Страница 30 из 78
— Да ладно вам. Этой что, оставалось всего три дня? — недоверчиво спросила Аска. — И вы хотите, чтобы мы…
— Это «ноль-ноль», старлей. Вы никогда не видели таких, — сказала Акаги. — Они полнофункциональны до последней секунды срока существования.
Я вспомнил рывок Евы по карнизу. О да, функциональность на лицо.
— Значит, Аянами можно снимать с санкции, — сказала Аска, сдаваясь.
— Нет, — сказал я глухо. — У Аянами не было даже ранних признаков колец неделю назад.
«Неделя?» — я не верил сам себе. Прошла всего какая-то жалкая неделя. Или что-то около того.
Мне отчего-то представилось, как Рей сейчас угасает на диване, с альбомом фотографий в руках, и я понял, что в моих ощущениях она гибнет второй раз за этот день. Мне, словом, снова не хватило воздуха. «А ну-ка, хватит», — прикрикнул я на себя.
— Все верно. У Аянами нет ограничений по сроку функционирования.
Произнося эту ересь, Акаги с непроницаемым лицом потерла пальцем висок, глядя куда-то между мной и Аской — и, скорее всего, смотрела она именно что внутрь себя.
— Вы понимаете, что вы сейчас в присутствии сотрудников управления? — спросила немка, подобравшись: ее профиль хищно заострился, как у завидевшей добычу кошки. Крупной такой рыжей кошки. И я ее понимал — профессор сейчас фактически сболтнула, что инженеры «Ньюронетикс» нарушили первое правило производства Ев. Я понимал Аску — и одновременно ощущал неимоверное облегчение: наверное, так провожают взглядом пресловутый камень, который уже сброшен с души и сейчас летит — к чертовой матери, в тартарары, в гости к князю Яме…
— Да мне плевать, — вдруг сказала Акаги и оскалилась. — Чертова кукла директора изготовлена вот этими самими руками. И с нарушением всех правил. Всех ваших правил.
Это было на двенадцать полновесных баллов по Рихтеру.
Первая полоса новостного сайта: «Главный инженер „Ньюронетикс“: „Я создала человека“»… Нет, я хреновый журналист. Скорее, посвети она нас в подробности этого, ее имя появится в разделе некрологов того самого сайта. Потому как такие подставы в бизнесе обычно хорошо сочетаются с фразами типа: «трагически оборвалась жизнь…»
— И вы готовы подтвердить свои слова?
— Нет, Сорью, само собой, — улыбнулась Акаги. — Я могу позволить себе болтать что угодно — моя работа для Гендо важнее подмоченной репутации. Но суда я не переживу.
«Ученые все такие подорванные или только конструкторы Ев?»
— Простите, в таком случае я не понимаю, — решительно сказал я.
— И не надо. Вы слишком милый, Икари.
Я моргнул — она что, издевается? Вроде нет.
— А вам не кажется, что это покушение — звоночек? — поинтересовалась Аска неприятным тоном. — И вы уже можете быть не так уж важны?
Вот черт, я должен был понять первым! «Ты бы и понял, болван, если бы не забивал мозги синтетической красноглазкой…»
— Может быть.
Я невольно восхитился: ну и выдержка! Или блеф? Или все же выдержка?
— Так, может, в таком случае… — начала Аска вкрадчиво.
— Нет. Но… Как это там у вас говорят? Если я приму решение, то знаю, как вас найти.
Профессор жестом позвала свою свиту и кивнула нам обоим на прощание. Я смотрел, как уходила эта невысокая женщина по засыпанному мусором проходу. С подлокотника крайнего кресла свисал смешной полосатый шарф, брошенный кем-то впопыхах — и я не мог оторвать от него взгляда, прокручивая в уме разговор с Акаги. Я попал не просто в корпоративную игру, но в игру, где участвует корпорация безумцев, где есть копии моей незаконной соседки, где мои гребаные мозги просто текут от неимоверных откровений. Которые, черт побери, никогда не прозвучат в суде — просто потому что Акаги либо псих, либо ее шлепнут по дороге в суд. Либо ее шлепнут просто так, поскольку она уже где-то налажала.
А еще было воспоминание о запачканной кровью голубоватой седине и горле, пережатом спазмом.
— Синдзи. Ты сядешь сам, или мне тебя вырубить?
— А?
