Мастер осенних листьев

– А я бы не сомневалась, – сказала Эльга.

– Потому ты и не мастер.

Потом они ели ячменную похлебку, и мастер Мару макала в нее хлеб, а Эльга хлебала жижу, вылавливала ложкой длинные мясные волокна и украдкой косилась на перевернутую листьями вниз дощечку.

Очаг стрелял искрами. Отблески огня ложились на столы и стены. Сонный хозяин гостиницы ждал, когда припозднившиеся с ужином жильцы отправятся в свои комнаты. Он был весь из растрепанных маковых лепестков.

Утром Эльга не знала, куда провалиться от стыда.

Букет был ужасен. Дивий Камень при утреннем свете был не Дивий Камень, а какое-то грязное пятно, похожее на смятый осиный домик. Календула в его центре была как раздавленный желток. Листья топорщились и смыкались вразнобой, одних тянуло налево, других направо. Кривились, ерошились зубчики.

Но главное – главное! – нельзя было даже подумать, что это именно Дивий Камень. Никакого сходства. Ни-ка-ко-го.

А что же она набивала тогда?

Эльга сначала хотела тоже, как мастер Крисп из рассказа Униссы, сжечь чудовище, но потом решила оставить напоминанием до той поры, пока из ее рук не выйдет нормальный букет.

Ей даже понравилось такое взрослое решение.

Она поставила дощечку на подоконник, но взгляд постоянно натыкался на черное лиственное пятно, и ее пришлось перевернуть.

– Вот и стой так! – надула щеки Эльга.

Потом не выдержала, перевернула дощечку снова, примерилась и выщипнула пальцами самый неудачный участок. Вот!

Только стало еще хуже.

Ну как так? Теперь в центре Камня, который, на самом деле, конечно, Камнем не был, зияла прореха. Эльга прижала палец, пытаясь сдвинуть часть листьев, чтобы они закрыли прореху собой. Но маленькие негодники упрямились и кололи кожу.

– Вы как будто не друзья, – прошептала им девочка, снова и снова прикладывая палец. – Хотите, всех вас повыдергаю?

Листья настороженно напряглись.

– Ну и дураки, – сказала Эльга, расстроенно шмыгнув носом. – Засохнете и помертвеете, даже жалеть не буду.

Она отвернулась, подтянула и поставила на колени сак, опустила в шуршащее нутро руку.

Золотой дубовый сразу лег в ладонь, устроился под большим пальцем, на правах старшего листа потерся прожилками о кожу. Так и представлялось, как он успокаивающе бурчит: «И чего ты злишься, хозяйка? Забудь. Не стоят они тебя».

Но, конечно, все в темном лиственном царстве было не просто, и другие листья, помоложе, поглупей, вились вокруг дубового и кричали: «Измена! Всех – в мелкую крошку! Не хочешь сидеть в букете, выметайся на ветер!»

– Ну, вообще-то, – возразила им Эльга, – я сама виновата. Было темно, и я хотела побыстрее закончить работу.

«Все равно, всех жухлых – к ответу!» – не сдавались любители крошить. Чарник был у них заводилой.

Тут уж пришлось прикрикнуть.

– Имейте совесть, – выговорила им Эльга. – Вы сами еще неизвестно как себя покажете. Может, тоже в букете скукожитесь. Я же только ученица.

Листья задумались.

– Готова? – спросила Унисса, заглянув в дверь.

Эльга, потупившись, спустила ноги на пол.

– Мастер Мару, а почему у меня не получилось?

– Глупый вопрос.

– Но я же чувствовала листья!

– А Камень ты чувствовала? И потом, дорогая моя ученица, мастерство предопределяется временем, на него потраченным. Ты в самом начале пути. Листья понимаешь плохо, ноготь короткий, ни вещи, ни люди тебе еще не открылись. Или ты хочешь с первого букета стать грандалем? Это совершенно невозможно.

Показалось, сак Униссы высокомерно прошуршал, подтверждая ее слова.

Улицы были тихи. Небо было пустым и желтым. Над домом энгавра полоскало черное полотнище с белым кругом в центре. На вершине холма ожидал Канлик, одетый в коричневое платье, стянутое черным поясом.

– Господин энгавр умер, – печально сказал он.

– Он был хороший человек, – склонила голову Унисса.

– Вечером у подножья холма его похоронят. Вы можете присутствовать.

– Кто будет его замещать?

