Человеческое, слишком человеческое

Кто-то завизжал — всегда такие экспонаты есть. Некоторые сразу же попадали на пол — этим, наверное, не объясняли, какой процент жертв в давках составляют затоптанные. Однако же большинство просто замерло, и это было хорошо.

— Все на колени, руки за головы.

Голос, искаженный фильтрами тактического шлема, точно принадлежал женщине — ничего более определенного не скажешь, даже кто именно из пришельцев это произнес.

Я опустился на колени и сцепил руки в замок, запутывая пальцы в волосах. Ощущения куда-то стремительно исчезли, осталось только тупое щекотное покалывание в животе. Да, дерьмо таки случается, и это именно тот случай — надо только напрячь мозги и попытаться понять, почему случилось это конкретное дерьмо. В поводе можно не сомневаться: вряд ли непрошеных гостей привлекло что-то, кроме форума производителей Евангелионов. А вот остальное сейчас узнаем, причем быстро — не зря же вон телеоператора и репортера в углу поднимают с пола.

— Синдзи, есть идея, — шепнула Аска, которая неподалеку от меня исподлобья изучала обстановку.

«О, да, сейчас уже».

— У меня тоже. Сидеть тихо.

Краем глаза я заметил, что рыжая повернула голову ко мне:

— Да нет же… У тебя ведь есть пистолет?..

— Сорью, сиди смирно.

Ага, Мисато-сан неподалеку. Капитана я не видел, только слышал — она стояла где-то позади, но это не помешало ей понять, что немке хочется погеройствовать. Так и знал, что именно Аске придет в голову какая-нибудь хрень вроде подергаться и поиграть с этими парнями.

— Капитан?

— Сиди тихо, я сказала.

К нам подогнали группку постанывающих гостей — дорогие костюмы, коктейльные платья, недешевые украшения и часы с браслетами. Пока двое парней с укороченными пистолетами-пулеметами рассаживали толстосумов, я прослушал краткую лекцию о том, как вредно шуршать и напрягаться при вооруженных захватчиках в помещении с толпой людей. Лектор — Мисато Кацураги, слушатель — Аска Сорью, свидетель обвинения — Синдзи Икари.

Аминь.

— Это приказ, — услышал я окончание, когда рядом громко прохрипели: «Не болтать!» — и затянутая в эластичную броню рука сорвала с меня кобуру. Из Аски с шумом вышел воздух.

А еще мне не нравилось, что мне в затылок ткнули холодный ствол, а еще я не видел теперь центр зала из-за жирной спины какого-то потливого гостя. «Чтоб вас всех, гады… Чтоб вас всех». У захватчика, стоящего за моей спиной, в шлеме поскрипывала рация — видно, для общения между собой даже на небольшие расстояния они использовали передатчики. Опять-таки, плохо: даже их ближайшие намерения неясны.

И вот чего по-настоящему не понять — так это какого же уровня у них «крот», что они подавили охрану и кибер-защиту, как активную, так и пассивную? Сомневаюсь, что к папе залетные люди со стволами, как в проходной двор, шастают.

Кстати, есть тут одно презабавное «но»: а собственно папы-то нету. Возникает совсем не сложная задачка, если учесть, что тут у нас в наличии сборище его конкурентов. «Или нет? Или все же прав в своих подозрениях Кадзи?.. Но тогда ничего не понятно…» Логические упражнения очаровательно успокаивали, но мышцы живота уже подводило отчаянной паникой.

Потому что мне в затылок воткнули долбаный ствол, и противно щекотало от пота виски.

— Икари Синдзи, встать.

Вот я прямо ждал, ждал этого. И сразу мозг прострелило: так вот почему нет папочки! Тонко сработано, черт возьми: изобразить террористический налет, положить кучу народа, а среди них — как бы невзначай, случайно! — некоего следователя, ведущего дело со статусом «браво»! Ну что ж, наверное, он не такой уж плохой человек, этот Гендо Икари, раз не может смотреть на смерть сына.

