгавра любили, – вздохнул господин эконом.
Он подошел к столу, достал из корзинки яблоко, повертел, словно удивляясь, зачем вокруг него сжались пальцы, и опустил обратно.
– Я не понимаю. – Мастер Мару скрестила руки.
– Много людей пришли с ним проститься, – сказал Канлик, и господин Эрмин закивал. – Эти люди никуда не ушли после похорон. Наоборот, толпа все время растет. Подходят с Бархатцев и Гарь-Поля.
– Я не видела…
– Мы держим оцепление ниже по улице.
– Я боюсь, – сказал господин Эрмин, – еще день-два, и охрана не сможет удержать их. Они поднимутся на холм…
Он умолк.
– И убьют меня? – досказала за него Унисса.
В светлых волосах ее застрял черенок листа, как мышиный хвостик.
– Два года куцего, впроголодь, урожая, – сказал Канлик, отводя глаза. – А в этом году – совсем ничего. Господин энгавр еще месяц назад распорядился о раздаче муки и зерна с городского склада, но припасов почти не осталось. Их и было-то… Люди измучены и злы. Они готовы поверить в любую чушь. А тут еще ваши листья падают им на головы.
– Думаете, убийство мастера их спасет? – хмыкнула Унисса.
– Они в отчаянии.
– В таком, что верят в черное мастерство?