Аска грубо ухватила меня за плечо и толкнула к креслам. Подбежал кто-то из местных яйцеголовых, начал что-то горячо рассказывать, я его, кажется, послал, а потом его послала Аска, стало черно от копов — словом, все завертелось в привычном ключе.
Порой мне кажется, что я не могу работать блэйд раннером — меня ведь так просто выбить из колеи. Порой мне кажется, что я смог бы работать кем угодно, ведь мой язык и мое тело куда совершеннее мозгов. Как бы ни было противно это признавать. И не знаю, что там я думал, пока мозг пребывал в блаженной отключке от реальности, однако с органами дознания я разобрался — четко отвечал на все вопросы, демонстративно тер «отбитый» висок, и вообще — вел себя образцово и где-то даже показательно, так что мне козырнули даже напоследок.
Самокопания — самокопаниями, но я все же начал думать, пускай направление этих мыслей мне и не нравилось. Хотя бы потому, что мне стало так плохо от понимания, что Рей устранена — и никак не получалось списать это на шок, удивление и непонимание. «Она мертва» было мыслью сродни тому, давнему откровению, когда я понял, что убил человека — это как покрытая кислотой раскаленная шипастая кувалда, размазывающая во мне все и вся.
А что уж говорить об облегчении, которое я испытал, услышав объяснения профессора.
Собственно, именно с воспоминания о словах Акаги и начались действительно дельные мысли.
«Во-первых, откуда взялась эта дрянная реплика?»
Ее не было в списках на ликвидацию еще в полдень. С другой стороны, бардак во время шторма наверняка послужил одним из факторов бегства Евы, да и информация о побеге могла задержаться из-за капризов погоды. Возникает вопрос: откуда она удрала? Мутный, надо заметить, вопрос.
Я вынырнул в реальный мир, поерзал в кресле и вытянул ноги. На потолке была стилизованная под какой-то ренессанс люстра, слева кто-то бубнил, но разговор меня вроде бы не касался. Продолжим.
«Во-вторых, почему это вдруг беглянка решила убить…»
Вопрос за номером два я снял — понять логику умирающей реплики — задание не для средних умов. Лучше забить сразу.
К тому же тут есть снова тот самый фактор: если «Ньюронетикс» решил прикончить свою буйную сотрудницу руками Евы, то способ для этого избран, мягко говоря, избыточный. Особенно учитывая, что Акаги почти не показывается вне стен родной фирмы.
«В-третьих, как и откуда она пробралась сюда?»
А вот это стоит прояснить. Наверняка камеры наблюдения что-то зафиксировали. Даже если реплика воспользовалась «дырой» в системах слежения, то «пустышка» тоже будет результатом: останется изучить эти самые «дыры». Хоть какой-то шанс.
Я встал, отбрасывая следующий вопрос, который к работе отношения не имел, и осмотрелся. В зале поутихло, копы со стремянкой выковыривали мои и свои пули из лепнины, у дальней стены даже уже ковырялись уборщики, гудел пылесос, а еще куда-то пропала Аска.
«Найдется, не маленькая», — решил я и пошел к выходу.
Оборачиваться к заляпанному кровью подиуму не хотелось. Я запоздало вспомнил, что надо бы доложиться Кацураги, и на ходу нашарил в кармане мобильник.
— Да.
— Кэп, мы тут приложили…
— В курсе, Сорью отчиталась. Как голова?
«Дрянь рыжая, и это уже сообщила».
— Она на месте. Капитан, откуда взялась эта реплика?
— Не знаю. Аоба улетел в «Ньюронетикс» брать там всех за задницы, — недовольно сказала Кацураги. Я ее хорошо понимал: Ева, которую ухлопали еще до сообщения о бегстве, — это чертовски неприятный случай. Скверно попахивает.
— Ну, пока они пересчитают свои войска, я тут пороюсь. Есть мысли.
— Действуй. Да, еще кое-что.
— Да?
— Вышел новый манифест «Чистоты».
Я проглотил раздраженное «А оно меня гребет?» и помолчал в ожидании продолжения. К тому же, я шел по людному коридору. Странный тон, странное сообщение — лучше молчать и слушать.
— Там речь о том, что власти покрывают беглых Ев и внедряют среди людей, — задумчиво протянула капитан. — Есть намек на то, что Евы держат и нас за руки.