Черт, а я ведь так надеялся на бучу при полицейском штурме, чтобы в суматохе с Аской и капитаном прорваться на выход, тихо хлопнуть подвернувшихся под руки террористов. Ну, спасти там — человек пять-шесть, если повезет…

Вставая, я оценил положение. Заложников — а нас всех смело можно теперь называть именно так — расположили двумя большими кучками у стен, подальше от панорамных окон, а по периметру зала рассыпались три… пять… восемь… Четырнадцать человек. Так, еще один за моей спиной — тычет в меня свою железяку — и еще один стоит возле телекамеры и репортера. Вот к последней группке меня сейчас и ведут. Мочить в прямом эфире, надо полагать — такая эффектная жертва: весь из себя в мундире, высокий. Сразу понятно, что они крутые ребята и к ним нужно прислушаться. Хотя, конечно, стоило бы сначала какого-нибудь ребенка или беременную женщину убить — так суровее. Только, во-первых, таковых тут нет, а во-вторых, все равно не помогло бы. Наша полиция уже пять лет назад расформировала штат переговорщиков и тратит сэкономленное на контр-террористические гаджеты. Так что убьют меня зря.

Даже, мать твою, обидно как-то.

«Хоть бы Аска ничего не отмочила», — подумал я и тут же предложил себе волноваться по более важному поводу.

Пока меня вели к импровизированному пресс-центру, заложники сдавленно зашумели, и тут же послышались хрюкающие окрики террористов. «Забавно, а они довольно немного говорят, почти не запугивают. Во всяком случае, не слишком давят. Профи?» Да, наверное, сейчас меня должно волновать другое — проноситься перед глазами вся жизнь, меня должна охватывать печаль о том, что Аянами останется одна, что она напрасно будет ждать меня, глядя на молчащий видеофон. А потом туда сунется муниципалитет, и ее в конце концов убьют — среди моих пыльных вещей, в моей маленькой квартирке.

И мне вдруг стало тоскливо — просто так. Я почти видел свой труп здесь, ее труп там, но не это было главное. Главной, как всегда, была какая-то мелочь, которая буквально расчесывала мне уголки глаз. Но я не успел понять — какая именно.

— Привет, Синдзи.

Я стоял прямо перед лидером террористов и смотрел, как расходится поляризованное забрало шлема, открывая лицо — лицо моей первой, до противного счастливой и разделенной любви.

— Мм-майя? Что ты здесь делаешь?!

Я — чемпион по идиотским вопросам. Разумеется. Разумеется, это она, хоть я и не вижу из-за шлема это ее ужасное каре.

— Я? Ну, я пришла тебя проведать.

У нее на щечках горел румянец. Она всегда краснела — даже когда научилась быть циничной сучкой и взяла моду манипулировать своим жалким парнем. Боже, как же легко было вогнать ее в краску — но это все в прошлом и дико сентиментально, конечно. Сейчас она в шлеме и легкой жидкокерамической броне, а на поясе у нее две беретты с расширенными магазинами, а вокруг… Вокруг чертова прорва людей, которые, сами того не зная, видят встречу бывших любовников.

— Зачем? — тупо спросил я, и она улыбнулась:

— Ты мне нужен, Синдзи. Ты нам нужен.

«Нам…»

— Кому — «вам»? Кто такие «вы»?

Голос опять был словно не мой. Опять у меня в отключившихся мозгах засел какой-то диверсант, который решил, что лучше не молчать и вообще — ему виднее, чем полуотрубившемуся куску мяса.

Майя махнула рукой, и, выйдя у меня из-за спины, мой провожатый поволок прочь оператора и репортера. Хм, а я ведь так и не рассмотрел их.

— Мы — «Чистота», Синдзи.

— Что?

«Майя — „Страж человеков“? Майя — „Убей еваподобных“? Черт, нет!»

— Ты слышал. Мы боремся за людей.

Я просто смотрел на нее. Это же как чума, должно быть что-то — какие знаки того, что она из них. Должны же быть, так? Да, любой человек — немножко скот, но убеждения «чистых» — это же нечто за гранью! Горящие лаборатории, взрывы в приютах для специалов, диверсии в колониях — и вот эти румяные щечки? Нет, нет, нет… Нет!

— Вы? — тихо спросил я. — Вы боретесь? Да еще и за людей? Это я…

— Нет, Синдзи, — твердо ответила она. — Ты всего лишь охотишься на беглых Ев. Мы же видим в них одновременно угрозу и испытание.

— «Устрани нечеловеческое, преодолей нечеловеческое», — процитировал я. — О да, Майя. Круто. Центр синтетических детских имплантатов был страшной угрозой. Похлеще чумы.

Меня душило от ярости. Я стоял в окружении террористов, стоял перед своей бывшей девушкой, а видел только новостные сюжеты и ядовито-желтые листовки. Наверное, до организма дошло, что убивать пока не будут, и все разворошенные запасы адреналина рванули слегка в другую сторону.