– Я, пока кранцвейлер не назначит достойного своим приматом. Вот, – эконом протянул Униссе корзинку, – ваш завтрак.

Из корзинки пахло свежим хлебом.

– Мы все еще делаем дождь?

Канлик посмотрел в небо.

– Да, – сказал он. – Я надеюсь, у вас получится. Господин энгавр очень этого хотел.

– Я постараюсь, – сказала Унисса. – Я чувствую, что могу.

– Все этого ждут, поверьте.

– А что с Тангарией?

– Пока никаких новых вестей. Отослали двенадцать мастеров с учениками. Возможно, я надеюсь, на этом все и успокоится. Но, честно говоря, любая почта от кранцвейлера Руе или его канцелярии меня страшит. Да.

Канлик коротко кивнул и двинулся с холма вниз. Проходя мимо смотровой площадки, он перегнулся через ограждение, и Эльга даже зажмурилась – ей показалось, что господин эконом может решиться на прыжок.

Но этого, конечно, не случилось.

Фигура Канлика, спустившись по склону, пропала из вида. Унисса вздохнула, глядя ему вслед, и потерла ладони.

– Ну что, ученица, приступаем?

– Да, мастер Мару.

– Сегодня я хочу подготовить панно. А завтра мы начнем потихоньку набивать его листьями. Ты управишься с мешками?

– Думаю, да, – ответила Эльга.

Они позавтракали, прибавив к пирожкам из корзинки не тронутые вчера фрукты и мясо. Унисса показала, как едят по-энкобарски, намазав мясо сметаной. Оказалось очень вкусно, правда, Эльга тут же отрастила длинные сметанные усы, и пришлось бежать к Камню умываться. Вода из трещины выплескивалась долгими толчками.

Мешки встретили Эльгу настороженным шорохом, будто спрашивая: «Что это за малявка? А где прежняя хозяйка?»

– Вы тут мне панику не разводите, – сказала им девочка. – Я уже многому научилась. И вас переберу, вы даже не заметите.

Она села на скамеечку, которую раньше занимала мастер, покрутила рукой, носком туфли отбросила несколько мертвых листьев и принялась за работу.

Первый мешок был с биркой «Симанцы».

Внутри него вместе с опущенной рукой возник нестройный ропот, но Эльга успокаивающе повела ладонью, пошептала на ходу придуманную «листвянку», и обитатели мешка, потолкавшись, признали ее своей.

– Мертвый-дохлый, выходи! – приговаривала Эльга на манер считалки. – И по воздуху лети. Если ты меня услышал, значит, ты наружу вышел!

Ловилось хорошо.

Серые и коричневые, потерявшие живой цвет листья сами набивались в пальцы. Эльга даже удивлялась, как раньше это казалось ей таким сложным? Ну ведь нисколечко не сложно!

– Мертвый-дохлый…

Рука действовала словно сама по себе, плыла в шуршащем вихре, вылавливая мертвецов. Их голоса были слабыми, а речь бессвязной.

Эльга разжимала пальцы, и – пыр-рх! – листья взмывали в воздух, будто стая мелких птах, а потом осыпались дождем.

Тень от беседки поползла в сторону. Вились мошки. Ветер, задувая, холодил лоб и щеки. За перилами, за высоким прямоугольником панно поскрипывали полы, мастер Мару, что-то приговаривая под нос, наносила воск на нижние плитки.

– Уф-ф!

Эльга выдохнула. У самого дна в мешке пальцы выхватили последнего мертвеца. Он порхнул с ладони коричневой бабочкой, стремящейся с холма вниз. Все, «Симанцы» можно было завязывать.

Повозившись с бечевой, Эльга потащила мешок в беседку, ступая по усеянной листьями траве.

– Мастер Мару.

– Да? – обернулась Унисса.

Воск желтел на ее ладони. И мазок воска застыл на виске.

– Я первый мешок закончила!

– Хорошо. Берись за следующий.

– Да, мастер Мару.

Симанцы к Симанцам. Справа – Кранужан. Слева – Супрыня. А дальше – памятный Кромарь. Много местечек в наделе. За десяток.

До полудня, когда солнце повисло над Эльгиной головой, она успела разобрать еще три мешка, и хотя пальцы сводило, а печать на запястье покалывала кожу, Эльга собой была довольна. Оставшиеся мешки сиротливо жались друг к другу и, наверное, даже побаивались ее уже. Погодите, и до вас дойдет очередь!